Эмма Донохью - Чудо
– Она умерла?
– Не умерла, – усмехнулась Китти. – Разве любящий Сын не избавил Ее от этого?
С этим существом невозможно разговаривать. Кивнув, Либ повернула в сторону деревни.
Либ шла к пабу в предутренних сумерках. Низко над горизонтом висела обгрызенная луна. Перед тем как подняться к себе в комнату над лавкой, она не забыла попросить Мэгги оставить ей завтрак.
Либ проснулась в девять. Сон успел одурманить ее, но голова так и не прояснилась. По крыше барабанил дождь, словно это были пальцы слепца.
В столовой никаких признаков Уильяма Берна. Уже уехал в Дублин, что ли? Хотя и упрашивал Либ разузнать о возможном участии священника в обмане.
Горничная принесла ей холодные лепешки. Испеченные – как определила Либ по тонкой корочке – прямо на углях. Неужели ирландцы ненавидят еду? Она подумала, что позже спросит об этом журналиста, но потом поняла, что вопрос прозвучит дико.
Либ стала думать об Анне О’Доннелл, которая на пятый день проснулась еще более голодной. Ей вдруг сделалось нехорошо, и она, отодвинув тарелку, пошла к себе.
Несколько часов кряду Либ читала сборник разных очерков, но в памяти ничего не удерживалось.
Не обращая внимания на дождь, барабанящий по ее зонту, Либ отправилась по переулку, отходящему от паба, – лишь бы выбраться на улицу. В поле ей повстречались несколько грустных коров. По мере того как Либ шла к единственной возвышенности, «киту» Анны – длинной гряде с одной остроконечной верхушкой, – почва становилась все более скудной. Тропинка, по которой она шла, в конце концов пропала в болоте. Либ старалась выбирать более высокие, сухие на вид участки, покрытые фиолетовым вереском. Краем глаза она заметила какое-то движение – заяц? Видны были углубления, заполненные жижей, напоминающей горячий шоколад, другие мерцали темной водой.
Чтобы не промочить ботинки, Либ прыгала с одной кочки на другую. Время от времени она опускала зонтик острием вниз и тыкала им в землю, чтобы проверить, насколько она твердая. Какое-то время Либ шла вдоль широкой полосы осоки, хотя ее беспокоили звуки журчащей внизу воды – возможно, подземный ручей. Неужели вся почва здесь напоминает пчелиные соты?
Мимо, издавая пронзительные жалобы, пробежала птица с изогнутым клювом. От края до края влажной луговины раскачивались пучки травы с белыми головками. Либ наклонилась, чтобы рассмотреть интересный лишайник. Оказалось, у него есть рожки, как у крошечного оленя.
Из огромной выемки в земле доносились ритмичные звуки рубки. Приблизившись и заглянув вниз, Либ увидела яму, наполовину заполненную коричневой водой. В этой яме по грудь в воде стоял мужчина, держась согнутой рукой за некоторое подобие лестницы.
– Погодите! – вскрикнула она.
Мужчина вытаращил на Либ глаза.
– Я скоро вернусь с подмогой, – сказала она.
– Я в полном порядке, мэм.
– Но… – Либ указала на подступающую воду.
– Просто немного отдыхаю.
Либ ничего не понимала. Щеки ее горели.
Мужчина подался вперед и схватился за лесенку другой рукой.
– А вы, должно быть, английская сиделка.
– Верно.
– Здесь разве не вырубают торф?
Только теперь Либ заметила свисающую с лесенки лопату с лопастями.
– Только не в моей части страны. Можно спросить: зачем вы спустились так низко?
– Сверху дерн нехорош. – Он указал на край ямы. – Всего лишь мох на подстилку животным и повязки на раны.
Либ не могла себе вообразить, как можно прикладывать эту гниль к ранам, пусть даже на поле боя.
– Чтобы добыть торф на растопку, надо копать яму в рост человека или больше.
– Как интересно! – Либ пыталась казаться деловой, но прозвучало это у нее, как пустой светский разговор.
– Вы потерялись, мэм?
– Вовсе нет. Просто совершаю моцион. Разминаюсь, – добавила она на тот случай, если добытчик торфа не был знаком с этим словом.
Он кивнул:
– У вас не завалялся в кармане кусок хлеба?
Она в замешательстве отступила назад. Уж не нищий ли этот малый?
– Нет. И денег нет.
– В деньгах толку нет. Кусочек хлеба нужен, чтобы отгонять чужую толпу, когда ходишь вокруг.
– Чужую толпу?
– Маленький народец, – ответил он.
Очевидно, опять белиберда про фей. Либ повернулась, чтобы уйти.
– Вы ходили по зеленой дороге?
Снова намек на что-то сверхъестественное?
