Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!
Так уж повелось, что любой слух не живет в сомнении. Если в нем сомневаются, значит, скорая смерть ему. В слух надо верить. Верить истово, упорно и несмотря ни на что. А расставаться с таким будоражащим кровь и воображение слухом опакляпсинцам совсем не хотелось. Поэтому и не смущали их никакие возражения или встречные аргументы. Даже то, что Михаил на одну ночь возвращался в феврале к Таньке, казалось им пустой отговоркой — свидетелей-то нет. Правда, к отцу-то у опакляпсинцев никаких претензий и не было — он же ни при чем. Ему даже сочувствовали. Уехал мужик и на тебе, баба от черта понесла. Со всяким случиться может. К Таньке и собственно Кузе они испытывали гораздо более неприязненные чувства. И чем дальше, тем больше. Теперь любое известие о Кузе воспринималось ими как очередное подтверждение «антихристовой теории». В восемь с половиной месяцев Кузя начал ходить. Сразу пополз шепоток — вот оно! У всех дети как дети, дай бог в десять месяцев еле-еле ковылять начинают, а этот раз — и пошел. Непорядок. В год и два месяца Кузя начал говорить. Причем складно и внятно. И снова не понравилось это односельчанам. Где ж это видано, чтоб обыкновенный ребенок так рано говорить начал? А когда Кузя в полтора года читать начал, вообще возмутились. Стали вспоминать, кто когда читать научился, да только первый класс школы и вспомнили. Раньше-то никто не начинал. Танька, уставшая от этих бесконечных пересудов, принялась было просить мужа переехать куда-нибудь всей семьей, но Михаил только качал головой — на переезд деньги нужны, да и работа стабильная, а с маленьким ребенком куда ж переедешь?
Вызвала тогда Танька врача из райцентра — пусть посмотрит Кузю и вразумит односельчан. Врач приехал. Осмотрел ребенка. Ничего из ряда вон выходящего не обнаружил. Потрепал Кузю по голове и собрал чемоданчик. Михаил повел его к своей машине, на которой и привез из райцентра. У машины, однако, уже собралась толпа.
— Ну, чё? — крикнул кто-то.
— Да нормально все, — смущенно ответил врач.
— Чего ж нормального, если он, как супермен, блин, растет? Соску выплюнуть не успел, а уже туда же — ходит, говорит, книжки читает. Эдак он скоро в карты резаться начнет.
— Ну, до настоящих книжек там далековато, — рассмеялся врач. — Пока только азбуку и читает. А насчет ходить и говорить, так это по-разному бывает. В девять месяцев довольно много детей начинает ходить. Ну a этот чуть раньше. Да и говорить в полтора года некоторые уже могут. Нет, конечно, это немного необычно, но ничего сверхъестественного. Вот если бы он в два месяца ходить начал или в пол года говорить, тогда да.
— А ты нам не врешь? — сощурился Дегтярев.
— С чего это мне вам врать? — обиделся врач. — Ребенок здоровый. Никаких отклонений. По нынешним временам, можно даже сказать, на удивление здоровый.
— Вот! — закричал обрадованный Дегтярев. — На удивление! Значит, таких здоровых не бывает! А это значит что? Антихрист!
Толпа радостно загудела:
— Все больные, а он здоровый! Антихрист!
— Точно! Антихристы — они завсегда здоровые! Кто ж видал больного Антихриста?
Врач плюнул с досады и полез в машину.
Несмотря на столь яростное нежелание опакляпсинцев видеть в Кузе обычного ребенка, зерно сомнения в их души врач все же заронил. Слух слухом, но нужны были и более веские аргументы. Стали подкатывать к Таньке на предмет крещения Кузи.
— Чего ж не крестишь мальца? — спрашивали они ее.
— А чего мне его крестить? — огрызалась она. — Вы вон тоже некрещеные.
— Так то мы, — возражали опакляпсинцы. — Мы-то проверенные, можно сказать. С нас и спрос никакой.
— Ну вот и он проверенный. Его врач проверял.
— Что ж, крестить не будешь? — щурились те, ухмыляясь.
Испугавшись, что односельчане с их больной фантазией воспримут отказ от крещения как очередное подтверждение их теории, Танька сжала зубы.
— Ну хорошо. А где крестить-то? Вы ж сами церковь два года назад разобрали.
— Ты нам церковь в вину не ставь. Мы ж не по злобе или нарочно. Мы на дрова разобрали. Чтоб в лес не мотаться. И потом, зачем в нашу? Вон в Пригорках есть церковь. Хорошая. И поп там толковый. Когда не квасит, конечно.
Вечером Танька рассказала об этом предложении мужу. Тот пожал плечами.
— Ну, если отстанут после этого, можно и крестить. Хуже не будет.
