Джон Грин - В поисках Аляски
— Ну что, уроки-и поделаем?
В первый день семестра нам еще почти ничего не задали, но она стала читать текст по английскому. А я взял с полки Лариной соседки биографию аргентинского революционера Че Гевары — стену украшал постер с его портретом. И лег рядом с ней на нижний этаж кровати. Я начал с конца: я иногда так делаю, когда не планирую читать всю биографию целиком, — и без особого труда отыскал предсмертное высказывание. Когда его взяли в плен боливийцы, Че Гевара сказал: «Ну, стреляй, трус. Всего лишь человека убьешь». Я вспомнил последние слова Симона Боливара из романа Маркеса: «Как же я выйду из этого лабиринта?!» Похоже, у этих революционеров из Южной Америки прирожденная способность умирать. Я зачитал цитату Ларе. Она повернулась на бок и положила голову мне на грудь:
— Почему ты так и-интересуешься предсмертными словами-и?
Как ни странно, я о причинах никогда не задумывался.
— Не знаю, — ответил я, положив руку ей на поясницу. — Иногда они просто забавные. Например, когда шла Гражданская война, генерал Седжвик сказал вот что: «С такого расстояния они даже слона не подстре…», и тут в него попали. — Лара рассмеялась. — Но часто в смерти людей можно увидеть их жизнь. Последние слова показывают, что это за человек был при жизни, почему он прославился настолько, что кто-то записал его биографию. Понятно я говорю?
— Да, — сказала она.
— Да? Просто «да»?
— Да, — повторила Лара и продолжила чтение.
Я не знал, как с ней разговаривать. Эта попытка меня расстроила, так что через некоторое время я встал.
И поцеловал ее на прощание. Хоть это я сделать мог.
У себя в комнате я застал Аляску с Полковником, и мы пошли к мосту, где я снова поведал свой катастрофический опыт фелляции в мельчайших подробностях.
— Не могу поверить, что она у тебя дважды за день взяла, — сказал Полковник.
— По сути, один раз. На самом деле один, — поправила Аляска.
— Да все равно. Ну… Все равно. Толстячку на дудочке поиграли.
— Бедный Полковник, — сказала Аляска с жалостливой улыбкой. — Я бы сделала тебе минет из сострадания, но я все же слишком привязана к Джейку.
— Ужас какой, — сказал Полковник, — тебе только с Толстячком полагается флиртовать.
— Но у Толстячка теперь есть па-адру-ужка! — И она засмеялась.
Вечером мы с Полковником пошли в комнату Аляски — отметить успех «Ночи в сарае». Она с Полковником последние пару дней только и праздновала, а у меня сил взбираться на «Земляничный холм» не было, поэтому я просто сидел и жевал крендельки, пока они пили вино из бумажных стаканчиков с цветочками.
— Мы уже не из бутылки хлещем, — отметил Полковник. — Серьезными людьми становимся.
— Это старинный южный алкоконкурс, — ответила Аляска. — Мы сегодня устроим Толстячку вечер из жизни настоящих реднеков: будем пить по стаканчику, один за другим, пока слабак не упадет.
Именно так они и сделали, поднявшись только в 23:00 выключить свет — чтобы Орел не прилетел. Они немного болтали, но в основном пили, я как-то отключился от разговора и принялся в темноте разглядывать корешки книг из «Библиотеки жизни Аляски». Даже после мини-потопа, из-за которого она потеряла какую-то часть своей коллекции, я мог бы одни названия читать до утра. На одну из стопок она необдуманно поставила пластиковую вазу с солидным букетом белых тюльпанов, и я поинтересовался, откуда они, а она мимоходом ответила: «У нас с Джейком годовщина»; подробностями на эту тему я решил не интересоваться и продолжил изучать корешки, думая о том, что мне делать со знанием последних слов Эдгара Алана По (к вашему сведению: «Господи, спаси мою бедную душу»), и вдруг мое внимание привлекли слова Аляски:
— Толстячок нас даже не слушает.
А я возразил:
— Слушаю.
— Мы говорили про игру «Правда или действие». Она для семиклассников или до сих пор годится?
— Я не играл ни разу, — признался я. — У меня в седьмом классе друзей не было.
— Тогда решено! — прокричала она несколько громковато, если учесть поздний час, да еще и тот факт, что она в открытую пила вино в собственной комнате. — Правда или действие!
— Хорошо, — согласился я, — только с Полковником я обниматься не буду.
Полковник сидел в углу, скрючившись:
— Я тоже не могу обниматься. Слишком напился.
И Аляска начала:
— Толстяк, правда или действие?
— Действие.
— Возьми меня.
И я повиновался.