– Пожалуй, я не знаю, что это такое, – обернулась она.
– Вы уже почти ступили на нее.
Посмотрев в том направлении, куда указывал мужчина, Либ с удивлением заметила тропу.
– Спасибо.
– Как поживает девчушка?
Она чуть не ответила по привычке: «Вполне сносно», но вовремя остановила себя.
– Я не вправе обсуждать этот случай. Доброго дня!
При ближайшем рассмотрении зеленая дорога оказалась вполне приличной проселочной дорогой, вымощенной камнем и берущей начало прямо посередине болота. Возможно, она вела сюда из соседней деревни, а последний ее участок, который должен был дойти до деревни О’Доннеллов, еще не был достроен. Ничего особо зеленого в ней не было, но все же это название что-то обещало. Либ бодрым шагом пошла по мягкой обочине, где изредка встречались цветы.
Через полчаса хода дорога резко свернула на невысокий холм, а затем, непонятно зачем, спустилась с него. Либ в досаде прищелкнула языком. Вероятно, она слишком многого просит, желая идти по прямой тропе. В конце концов эта так называемая дорога пропала так же неожиданно, как возникла, а ее камни скрылись под разросшимися сорняками.
Какой все-таки сброд, эти ирландцы! Пассивные, расточительные, суеверные, вечно сожалеющие о прошлых ошибках. Дороги их ведут в никуда, деревья у них увешаны вонючими тряпицами.
Либ потопала обратно. Под зонт забиралась сырость, плащ у нее промок. Она намеревалась отругать малого, отправившего ее неизвестно куда, но, подойдя к болотной выемке, увидела там лишь воду. Если только она не перепутала место. Рядом с большой выемкой в земле на подставках для сушки лежали под дождем торфяные брикеты.
По пути к дому Райана Либ заметила цветок, похожий на крошечную орхидею. Может быть, стоит сорвать его для Анны? Пытаясь дотянуться до цветка, Либ наступила на клочок изумрудного мха и с опозданием почувствовала, как мох оседает под ногой.
Либ упала лицом в тину. Почти сразу поднявшись на колени, она тем не менее успела промокнуть. Подобрав юбку, Либ оперлась на ногу, которая тут же провалилась в торф. Подобно пойманному в силки зверю, она ползла, задыхаясь и цепляясь руками за мох.
Либ шла по переулку, пошатываясь, с облегчением думая о том, что паб совсем близко и ей не придется в таком виде идти через всю деревню.
Домохозяин, стоя в дверях, с удивлением приподнял кустистые брови.
– Коварные эти ваши болота, мистер Райан, – заметила Либ. С ее юбки текла вода. – Много здесь тонет народа?
Он фыркнул, а потом сильно закашлялся.
– Только если придурковатые, – отдышавшись, проговорил он, – или сильно выпившие в безлунную ночь.
К тому времени, когда Либ обсушилась и надела форменную одежду, было уже начало второго. Она быстрым шагом пошла к дому О’Доннеллов. Она бы даже побежала, но боялась уронить достоинство. Чтобы на двадцать минут опоздать на дежурство, вопреки своим притязаниям на высокие стандарты…
В том месте, где утром стояла бадья с бельем, осталась лишь лужа с грязью и пеплом, а рядом лежал деревянный бельевой валёк. Простыни и одежда были развешаны на кустах и веревке, протянутой от хижины к корявому дереву.
В гостевой комнате за чашкой чая и ячменной лепешкой с маслом сидел мистер Таддеус. На Либ накатила ярость.
Но он же не обычный посетитель, напомнила она себе, он приходской священник и член общины. К тому же рядом с Анной сидела сестра Майкл. Снимая плащ, Либ встретилась взглядом с глазами монахини и извинилась за опоздание.
– Мое дорогое дитя, – говорил священник, – отвечая на твой вопрос, скажу: ни вверху ни внизу.
– Тогда где? – спросила Анна. – Оно парит в промежутке?
– Не стоит рассматривать чистилище как конкретное место – это, скорее, время, отведенное для очищения души.
– Сколько нужно такого времени, мистер Таддеус? – Анна, сидящая очень прямо, была белой, как молоко. – Я знаю, это семь лет для каждого совершенного нами смертного греха, потому что они действуют против семи даров Святого Духа. Но я не знаю, сколько грехов совершил Пэт, поэтому не могу сосчитать.
Священник вздохнул, но не стал возражать ребенку.
Либ в душе возмутилась этой математической бессмыслицей. Одна ли Анна страдает от религиозного помешательства или весь ее народ?
Мистер Таддеус поставил чашку на стол.
Либ посмотрела, не осталось ли у него на тарелке крошек, – не потому, что она могла себе представить, как девочка хватает их.
