Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
2 октября 1987 г. Гараж.
Жив Горбачёв! Никакой кишечной палочки. Вчера вручал Мурманску орден Ленина. Показывали его встречу с портовиками. Осилил он кишечную палочку или выздоровел после покушения? Вот тебе и гласность.
Докеры сидели и стояли на высоких штабелях труб, а генсек, остановившись поодаль в окружении свиты, говорил с ними, задирая голову, о перестройке. Напоминало басню о вороне и лисице. Говорил долго, и Максим, который сидел у меня на коленях, сказал:
— Это как в передаче «Вокруг смеха». Всё одно и то же.
И стал мне пересказывать юмореску про раков, суть которой в постоянном повторении одних и тех же фраз, но с разными интонациями: «А вчера были большие раки, но по пять рублей. А сегодня маленькие, зато по два. А вчера по пять, но большие. Очень большие. Но зато вчера. А сегодня маленькие. Но зато сегодня». И т. д. У Максима хорошо получается этот пересказ.
4 октября 1987 г. Зеленогорск.
Поздний вечер. В машинке 74-я страница «Записок шута». Уже четвертая редакция! Перестройка с каждым днем подъедает былую остроту моей повести. Первая редакция была таким «непроходняком», что я опасался ее изъятия. Прочитавшие только хмыкали. А сейчас, сколько ни тянешь ее — не дотягиваешь до остроты газет и телевидения. Обидно.
Вывод: надо писать о вечном, а не сиюминутном.
29 октября 1987 г. Ленинград, дома.
Уехал с дачи. Приходишь с суточного дежурства — дом выстыл. Вместо того чтобы сесть за машинку, полдня топишь печку.
Тесть в больнице с подозрением на инфаркт. Вчера вырвал Максиму шатающийся зуб. Максим помыл его и спрятал в карман. Сказал, что поменяет его на что-нибудь в детском саду.
Комиссии по работе с молодыми авторами выделила мне льготную путевку на 24 дня в Дом творчества писателей, в Комарово. Завтра надо выкупить в Литфонде — 77 руб. 50 коп.
Поеду заканчивать «Шута». В «Советском писателе» лежит моя заявка на книгу прозы.
Если закончу, буду писать новую повесть (или роман?) «Игра по-крупному». Знаю, о чем.
2 ноября 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Сторож Юра Уставщиков, пятидесяти восьми лет, служивший на флоте в конце сороковых — начале пятидесятых, изумительно хорошо помнит фамилии своих командиров и названия кораблей. Эсминцы: «Жаркий», «Живучий», «Жгучий». Эсминец «Жгучий», 1913 года постройки, был после войны возвращен американцам, как полученный по ленд-лизу. Американцы завели за Кильдин полностью укомплектованный и покрашенный перед сдачей корабль и открыли кингстоны.
Выслушав рассказ шофера об уничтоженном в Белоруссии урожае картошки (последствия Чернобыля), Юра сказал:
— Раньше жили без атома, и всё нормально было, на всех дров и угля хватало — в хатах тепло было. А сейчас атом есть, а сплю под тремя одеялами!
В зиму 1941-го Юра спасся от блокадного голода тем, что ездил с приятелем на совхозные поля около Красненького кладбища и выкапывал из-под снега свекольную ботву, оставшуюся с осени. Варили, ели. И мать спас той ботвой.
В сорок втором его эвакуировали в Казахстан, работал на ферме по выращиванию кобылиц. Кумыс для санаториев. Ел и пил вволю.
У старого казаха, в доме которого Юра жил, стоял в чулане чемодан с деньгами. Юра с его младшим сыном тягали оттуда денежки. Верхние пачки были помечены маленькими карандашными крестиками, и они брали снизу. Потом обман раскрылся, и казах выпорол плетью сына. Юру не тронул, но отселил обоих в хлев и запретил входить в дом. Сын исхудал и заболел на нервной почве. Отец простил его нескоро.
4 ноября 1987 г. Дом творчества «Комарово».
Первый день в Доме творчества. Напечатал шесть страниц «Шута». В номере напротив — Валера Суров. Пили кофе. Просторный номер, тишина. Большой стол, диван, кровать, торшер, холодильник, тумбочка. Огромные окна с такой форточкой, что вор с мешком пролезет, не зацепившись шляпой-сомбреро. Хорошо.
8 ноября 1987 г. Комарово.
70 лет Октябрьской революции. Ездил в город, ходили на салют. Народу — тьма. Движение на Невском остановлено. После салюта зашли с детьми на Дворцовую площадь — она в свете мощных армейских прожекторов. Почти не было пьяных. Шли до Садовой улицы, дурачились и кричали лозунги:
— Слава теоретику анархизма Бакунину! Ур-р-а!
— Слава князю-анархисту Кропоткину! Ур-р-а!
