Виль Липатов - Игорь Саввович
– Пельмени поспели! – послышался из ничего, из пустоты голос. – Пельмени поспели!
Тоненький оранжевый лучик проник в непонятность, что-то высветлил, что-то, наоборот, спрятал в загустевшей темноте… Валентинов, навзрыд хохочущий в старорежимном кресле, Прончатов, умоляющий Игоря Саввовича держаться, Рита, пытающаяся вспомнить, было ли в ее жизни несчастье, управляющий Николаев, провожающий Игоря Саввовича глазами убийцы, профессор Баяндуров с его речами о сенсорном голоде. Соединялось, перемешивалось, рассоединялось, опять соединялось…
– Я часы умею починять! – неожиданно вскочив, запальчиво выкрикнул Игорь Саввович. – Я самый лучший часовщик в городе! Это признал даже знаменитый Матвей Ерофеевич. – Он вытянул руку, сложил пальцы фигой. – Он, ваш хваленый Матвей Ерофеевич, не мог починить «лонжин» академика Кузнецова, а я пришел к Матвею Ерофеевичу, посмотрел и – починил! Я вот что сделаю! – снизив голос, вкрадчиво, ссутулившись и прижав руки к туловищу, точно к чему-то подкрадывался, сказал Игорь Саввович. – Я вот что сделаю: брошу трест и стану часовым мастером. Знаете, сколько зарабатывает Матвей Ерофеевич? Минимум четыре сотни. А я? Да Игорь Гольцов – часовых дел гений – пять сотен возьмет, всегда возьмет. Ладушки!
Теплое и сильное, непонятное что-то навалилось, обрушилось на Игоря Саввовича. Покатился по столу, упал на пол и разбился фужер, послышался странный звук… Это Светлана бросилась Игорю Саввовичу на шею, начала быстро, горестно, умоляюще целовать его лицо, шею, плечи; жена целовала так, словно они сто лет не виделись, словно Игорь Саввович невредимым вернулся с войны или вышел из тюрьмы, будучи осужденным пожизненно. Забыв о родителях и старике, обо всем на свете, плача, Светлана говорила:
– Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо! Все будет хорошо, а плохо не будет, плохо не будет никогда, никогда. Я тебя спасу, я тебе помогу. Плохо не будет, все будет хорошо, очень хорошо!
Освободившись от объятий жены, ничего не поняв, Игорь Саввович внимательно, прищурив один глаз, точно в микроскоп, посмотрел на нее, пошатнулся, сел и уронил голову на стол, да так, что раздался сильный и глухой удар. Никто не успел испугаться, как послышался его восторженный голос:
– Вот какой лоб у Игоря Гольцова. Чугунный!
Стало тихо. Ветер улегся, припрятался, солнце уходило за кедр и сосны, голубовато-розовая дымка опускалась на землю, точно чад потухающего костра в ненастный день. Примолкли дневные птицы, озабоченные ночным устройством, и уже слышался голос одинокой ночной птахи. Запахи, как это всегда бывает на грани вечера и ночи, стали особенно резкими и яркими, такими насыщенными, точно хотели заменить солнечный свет.
– А я не плачу! – сквозь рыдания сказал Игорь Саввович в стол. – Я совсем не плачу… Я ухожу в часовые мастера…
Он проливал пьяные слезы, потому что весь мир – это теперь было ясно – ополчился против Игоря Саввовича Гольцова. Его не любят, не уважают, стараются отнять даже такое, чего он никогда не имел, но хотел иметь, чтобы узнать, что это такое. Жена его не любила и не уважала за то, что он спал с Ритой, главный инженер Валентинов – за то, что Гольцов против Коло-Юльского плота, управляющий Николаев – за то, что Игорь Саввович прописал сестру дворника, тесть Карцев – за то, что Игорь Саввович пользуется его высоким служебным положением, теща – за то, что он плохо обращается с ее дочерью, старик остяк – за то, что Игорь Саввович не взял ружье, Рита – за то, что он в постели сказал: «Пора спать!»
– Игорь, родной, милый, возьми себя в руки! Все хорошо, все отлично! Тебе станет легче. Ты выспишься, ты завтра будешь спокойным… Ты будешь здоровым. Все, все будет хорошо!
Он медленно поднял голову и мгновенно, как всякий очень пьяный человек, снова изменился – сделался злым, бледным, перекошенным.
