Сэм Хайес - В осколках тумана
— Все очень вкусно. Спасибо.
Его лицо то расплывается, то обретает звенящую четкость. Все это так ново для меня, что страх постепенно растекается по всему телу. Я вижу, как шевелятся его губы, но не слышу ни слова, всматриваюсь в его лицо, и через мгновение оно превращается в лицо Марри.
Вот он непринужденно сидит на диване, словно мы в нашей гостиной. Такой привычный. Марри. Всегда только Марри. Последние двенадцать лет мы были неразлучны, и никто больше нам не требовался. Частица меня, совсем крошечная частица умоляет его не уходить, остаться, но я кричу, чтобы он убирался из моей жизни, уступил место тому, на кого можно положиться, кому я могу доверять.
— Джулия? — Дэвид замечает слезы в моих глазах и наклоняется.
— Все в порядке. — Я всхлипываю, но тут же улыбаюсь.
Вот так, впустить Дэвида в свою жизнь будет гораздо сложнее, чем думалось. Что я почувствую, когда незнакомая рука коснется моей шеи, груди? Забьется ли сердце от радостного волнения или я скорчусь от ужаса? Смогу ли я быть с кем-то еще… с другим человеком? И что подумают дети, если Марри устроит сцену, если заявится и примется умолять дать ему еще один шанс.
Собрав остатки сил, я говорю себе, что влюбиться в Дэвида — правильное решение. Он чудесный человек и вернет в мою жизнь то, что исчезло из нее столь давно, что я даже перестала задаваться вопросом, почему все так повернулось.
— Я тебя чем-то расстроил? — Дэвид придвигается и нежно целует меня в лоб.
Я чувствую, как слегка подрагивает его рука. Он поднимает мою голову, заглядывает в глаза. Тоже нервничает? Он вдыхает мой запах, одним глотком выпивая целую жизнь.
О, Марри! — жалобно вскрикивает голос внутри. — Что же с нами стало?
Я закрываю глаза, надеясь, что Дэвид поцелует меня, что его раскрытые губы вберут в себя вкус моей кожи, согреют ее, что его руки со сдерживаемым нетерпением отправятся исследовать мое тело и оно обмякнет, расплавится под его прикосновениями. Но ничего не происходит. Я открываю глаза и вижу, что он снова на противоположном конце дивана. Между нами целая пропасть. И через эту пропасть я вижу, как горят его глаза, как трепещут ресницы. Он меня хочет. Но и только.
— Ничем ты меня не расстроил, — бормочу я и захожусь в деланном кашле, скрывая смущение.
— Вот и хорошо. Мне нужно еще столько о тебе узнать.
Я решительно придвигаюсь к нему и делаю глубокий вдох, потом еще — в надежде, что он не устоит и притянет наконец меня к себе, запустит пальцы в мои волосы, коснется лица, поцелует. Он и вправду целует меня — быстро, в макушку.
— У нас полно времени, — сообщает он.
— Ну да, — откликаюсь я, когда он встает и идет к шкафчику с вином.
Дэвид наливает себе бренди и смотрит на меня так, словно я самая большая загадка во вселенной. Губы его шевелятся.
«Мэри», — читаю я, безошибочно угадывая оба слога. Он что, произнес имя моей матери?!
Но спросить, что это значит, мешает стук в дверь. Дэвид идет открывать, а я вижу в окне знакомый мужской силуэт. Сердце мое останавливается.
— Эд? — Я отталкиваю Дэвида.
Алекс, Флора!
— Дети? — хрипло кричу я. — Тебя прислала Надин? Что с ними?
Эд даже не смотрит в мою сторону. Из-за его спины выдвигается какой-то человек. Я вижу на крыльце двух полицейских в форме.
— Эд, что происходит? — Кровь отливает от лица. Только не дети. Господи, пожалуйста, только не мои дети.
— Доктор Дэвид Карлайл? — ровно спрашивает Эд и достает удостоверение.
— Да. — Голос Дэвида спокоен. — Потрудитесь объяснить, что…
Он возвышается над нами. По сравнению с ним коренастый Эд и его подчиненные кажутся недоростками.
— Вы арестованы по подозрению в нападении на Грейс Коватту в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое декабря. Вы имеете право на молчание, но оно может быть истолковано против вас, если сейчас вы умолчите о том, в чем признаетесь позднее. — Эд показывает ордер на арест и делает знак людям в форме. — Вам все понятно, доктор Карлайл?
Глаза Дэвида расширяются, темнеют. Он оглядывается на меня, и я читаю в его взгляде миллион оправданий, но ничего не понимаю. Все вокруг стремительно заволакивает черный страх.
— Дэвид? — слабо спрашиваю я. — Эд?
У меня кружится голова. Мне это снится.
Что происходит… Дэвида арестовали за нападение на Грейс Коватту… Невозможно! Тянусь к Дэвиду, чтобы успокоить его, поддержать, но не успеваю его коснуться; меня оттесняют констебли, щелкают наручники. Я вижу, он хочет что-то сказать, но его уже подталкивают к двери.
— Дэвид, что я могу для тебя сделать?
Я рядом, я с ним, я дрожу всем телом, мои ослабевшие пальцы с трудом сдергивают с вешалки пальто, которое я накидываю ему на плечи.
Его уводят в темноту.
— Я все выясню! — кричу я вслед, но он не оборачивается, не произносит ни слова. Безропотно идет по дорожке, в конце которой стоит машина. — Я найду адвоката! — жалко кричу я и остаюсь одна.
В распахнутой двери чернеет ночь. Сердце колотится с такой силой, что удары отдаются в голове. Я слежу за красными огнями скрывающейся в темноте машины. В дом врывается ледяной ветер, и я, медленно закрыв дверь, наваливаюсь на нее всем телом.
Теперь я одна в доме Дэвида.
— Он не мог причинить никому вреда, — шепчу я, обхватывая себя за плечи. Меня трясет. — Тем более Грейс.
Слова светлячками отскакивают от толстых каменных стен, выхватывая из памяти картинки случившегося. Вот я нахожу Грейс. Она лежит на лугу уже несколько часов. Вот она в больнице, ее истерзанное лицо. Грейс. И Дэвид. Это невозможно. Я не в силах соединить их.
Не знаю, сколько времени я оцепенело простояла, привалясь к двери. Наконец нахожу в себе силы выйти и запереть дом. Я направляюсь к единственному человеку, который способен мне помочь.
Почти на ощупь я бреду по тропинке к тому, кто меня поддержит. Внутри не осталось ничего, кроме ужаса, смывшего способность рассуждать. Теплый свет с катера серебрит черную воду, манит к себе, к Марри. С «Алькатраса» доносится смех. Я не сразу решаюсь постучать по люку. Мне и в голову не приходило, что у Марри могут бывать гости. Но все же стучу. Мне нужна помощь, остальное сейчас неважно. Да и все равно на раздумья времени нет.
Раскрашенный люк со скрипом открывается, слышатся ругательства. На палубу высовывается голова Марри. Прищурившись, он вглядывается в темноту.
— Джулия? — В голосе его изумление. — Что-то с детьми?
— С ними все хорошо. Они у Надин. — Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Хочется прижаться к Марри, выплакаться у него на груди, но это невозможно. — Мне надо с тобой поговорить. Это очень серьезно.
