Альбер Коэн - Любовь властелина
— Ты так устал, пойдем поспим, пойдем в мою комнату, — сказала она и взяла его за руку.
В ее комнате он сел, закурил новую сигарету, глубоко затянулся, неожиданно ощутил мгновенное, невыразимое счастье, потом опомнился. Самое ужасное — то, что с ним она познала и еще познает суровые, мрачные минуты и часы, вовсе не похожие на милый адюльтер. И эта поэтическая дурочка, склонная к ностальгии о прошлом, как и все ей подобные, будет неосознанно сравнивать. Время волшебным образом пощадит только лучшие воспоминания о Дицше. А он, тупица, ставший практически мужем, оттого, что столько говорит с ней о Дицше, выступает в роли посредника и лишь увеличивает очарование прошлого, превращаясь в ретроактивного рогоносца. Ох уж эти интриги старой Бойнихи! О, как интересно было украдкой ходить на встречи с Дицшем, тайком проводить с ним ночи! А наутро Бойниха уже звонила бетховенскому клону. Дорогая, ваш муж звонил из своего кабинета, я сказала ему, что вы еще спите, что я не стала вас будить, но постарайтесь связаться с ним поскорее, чтобы он не успел мне перезвонить. Грязная сводня! О, несчастный Солаль, унылый рогоносец, неспособный предложить ей волнующих запретных ночей, неудачливый конкурент дирижера, овеянного ореолом прошлого! Единственный способ, чтобы она все-таки начала ощущать к нему отвращение — отправить ее в Женеву и заставить жить с ним на протяжении месяцев. И тогда он, Солаль, снова станет любовником. Да, приказать ей тотчас же отправиться в Женеву.
Но, подняв голову и увидев, как она сморкается в платочек, он был тронут — она так робко и скромно выбивала нос, стараясь сдержать мощность выдоха. Бедный блестящий нос, он сейчас казался большим и толстым, некрасивым. Бедные веки, опухшие от слез. Бедный маленький рваный платочек, с помощью которого она так умилительно сморкалась. Надо дать ей более подходящий платок.
Вернувшись в ванную с большим красивым чистым платком, который он взял в сумке, он подошел к ней, и у него защемило сердце. О, этот обращенный к нему взгляд, молящий, униженный. Внезапно он отступил на шаг. Если бы руки дирижера имели способность оставлять несмываемые следы на коже, вроде татуировки, она была бы сейчас синей — синей с головы до пят. Значит, ему остается смотреть только на ее пятки? Он положил красивый платок в карман.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он, поправив свой черный монокль. — Ладно, скажу сам, раз ты не спрашиваешь. Я думаю, что посредством тебя я тоже вступил в интимные отношения с этим господином. Он в каком-то роде и мой любовник. Что ты на это скажешь?
— Умоляю, хватит, достаточно, — простонала она и взяла его за руку, но он освободился, не желая касаться Дицша.
— Что ты на это скажешь?
— Я не знаю, я хочу спать. Половина седьмого утра.
Он возмутился. Это не женщина, а какие-то говорящие часы. Он отошел взглянуть на себя в зеркало и решил, что с этим черным моноклем похож на благородного пирата, борца за справедливость. Потом вновь встал перед ней, широко расставив ноги, подбоченившись.
— А он никогда не будил тебя в половине седьмого?
— Нет, в это время я спала.
Хохот властелина морей разорвал тишину. Она спала, и она осмелилась сказать ему об этом, бесстыдница! Конечно же, она спала! Но возле кого и после чего? О, собачий член соперника, орган случки! И она на это пошла! И даже на худшее! О, эти липкие руки!
— Ты любишь мужчин, правда?
— Нет, они мне противны!
— И я?
— И ты тоже!
— Наконец-то, — улыбнулся он и удовлетворенно погладил свой нос — вот уж кто прост и честен.
— Боже мой, ты же знаешь, какой пустяк вся эта история с Дицшем!
— В самом деле? Почему это? Отчего такая враждебность по отношению к человеку, к которому ты приходила домой со своей сумкой, имея вполне определенную цель? Что ты сказала?
— Я сказала, что эта история с господином Дицшем — пустяк.
Господин — о мужчине, который голым взгромождался на нее! Он схватил ее за ухо, и его внезапно охватила жалость к этому бледному лицу с синяками под глазами.
— Господин, вот уж правда! Господин, я раздвину ножки, соблаговолите войти! Премного благодарна, господин.
— Ты гнусный, подлый человек! — закричала она — маленькая девочка со смутным прошлым. — Я не делала с ним то, что делала с тобой.
— С кем с ним?
— С Дицшем!
— Мне неприятно, что ты говоришь о нем, как будто он мой приятель. О ком ты говоришь?
— О Дэ.
— Ты не называла его Дэ. Скажи: «С Сержем».
— Я не называла его по имени.
— А как ты его называла?
— Я не помню!
— Тогда называй его господин Секс. Видишь, какой я добрый, ведь мог бы сказать и похуже, но мне вполне хватило «господин Секс». Ну так, о господине Сексе.
— Я не буду так говорить. Оставь меня в покое.
— Кто? Кто? Кто? Кто? Отвечай. Кто? Кто? Кто?
— Боже мой, да ты сумасшедший! — вскричала она и сжала руками виски, преувеличивая свой испуг. — Я должна всю ночь провести с сумасшедшим!
— Должен заметить, что на улице белый день. Но это не важно, сойдет и так. Значит, ты предпочла бы провести ночь с нормальным? Да, шлюха?
— С меня хватит! — закричала она. — Всех ненавижу!
Она схватила стеклянную чернильницу, хотела швырнуть ее в стену, сдержалась, поставила на место и обратила свою ярость на бювар, который попыталась согнуть и смять, потом на листы писчей бумаги, которые разорвала на мелкие кусочки.
— Что тебе сделали эти листики?
— Сучьи листики!
— Вот один еще остался, не рви его. Напиши, что ты спала с Дицшем, и подпишись. Возьми эту ручку, не ломай ее.
Она послушалась, подписалась Ариадна д'Обль, три раза. Он прочел с удовлетворением. Теперь все точно. Никаких сомнений. Он сложил бумажку и убрал в карман. У него есть доказательство. Как все — таки славно, подумал он. Другая уже давно смылась бы от него куда подальше. Она легла на кровать, стуча зубами, враждебно поглядела на него, кашлянула несколько раз без всякой надобности. Тогда он тоже заставил себя кашлять, кашлял долго, натужно, как больное животное.
— Что с тобой? — спросила она. — Почему ты так сильно кашляешь?
Он закашлялся еще сильнее, почти зарычал, как больной туберкулезом лев, так настойчиво, что она поняла — он делает это нарочно, чтобы довести ее до истерики. Она встала.
— Довольно! — приказала она. — Ты слышишь, довольно! Хватит кашлять!
Поскольку он продолжал свой безутешный кашель, она подошла к нему и дала ему пощечину. Он улыбнулся, скрестил руки, приняв удивительно безмятежный вид. Все идет как надо.
— Истинная арийка, ну конечно, — довольно прошептал он.