Мы с Максимкой кричали: «Слава перестройке!» и «Да здравствует перестройка!».
Максим даже охрип, бедняга. Молодежь веселилась на славу. И откуда что бралось?
— Да здравствуют Советские вооруженные силы, самые вооруженные силы в мире!
— Да здравствуют советские микросхемы, самые крупные микросхемы в мире!
— Слава советским хлебобулочным изделиям! (Когда проходили мимо булочной).
— Слава советскому ремонту обуви!
— Да здравствуют советские бюрократы!
Я крикнул: «Да здравствуют советские неформалы — пружина перестройки! Ур-р-а!» Хотел еще крикнуть: «Позор советским проституткам! Ура!», но Ольга запретила.
Народ раскован, весел, полон энергии — раньше такого не было.
Мощным ветром из метро у меня с головы сорвало кепочку — она улетела в толпу. Хорошая была кепочка…
15 ноября 1987 г. Дом творчества «Комарово».
Суров познакомил с писателями: Валерием Прохватиловым, Владимиром Насущенко, поэтессой Аллой Володимировой, поэтом Дмитрием Толстобой.
Дал им почитать свою повесть и рассказы. Одобрили, приняли в свой круг. После ужина сидим, трендим за кофе или чаем в большом номере Сурова.
«Если бы народ не покупал телевизоры, нам бы стали раздавать их бесплатно», — изрек бывший судовой механик Насущенко. Я с ним согласился.
Прохватилов: «В пишущей машинке не было буквы „д“. Тексты получались такие: „Уважаемый товарищ реактор!“, „На ваше реакционное заключение…“»
Пытаюсь бегать по утрам. Идут дождики, у залива ветрено и неспокойно. Пахнет тиной, и влажно хрустят обломки тростника. Ни души. Свет в номерах зажигаем часа в два.
Прохватилов рассказывал про КГГ (Клуб Глеба Горбовского), и пагубное участие в нем Александра Житинского. Хороший поэт Глеб Горбовский, автор блатной песенки «Когда качаются фонарики ночные», хулиганивший и скитавшийся в детстве, сильно пивший в молодости, организовал клуб писателей-алкоголиков, чтобы уберечь их от наущений дьявола. В клуб мог прийти любой член СП, решивший завязать с выпивкой. И вот заглянул однажды А. Житинский, шатавшийся по Комарову с похмелья. Посидел, послушал правильные и проникновенные речи, покивал, заскучал и смылся в магазин. Выпил, настроение поднялось, стал колбаситься под окнами, пел песни, заигрывал с девушками. Горбовский демонстративно прикрыл форточку своего номера, где заседал клуб трезвых писателей. Народ стал ерзать и сваливать с заседания, примыкая к гусарившему. Потом А. Ж. присел на лекцию литературоведа В. Д. Мануйлова о Сергее Есенине, которую тот читал шахтерам с первого этажа.
— Вот именно — гениальный! — соглашался он с Мануйловым, ставя в воздухе восклицательный знак. А потом запел «Клен ты мой опавший». Шахтеры дружно подхватили, подпел и Мануйлов. Шахтеры долго не отпускали А. Ж. из своей компании, сокрушаясь, что так поздно познакомились с настоящим писателем.
18 ноября 1987 г. Комарово. Дом творчества.
Закончил «Записки шута»! Получилось 222 страницы. Гора с плеч!
Б. Ельцин — первый секретарь Московского горкома партии — подал в отставку. И сказал на пленуме, что перестройка ничего не дает простому народу. В Комарове только об этом и разговоров. Не слышно треска машинок в номерах, все кучкуются и обсуждают новость.
8 декабря 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Вчера сдал в «Советский писатель» рукопись книги, назвав ее «Записки шута». В ней три повести: «Феномен Крикушина», «Мы строим дом» и «Записки шута», объем 26 авторских листов.
И как камень с плеч свалился. Работал по четырнадцать часов в сутки — вставал из-за стола только, чтобы сходить в туалет и перекусить. Сдал!
Впереди внутренние рецензии, редакционное заключение и т. п.
12 декабря 1987 г. Дома.
Снилась сегодня мама, она умирала, я обещал стать писателем и написать о нашей семье. Умирала она в Зеленогорске, но не скоропостижно, а с капельницей, поставленной у кровати, и в новом доме. Снился потом отец — не помню как. Еще снился брат Володя.
Трое умерших пришли ночью к моему изголовью — к чему бы это?
Странный сон, и впечатление от него грустно-тяжелое.
31 декабря 1987 г. Дома.
Новый год справляем дома. Привез шампанское, которое сейчас в дефиците, большие красные яблоки, апельсины.
Перечитываю «Сказание о Юзасе» Балтушиса. Сильная вещь. Она нужна мне для задуманного романа.
