Ясновидец Пятаков - Бушковский Александр Сергеевич
– Костенька, дорогой, как обычно, будь другом! – обратился он к аккуратно причёсанному бледному бармену с печальными и внимательными глазами.
Тот чуть улыбнулся, кивнул и ответил глубоким голосом:
– Одну минуту, Пётр Фомич!
Через минуту он поставил перед Петей большую кружку тёмного пива с идеальной шапкой пены.
– Как поживает восхитительная Анфиса Павловна? – спросил он.
Костенька знал всё обо всех завсегдатаях бара, не говоря уж о том, что помнил их отчества. В том числе и дам, пытающихся скрыть свой возраст. И всегда тактично использовал свои знания.
– Кажется, неплохо, – вздохнул Петюша, – и кажется, мы теряем её.
– Ах, какая досада! – Интенсивность движений Костенькиных рук, протирающих стаканы, не изменилась, однако голос его стал ещё глубже. – Боюсь, она жестоко пожалеет!
– Время покажет…
– Может быть, рюмочку кальвадоса, Пётр Фомич?
– Немного погодя… – ответил Петя. – Сегодня я уже изрядно нагрузился, Костя.
– Глядя на вас, этого не скажешь, – заметил Костя, – хотя, конечно, выдержка у вас железная.
– Спасибо, друг! – И Петя крупно отхлебнул из кружки.
Время ползло медленно, а после полуночи и вовсе почти остановилось. Петя допил пиво и отполировал его предложенным кальвадосом. «Пусть видит, что я пью, – думал он, – не догадается ни о чём. А меня это только подстегнёт. От ментов что трезвому уезжать, что пьяному, всё равно попадаться нельзя».
Народ в баре менялся, приходил и уходил. Часа в три ночи за стойку к угрюмо молчащему, возбуждённому от своего замысла и уже слегка захмелевшему Петюше подсела полноватая брюнетка в грубом свитере с высоким горлом, тяжёлых ботинках и кожаных штанах. «Рот изящный, а глаза издевательские», – отметил он.
– Не печальтесь, всё будет плохо, – помолчав над коктейлем, вяло проговорила она, – как, впрочем, и должно быть.
Петя внутренне напрягся, но постарался ответить как можно равнодушнее:
– Мне бы вашу уверенность.
– Жанна, это Пётр, – представил его Костя. – Пётр, это Жанна.
– Весьма рад, – кивнул Петя и вполоборота оглядел брюнетку.
Лицо её было бледным, губы презрительно кривились от осознания пошлости этой жизни, а глаза блестели «Маргаритой».
– А уж я-то! – усмехнулась она.
– Друзья, возможно, вас обрадует то, что вы некоторым образом коллеги, – продолжил Костя. – Пётр – без пяти минут профессор и преподаёт литературу в институте, а Жанна – ведущий журналист в издательстве «Горячий город». Вы оба работаете со словом, не так ли?
– Удивительно, что мы до сих пор не знакомы. – Петя, встревоженный высказыванием Жанны, сделал усилие, чтобы поддержать разговор. – Ведь в начале было слово?
– Пожалуй, слово было, – устало согласилась Жанна, сдержала икоту и добавила: – И слово было матом.
Петюше вдруг полегчало: ясно, что она просто пьяна и напугала его совершенно случайно.
– Что ж, интересно! – обрадовался он. – Оригинальный взгляд, за это стоит выпить!
– Ничего оригинального! – немного громче, чем нужно, возразила Жанна. – Всё так и было. Доказать?
– Сделайте такую милость! – Теперь уже Петюша улыбался, а Жанна вызывающе смотрела на него.
– Когда вы бьёте молотком по пальцу, что произносите? Вот так и в первый день творения! Что-то пошло не так, и у творца вырвался мат. Отсюда и теория Большого взрыва. Он просто всё к чертям взорвал со злости, а вы тут с этой вашей любовью… Вы правы, выпить стоит.
– Знаете, я не исключаю, что вы близки к истине. Позвольте предложить вам замечательный напиток?
– А что вы пьёте, профессор? – Жанна, как показалось Пете, стала язвить дружелюбнее.
– Яблочное бренди.
– Звучит заманчиво…
– А пьётся ещё лучше. Хотите попробовать?
– Хочу. А вы хотите меня споить?
– Мечтаю об этом с тех пор, как вас увидел, – серьёзно, без улыбки ответил Петя, взглянул ей в глаза, и Жанна не сдержалась, фыркнула от смеха.
Костя поставил перед ними две рюмки, они чокнулись и одинаково пригубили, а потом залпом допили до дна. Одновременно поставили рюмки. Петя почувствовал себя весело и легко.