– Что будет хорошо? – садистски медленно спросил Игорь Саввович. – В последний раз спрашиваю: что будет хорошо? – Слова душили, он хрипел от обилия слов. – Валентинов – знаменитость, Николаев – сволочь и карьерист, Прончатов – герой нашего времени, Савков – совесть и честь, а кто такой Игорь Саввович Гольцов? Хороший, плохой, умный, глупый? Отвечайте! Ну, отвечайте! Добрый, злой, смелый, трусливый? Ага, не знаете! – вопил он. – Не знаете! Так я вам скажу. Гольцов – никакой. Мыльный пузырь, арифмометр, приставка к Валентинову и письменному столу – вот что такое Гольцов. – Игорь Саввович театрально раскланялся. – Прошу любить и жаловать… Молчите? Ну конечно, вы люди воспитанные, деликатные, добрые. Ха-ха! Не верьте Гольцову! Он болтает… Болтает! Жена, где мои тапочки? Стоп! Я о другом… Да, да, я о другом! – Он качался. – Я о другом… Вы ничего не поймете и понять не мо-о-же-те! Надо быть ребенком, чтобы увидеть голого короля…
Старик Кульманаков крутил ошалело головой, теща замерла в дверях с дымящимися в больших мисках пельменями, Карцев рассматривал рисунок на скатерти, Светлана тихонько плакала, а с Игорем Саввовичем творилось то обычное, что происходит с человеком, когда он впервые за тридцать лет жизни принимает огромную порцию алкоголя и, отравившись, теряет человеческий облик. Игорь Саввович – новая перемена! – вдруг развеселился: заливисто и тонкоголосо хохотал, аплодировал самому себе, кланялся во все стороны, прижимал руку к сердцу. Он схватил плачущую Светлану в охапку, попытался танцевать с ней, но наступил сам себе на ногу и упал бы, если бы Светлана не удержала, а когда выровнялся, объявил, что хочет сделать серьезное заявление и при этом сатанински рассмеялся.
– Девушка, вы мне нравитесь! – страстно сказал он жене. – Разрешите вас проводить. Вы согласны? Спасибо! – Он встал на одно колено. – Я вас люблю! Примите мои поздравления. Что? Вы меня прокатите на автомобиле? Прекрасно! Вы сами водите автомобиль?.. Ах-ах!
Игорь Саввович сделался поразительно деятельным. В мгновение ока он совершил массу поступков: благодарственно пожал руку Карцеву, не узнавая тестя; облобызал тещу, чего никогда не делал; раскланялся со стариком, назвав его уважительно Эдуардом Эдуардовичем; одновременно с этим Игорь Саввович надел пиджак, затянул галстук и начал пятиться, изысканно улыбаясь, раскланиваясь и разговаривая на хорошем английском языке. Кончил он русским языком:
– Это вам сам Игорь Гольцов говорит, сэры, сам Игорь Гольцов! Ах, как жалко, что вы не умеете выговаривать мое отчество! Саввович, сэры, Саввович! Правильнее, конечно, сэры, говорить Саввич, но у Гольцовых говорят Саввович и только Саввович. Каприз, сэры, каприз!
В автомобиле Игорь Саввович продолжал ненасытную деятельность. Для начала он попросил Светлану, называя ее «девушкой», проехаться по главной улице города, чтобы посмотреть праздничную иллюминацию, а когда понял, что никакой иллюминации нет, потребовал, чтобы девушка развила скорость сто шестьдесят километров в час для проверки тормозов. Затем Игорь Саввович долго и пламенно уговаривал Светлану ехать на берег Роми – любоваться пароходами, лунной полосой на темной воде и самой луной.
– Надо, надо прикоснуться к природе, вечной и нетленной! – с пафосом говорил Игорь Саввович. – Почему люди не хотят понять, что природа облагораживает?.. Кстати, знаете, чем я занимаюсь? Уничтожаю природу… А почему мы не едем любоваться золотой полосой лунного света на темной реке?
Все окна автомобиля были открыты, салон продувался насквозь упругим прохладным воздухом, автомобиль двигался, и Игорь Саввович понемножку трезвел, хотя продолжал болтать чепуху, не обращая внимания на хохочущую над ним девушку, которой уже говорил «ты». На середине пути он неожиданно потребовал срочно остановить машину возле первой водоразборной колонки.
– Ты просто обязана, как гуманистка, как человек и женщина, напоить холодной водой умирающего от жажды…
Игорь Саввович прильнул губами к металлическому крану, пахнущему ржавчиной, пил так долго, что Светлана забеспокоилась, но он допил свое, а потом, хохоча и дико вскрикивая, подставил голову под ледяную струю. Мокрый, сел в машину и велел ехать дальше.
– Хотел бы я знать, – ворчливо спросил он, – почему мы не поехали смотреть лунную полосу на темной воде? А кстати, куда ты меня везешь?
– Домой.
– Домой? Это отличная идея!
За полтораста-двести метров от дома Светлана свернула в хорошо освещенный узкий переулок. С одной стороны вдоль узкого переулка стояли четыре гаража с разноокрашенными дверями – красной, зеленой, синей и желтой. Каменные, прочные, большие гаражи были совершенно одинаковыми, над каждым гаражом горела сильная электрическая лампочка в проволочной сетке.
– Приехали! – объявила Светлана. – Вот и приехали! Игорь, выйди, пожалуйста, я поставлю машину.
Игорь Саввович ловко и привычно быстро – ни разу не покачнувшись – выбрался из кабины, отойдя в сторону, принялся с деятельной дотошностью изучать переулок, в котором никогда не был и который ему понравился: казался веселым и уютным. Маленький такой, игрушечный, чистый. Не зная, как называется переулок, Игорь Саввович окрестил его Гаражным. Напротив гаражей на расстоянии ширины переулка стоял четырехэтажный дом всесоюзно распространенной архитектуры.