Вот так сразу. Я нервно рассмеялся, а Аляска приблизилась ко мне, наклонила голову, и мы поцеловались. Между нами — ноль слоев ткани. Наши языки, танцуя, перемещались то в мой рот, то в ее, пока не осталось ни моего рта, ни ее рта — они сплелись в один общий рот. Вкус сигарет, «Маунтин дью», вина и бальзама для губ. Она коснулась рукой моего лица, провела нежными пальцами по подбородку. Мы опустились на кровать, не переставая целоваться, Аляска сверху, а я начал двигаться, лежа под ней. На миг я отстранился и спросил: «Что тут происходит?», а она прижала палец к собственным губам, и мы продолжили целоваться. Потом она схватила мою руку и положила ее себе на живот. Я осторожно перевернул ее и лег сверху, ощутив рукой плавный изгиб ее спины.
Я снова отстранился:
— А Лара? А Джейк? — Но Аляска снова сказала «тсс…».
— Языком болтай поменьше, а губами побольше, — велела она, и я старался, как мог. Я думал, что язык — главное, но она была экспертом в этом деле.
— Боже, — вдруг довольно громко сказал Полковник. — Как эта тварь, драма, любит разворачиваться по ночам.
Но мы не стали обращать на него внимание. Аляска передвинула мою руку с талии на грудь, и я принялся осторожно ее ощупывать, медленно запустив пальцы под майку, но все же поверх лифчика, сначала я просто осторожно провел рукой, а потом сложил руку чашечкой и тихонько сжал.
— Это у тебя хорошо получается, — прошептала она, не отрываясь от меня губами. Мы двигались вместе, я лежал у нее между ног.
— Так прикольно, — снова прошептала Аляска, — но я жутко спать хочу. Продолжим потом?
Она снова меня поцеловала, я изо всех сил старался продлить этот поцелуй, а потом она выбралась из-под меня, положила мне голову на грудь и немедленно заснула.
Секса у нас не было. Мы даже не разделись. Я не касался ее груди без лифчика, а ее руки не опускались ниже моих бедер. Но это было не важно. Она уснула, а я прошептал:
— Я люблю тебя, Аляска Янг.
Когда я сам был на грани сна, заговорил Полковник:
— Чувак, ты что, только что лапал Аляску?
— Да.
— Это плохо кончится, — сказал он сам себе.
А потом я заснул. Глубоким сном, сохранив на языке ее вкус, — таким сном, который практически не дает отдыха, но от которого не менее тяжело проснуться. А потом я услышал, как звонит телефон. Кажется. И по-моему, хотя я не знаю наверняка, Аляска встала. Мне кажется, я слышал, как она вышла. По-моему. И как долго ее не было — узнать нельзя.
Но и я, и Полковник проснулись, когда она вернулась, когда бы это ни произошло, потому что Аляска со всех сил шарахнула дверью. Она рыдала, как и тогда, на утро после Дня благодарения, только еще сильнее.
— Мне надо уехать! — крикнула она.
— Что случилось? — спросил я.
— Я забыла! Господи, ну сколько можно быть таким говном? — сказала она. Я даже не успел задуматься о том, что именно она забыла, потому что она снова закричала: — МНЕ НАДО УЕХАТЬ! ПОМОГИТЕ МНЕ!
— Куда?
Она села, опустила голову на колени, рыдая:
— Пожалуйста, отвлеките Орла, чтобы я могла уехать. Прошу вас.
Я и Полковник, одновременно, одинаково повинные, сказали:
— Ладно.
— Только фары не включай, — предупредил он. — Веди очень медленно и не включай фары. Ты точно в состоянии?
— Черт! — выругалась Аляска. — Просто возьмите Орла на себя. — Она рыдала чуть не в голос, как ребенок. — Господи, прости меня.
— Так, — ответил Полковник, — заводи машину, когда начнется вторая.
И мы пошли.
Мы не сказали: Не садись за руль — ты пьяная.
Мы не сказали: Ты слишком расстроена, в машину мы тебя в таком состоянии не отпустим.
Мы не сказали: Мы поедем с тобой, и никак иначе.
Мы не сказали: До завтра подождет. Все что угодно — абсолютно что угодно — подождет.
Мы пошли в ванную и достали из-под раковины три оставшиеся связки петард, а потом побежали к дому Орла. Хотя и не были уверены, что второй раз сработает.
Но сработало вполне. Орел выскочил из дома, как только загремела первая связка петард — наверное, он нас поджидал, — мы бросились в лес и завели его довольно глубоко, он точно не мог услышать машину. Потом мы повернули обратно, перебрались через ручей, чтобы побыстрее, забрались в сорок третью через окно и заснули сном младенца.
