Альфред Кох - Отходняк после ящика водки
Не только я, но и другие журналисты удивлялись чудесному явлению. Я вслух поразмышлял о том, что неплохо было бы построить на экваторе сортир, состоящий из трех отделений, и разгружаться в нем порционно, переходя с полушария на полушарие и наблюдая за изменением направления вращения жидкости в писсуаре. Случившаяся при этом журналистка Маша Макеева, которая брала интервью у самого Горбачева, пожалела о том, что аттракцион возможен только в мужском туалете. Я же, поразмыслив, опроверг ее: дамам можно выдавать кассету с видеозаписью процесса, как это делают на американских горках или банджи.
ИХ НРАВЫСпрашиваю официанток:
– Где тут у вас сортир?
– На втором этаже.
– Боюсь, не донесу! – даю я простую шутку.
– А ты ластами-то шевели. Тогда поспеешь.
И все это без хамства, как бывало у нас при совке, а мило, по-товарищески, на равных. Ну что тут сказать – демократия шагает семимильными шагами.
Второй случай.
– А есть у вас тут нормальные телки? – спрашиваю официанта. Вопрос риторический, при размахе СПИДа в Африке-то… Но это так, просто шутка.
– Да до хера, – отвечает парень. – Только с условием: меняем на ваших.
Я расхохотался. С нами за столом были, кстати, две русские журналистки.
– Что, что он сказал? Ты чего ржешь?
– Не вздумай им сказать, – умолял меня официант. – Некрасиво как-то…
То есть он все понимает. Но смолчать не может. А публику развлек, что неплохо.
Или подзываешь официантку, которая к столу давненько не подходила и к ней накопились вопросы. Зовешь, значит, ее, а она походя так отвечает:
– Ага, прям щас!
Вспоминается молодость… Что-то есть в этом трогательное.
Население уж совсем забыло старые времена и расслабилось, и белый человек ему не указ и вообще никто. В буфете аэропорта встал я в очередь, взять пива, и вот уж я диктую заказ. Но не тут-то было – местные со всех сторон тянут свои мятые бумажки, и бармен не видит меня насквозь, а у кого-то из них спрашивает, чего надо. Я на них всех злобно наорал. До драки не дошло, и пера в бок я не получил – они как-то лениво отстали, а один так даже артистично изобразил виноватую улыбку, с издевкой. Дали мне пива без очереди – после того как я в этой очереди отстоял. Может, это у них проявление патриотизма и здоровой расовой солидарности, которую никто не отменял, даже после всех сладких лживых разговоров о равенстве рас…
Беседую с менеджером отеля – для меня его ответы важны, потому что он, с одной стороны, полностью местный, а с другой – много времени проводит с белыми и может на своих братьев негров посмотреть хоть сколько-то со стороны.
– Вот у меня есть теория, – говорю, – о том, что у каждой нации – свой возраст, который и определяет поведение большинства людей этого народа. К примеру, швейцарцам – семьдесят, немцам – тридцать, русским – пятнадцать. А вашим сколько?
– Девять-десять, – был мне ответ.
Я был ему благодарен за правду. С его оценкой я в принципе согласился. Но один русский, случившийся при нашей беседе, сказал:
– Выдают желаемое за действительное. На самом деле три-четыре года их возраст.
А вот с чем им повезло, так это с адекватной попсой. Они крутят музыку главным образом черную. И кино крутят тоже с черными в главных ролях. Благо выбор большой, столько этого добра идет из Штатов! Вот свезло ребятам так свезло!
Там раздражает дикая назойливость, с которой попрошайки и продавцы пристают к интуристам. Это чисто «третий мир», где арабы, индусы и, конечно, африканцы.
Вот навязывает свои услуги продавец откровенно левого курева, коробки клеили где-то в соседнем сарае.
– Я не курю.
– Да я тебе дам такую цену, что ты закуришь! Будет смысл! – Это на базаре в Момбасе.
А другой ходит по пляжу, по линии прибоя – к отелю таких не подпускают близко – и предлагает девок.
– Вали, вали отседа.
– Боишься СПИДа? Не вопрос. Щас приведу свою сестру, она красавица, ей 20 лет – забирай ее на ночь за 50 долларов.
50 – это значит, что он ее отдаст за 25.
(Лирическое отступление в тему. Один из нас пошел в публичный дом… Девки там замечательные, премиальные, – но смутила его такая деталь. У самой раскрасавицы, которая открыла ему дверь, на руке была бинтовая повязка, из-под которой торчал катетер; то есть она, значит, лежит под капельницей, а как придет клиент – вскакивает и работает.)
Великое дело – независимость! На острове Реюньон, который стонет под игом французского империализма, никакие нищие за мной не бегали и сестер не предлагали. Им и так было на что жить благодаря французским подачкам в виде пособий и бесплатной медицины… На Реюньоне провели референдум – а не провозгласить ли суверенитет? Большинство эту идею зарубило и не жалеет… Тонкий вопрос. Мне действительно интересно, что ответили бы русские на аналогичный вопрос. Если б было разрешено его задать.