– Правда вкусно! – согласилась Жанна, вздохнула, потянулась, как со сна, и медленно моргнула. Потом, опустив локти на стойку, подперла ладонями подбородок, капризно выпятила губы и прикрыла глаза. Через несколько мгновений она уже спала сидя.
– Костя, дружище, не буди её пока, ладно? – В Петюшиной голове внезапно родился новый план. – А я сейчас в клозет, потом отдышусь на воздухе и заберу её отсюда. Выручишь?
– Если она проснётся, Пётр Фомич, я не смогу её держать, – спокойно сказал Костя.
– Просто скажи ей, что я сейчас вернусь, – попросил Петя и, покачиваясь, вышел в туалет, а оттуда на улицу.
Ночь была чёрная, сухая, без звёзд. Всё так же шатаясь, Петя спустился с освещённого крыльца бара и погрузился в темноту. Отойдя подальше, перешёл на бег. Свернул за угол. Пересёк дорогу и углубился в проход между гаражами. Привычными движениями открыл свой гараж и выкатил байк. Затем вернулся, скинул ботинки, надел сапоги, дождевик и шапку-маску. Прихватил фонарик. Шлем надевать не стал. Ощупал в кармане джинсов зажигалку, снял с полки и сунул в другой карман коробок спичек. Подумал: «На всякий пожарный!» – и нервно усмехнулся.
Мотоцикл завёлся чётко и заурчал басом. Фара вспыхнула, Петя прищурился, откинул полы дождевика, как ковбойский дастер, устроился в седле и включил передачу. За три минуты он долетел дворами до парка возле своего дома, заглушил мотор и накатом съехал с асфальта на тропинку между кустами. Несмотря на конец октября, жухлая листва с кустов ещё не вся облетела, и Петю удовлетворило то, что байк под ними был вовсе не заметен. Он достал из сумки пакет, надвинул пониже капюшон и ненадолго прислушался. Тихо потрескивал остывающий мотор, где-то за домами проехала машина, и её звук потерялся в слабом гуле центрального проспекта. Петя ещё раз мгновенно провернул всё дело в голове, выдохнул через нос почуявшийся дым пожарища и, сгорбившись, пошёл к дому.
Во дворе горел всего один фонарь, и тот у первого подъезда, а Петя жил в последнем. Он вошёл в этот свой подъезд со странным ощущением неприятной новизны, но сжал зубы и словно откусил и проглотил таким образом липкие и скольз-кие, как сопли, мысли об отступлении. На каждом этаже он выключал дежурный свет, медленно поднимался дальше и вслушивался в сон соседей. Было почти четыре утра и всё тихо. Пройдя мимо своей двери, он даже не посмотрел на неё. Выключил свет на нужном восьмом этаже и поднялся на девятый. Выключил и тут. Стало окончательно темно.
Всё, теперь надо действовать быстро. Петя спустился к двери соседа, незнакомого и ненавистного, зажёг маленький карманный фонарик и зажал его в зубах. Видно хорошо. Других соседей он не опасался. Обязательно будет слышно, если кто-то из них начнёт открывать двери, чтобы посмотреть в глазок. Можно успеть уйти. Теперь брызгалка. Петя достал её из пакета, снял с носика жвачку и убрал в карман. Пакет повесил на кулак. Ни в коем случае не облиться! Он воткнул носик брызгалки в замочную скважину и осторожно нажал на бутылку.
Сминаемый пластик затрещал и загрохотал на весь дом. В ужасе Петя едва не бросил бутылку и чуть не убежал. Устоял на месте лишь истерическим усилием воли. Плохо соображая, продолжал давить на бутылку до тех пор, пока в ней почти ничего не осталось. Потом вытащил носик из ключавки (неожиданно он вспомнил, как в Болгарии, выпивая на вечернем пляже с местными музыкантами из бара, узнал, что ключавкой у болгар называется замочная скважина, да и узнал-то потому, что их рассмешило это странное русское словосочетание – «замочная скважина») и облил остатками зажигательной смеси замок. Аккуратно убрал бутылку в пакет и достал из него газетный фитиль.
На площадке уже довольно сильно пахло бензином. Петя испугался было, как бы не вспыхнуть при поджоге фитиля, но опять превозмог себя и воткнул скрученную газету в отверстие для ключа. Держится! Он поправил и выгнул фитиль так, чтобы тот мог равномерно разгораться, и, задержав дыхание, чиркнул зажигалкой. Огонь возник с первой попытки. Подавив желание сразу ускакать вниз, Петя поводил язычком огня по краю бумаги и, когда тот уверенно занялся, отвернулся и не побежал, а быстро пошёл вниз по лестнице. Стараясь неслышно шагать через две ступеньки, он ждал вспышки за спиной. Но только спустившись на три этажа вниз, он нутром ощутил, как удушливые пары́ ахнули. Ему даже показалось, что он увидел красный отсвет на стенах подъезда.