В следующее воскресенье вся деревня рванула в Пригорки, чтобы посмотреть на Кузино крещение, кто пешком, кто на машине. По дороге вели жаркие споры. Одни утверждали, что Кузя как церковь увидит, так начнет рычать и плакать. Другие говорили, что Кузя рычать не будет, а просто в обморок хлопнется — кто ж будет ребенка в беспамятстве крестить? Третьи и вовсе считали, что в церковь-то Кузя, может, и зайдет, а вот крестить себя не даст — попа укусит или еще что натворит. В общем, полный разнобой.
Только в одной машине молчали и никаких разговоров не вели. Это была машина Михаила. Танька сидела впереди. Кузя сидел сзади. На нем была новая меховая курточка с капюшоном и теплые штаны. В руках он держал какой-то глянцевый журнал с полураздетой девицей на обложке и внимательно читал статью о самых популярных трендах сезона. Ничего из написанного он не понимал, но его больше забавляло то, как разные буквы складывались в слова, а те в свою очередь — в предложения.
У церкви в Пригорках тем временем уже собралась внушительная толпа — все прослышали, что сегодня Антихриста крестить будут. Некоторые ради такого события приехали даже из соседнего района. Вскоре появились и первые опакляпсинцы. На них тоже показывали пальцем, как будто они были антихристовой свитой, а те, видя такое внимание, отвечали гордыми взглядами — да, мол, наш Антихрист и всё тут. Наконец, появилась и машина Михаила. По толпе прошелестел шепот: «Вот он! Едет».
Михаил, еще издали заметивший это столпотворение и смущенный таким ажиотажем, начал в душе корить себя за то, что пошел на поводу у жены. Он обернулся на сына — тот бросил журнал и теперь стоял на коленках, в радостном возбуждении вертя головой.
«Ладно, — подумал Михаил, — бог с ним. Кузьке заместо развлечения будет».
Толпа тем временем в едином порыве вытянула шеи, стараясь ничего не пропустить.
— Да где Антихрист-то? — шумели одни.
— Да вон он, — показывали вторые на машину Михаила.
— Ишь ты, точно Антихрист, — восхищенно говорили первые. — Небритый, нечесаный.
— Да это отец Антихристов! — возмущались вторые. — Вы назад смотрите.
А в заднем стекле виднелось веселое и удивленное личико Кузи — столько людей он никогда не видел.
— Много теть и дядь, — лаконично прокомментировал он увиденное.
— Это точно, — хмуро ответил папа.
Наконец, Михаил затормозил и суетливо вылез из машины. Танька поспешно выскочила со своей стороны и открыла заднюю дверцу. Вытащила маленького Кузю, который нетвердо встал на ноги и расплылся в счастливой улыбке. Толпа тут же притихла и стала усиленно креститься.
— Ишь ты, лыбится, дитя чертово, — пробурчала какая-то бабка.
— Точно, — поддержало ее несколько голосов. — Обычно-то плачут, боятся, а этому хоть бы хны. Не иначе как папаша его рогатый где-то рядом. Подбадривает сынка-то сваво.
Михаил с женой двигались быстро, почти бежали — Кузя, которого они держали за руки, буквально летел следом, перебирая своими маленькими ножками в воздухе.
По мере приближения к церкви толпа становилась все гуще и даже стала слегка напирать — каждому хотелось рассмотреть Антихриста поближе. При этом совсем приближаться к Кузе боялись: вдруг укусит или скажет какую-нибудь дрянь загробным голосом, потом ночей спать не будешь. Но задние ряды всё напирали и напирали, и передние были вынуждены почти вплотную окружить семью. Михаилу это, наконец, надоело, и он остановился. Остановились и Танька с Кузей. Михаил окинул толпу вопросительным взглядом, и та, постыдившись собственного любопытства, притихла и расступилась, создав семье свободный коридор до самого крыльца церкви. Подобно Моисею, проведшему свой народ через расступившееся Красное море, Михаил двинулся сквозь толпу, крепко держа за руку жену и сына. Танька тем временем достала платок и быстрыми суетливыми движениями повязала его себе на голову. При этом глаза она не поднимала, словно делала что-то то ли противозаконное, то ли богопротивное.
Настроения в толпе, однако, от этой остановки нисколько не изменились.
— У-у, нечистая, — неслось вслед Кузе, который с удивлением рассматривал перекошенные лица собравшихся.
— Сгинь, Сатана! — крикнула какая-то бабка и упала без чувств. Правда, упала она очень аккуратно, успев подложить себе под голову пакет с хлебом. В толпе ахнули, но тут же переключили свое внимание на Кузю. Заметив, что интерес к ней потерян, бабка быстро вскочила на ноги и отряхнулась.