Как-то мы с художником Бильжо зашли в магазин, где торгуют всякой ерундой для туристов. Он купил там наряд воина-масая, ну и разговорились.
– Вы откуда? Из России? Да-да, знаю, – оживилась дама. – Нам, африканцам, очень интересна ваша история. Вы же тоже сражались за независимость.
– Ну-ка, ну-ка, давайте поподробней.
– Я все знаю. Ключевой момент той борьбы – Бостонское чаепитие.
– Очень интересно! – Мы стараемся не рассмеяться и делаем каменные лица. Нам это легко удается. Я репортер, он психиатр – столько бреда уже выслушали в рабочее время от клиентов и пациентов, нам не привыкать. Мы еще тетку подначиваем: – Вы бы не могли подробней рассказать про то, как африканцам видится участие русских в Бостонском чаепитии?
– Ну, на самом деле, как известно, это не было собственно чаепитием. Суть была в том, что американцы заставляли русских работать на себя, а кто не подчинялся, тех ссылали в Сибирь. А еще американцы хотели приучить русских к чаю, но вы упорно продолжали вместо чая употреблять…
– …да-да, вместо чая у нас все больше… – Ну хоть что-то она запомнила правильно?
– …как известно, опиум.
– Продолжайте, пожалуйста.
Она продолжает с довольным видом – вот представился же случай блеснуть эрудицией!
– И потом еще нацисты хотели поучаствовать в колонизации России. Но русские начали борьбу и избавились от колониальной зависимости и от американцев, и от нацистов. В общем, в истории Кении и России много общего, с той только разницей, что мы были колонией Британии, а вы – Америки…
В каком-то из магазинов мне предлагали видео. Обычные голливудские фильмы на английском, судя по бедным обложкам, растиражированные в местных трущобах. Цена – почему-то десять долларов.
– Вы с ума сошли! На Манхэттене, на Фултон-стрит, на правой стороне, если идти от бывших башен-близнецов, такие же, как вы, негры, только с американскими паспортами, продают это же кино за четыре доллара! Да хотите, я вам из Москвы буду за те же четыре доллара присылать, а вы тут будете впаривать по десять? – сказал я, чтоб они отвязались, и пошел осматривать сувениры в лавке. Вы будете смеяться, но один из ларечников догнал меня и вручил бумажку со своим адресом и телефоном… Он всерьез мне предлагал учредить с ним СП! Довольно трогательно…
Я заезжал там в такие места, где не брал телефон. Вот мобильной связи легко может не быть в глубине дикой природы, а пандусы есть везде. И полно инвалидов на колясках, им тоже интересно посмотреть на экзотику. Дикие африканские дебри – это ж не Москва, которая вся устроена для молодых, здоровых, богатых…
И такое тонкое впечатление. Вот в аэропорту черная из типично местных, с крутым задком, идет к стойке регистрации. Бедная обездоленная девушка, которая на последние деньги слетала в Момбасу на пляж и теперь возвращается в свои нищие трущобы… Однако же стоп! Она вдруг выкладывает на стойку не что иное, как синий паспорт USA, – и тем смазывает, сбивает картинку. Не надо жалеть сироту! Она сама еще кого хочешь пожалеет. Или разбомбит, по настроению. Что твоя Кондолиза…
ЗВЕРИЗвери – это важнейшая в Африке вещь; если б не они, то кто б туда летал? Кому интересна пустая растительность? Ну дачникам разве каким-нибудь. Вот можно два часа смотреть не отрываясь, как обедает львиная семья. Вроде они жрут себе мясо, и все. Но какие при этом живописные жесты, и убийственные гримасы, и удивительные звуки! Это вызывает у зрителей, включая меня, неподдельный восторг.
Львы обедают антилопой… Когда это видишь с близи, то возникает чувство не то что счастья – такого, пожалуй, все-таки нет, – но большой удачи, огромной! Антилопу не жалко, такая ее судьба и такое назначение в жизни. Чего не хватает, так это разве что возможности в каком-то бронекостюме подползти к львам и, распихивая их и рыча дурным голосом, отгрызть от антилопы порцию карпаччо.
Это не просто красота ситуации. Важно то, что ты подсматриваешь за, не побоюсь этого слова, таинством. К такому делу, как ужин львиной семьи, обычно не пускают свидетелей. Не то что не пускают, их даже вообще съедают. А тут ты стоишь себе в машине и, высунувшись из люка, смотришь на семейную трапезу экзотических существ, дикой причем красоты – это я про льва с его марксистской гривой и получеловеческими-полузвериными чертами лица. Но и это, думаю, еще не все. Я записывал это все на другое утро после зрелища и все еще чувствовал в себе некое подобие, послевкусие священного ужаса. Мне не верилось, что я там был и видел это своими глазами. Мне самому наутро это казалось нереальным!
