Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения
Закончить фразу ему так и не удалось.
— Вон! — визгливо закричала я. — Вон отсюдова немедленно!
Последним моим строителем стал сосед Ондрейко. В отличие от прочей публики двухнедельных размышлений ему не требовалось, склонностью к выступлениям он не обладал и если и пил, то пил культурно. Впрочем, даже если бы он был не рядовым гражданином, а представителем каннибальской делегации, мне бы все равно пришлось согласиться на его услуги. «Пнд. Пол тухлый поменять на свежий» — с этим не поспоришь.
Единственное, что я знала про наемных работников наверняка, так это то, что их надо периодически поить для ускорения трудового процесса. Поэтому я быстренько сбегала за пивом, и мы вместе с дядюшкой уселись на крыльце, наблюдая, как Ондрейко работает.
Работал Ондрейко здорово, никакого пива не пил, а оттого я расслабилась и несколько утратила бдительность. И совершенно напрасно. В отличие от Ондрейки, пива не употреблявшего, дядюшка мой прикладывался к бутылке регулярно и к вечеру по степени взмыленности ничем не отличался от основной рабочей силы. По правде говоря, когда я засекла дядюшку за непотребным, выглядел он еще гаже, чем отодранные Ондрейкой гнилые доски.
— Ты ведь понимаешь, Игорь, что завтра Андрей уйдет? — спросила я у дядюшки.
Дядюшка понимал, но не совсем.
— Это значит, что работать придется нам — тебе и мне, — пояснила я.
— Гхм, — многозначительно ответил мне дядюшка.
— И попробуй только завтра не встать, заразища. У меня, блин, план, и мы его любой ценой выполним, — завершила свою пламенную речь я.
— Гхм, — еще раз зачем-то сказал дядюшка, после чего мы расплатились с Ондрейкой и разошлись по койкам.
Утро следующего дня не принесло неожиданностей. Дядюшка лежал на кровати и изображал покойного. Мое предложение о раскройке линолеума несколько оживило труп, но ничем, кроме бранных речей, тело не разродилось.
— Ну и зачем было так жрать? — поинтересовалась я у дядюшки. — Ты что, до конца работы подождать не мог?
— Ты, Катя, зверь, — ответил мне дядюшка. — После обеда начнем.
Но после обеда мы не начали. Точнее, начали, но не мы, а я.
С большим трудом я выволокла приобретенный линолеум из дома, расстелила его на газоне и принялась кроить. Получалось довольно пестренько и муторно, так как вместо карандаша у меня был Фасоличий полицвет, а вместо специального ножа — безопасные Фасоличьи же ножницы с головой ослика вместо ручки. Добавьте к этому принесенную бабушкой рекламную рулетку Lay's длиной в один метр — и вы поймете степень моего восторга. Ну, впрочем, я писала, что я гламурный строитель, так что все путем.
Когда подходящий, по моему мнению, кусок был выкроен и вырезан, я пнула дядюшку под зад, и мы занялись укладкой линолеума. Укладывалось хреново: дядюшка выл, линолеум не влезал (ну да, запасик), а главное — выяснилось, что процессу мешает торчащая из стены предбанника раковина, слив от которой уходит в пол.
— Снять, — немедленно приказала я дядюшке.
— А на пиво дашь? — начал торговаться он.
— Дам, но потом, — туманно ответила ему я.
Надо сказать, что я этой фразой года четыре пользовалась, почти что до шестнадцати лет. И ведь работало!.. Но мой дядюшка — это вам не прыщавый школьник.
— Щас давай, а то опять лягу, — тут же пригрозил Игорь.
Вздохнув, я отсчитала деньги. Бабло в стопятидесятый раз спасло мир: дядюшка сбегал в магазин, опохмелился, после чего мы довольно быстро свинтили раковину и настелили пол.
— Ну, теперь можно раковину назад и ужинать, — одобрила я дядюшку.
— Ты знаешь, вот раковину завтра, — ответил мне родственник. — Мне что-то опять плохо стало.
Так как к тому моменту родственник выжрал две полуторалитровые бутылки крепчайшего пива, в природе этого «чего-то» я не сомневалась.
— Без воды же дом оставили, — попробовала я воззвать к дядюшкиной совести.
— И не уговаривай. — Совесть была непреклонна. — Вот, может, к завтрашнему отлежусь, и тогда…
Честно вам скажу, спать я отправилась спокойная как танк. Во-первых, план второго дня был выполнен, а во-вторых, я не сомневалась, что как бы дядюшка ни недужил, вставать ему все равно придется. Утром бабушка обычно моет посуду, и отсутствие раковины на обычном для нее месте крайне удивит старушку.
Увы-увы-увы.
* * *Дядюшка не только не встал, а вовсе даже затемпературил.
— Свела человека в могилу, — сказала мне после завтрака бабушка. — А еще и дом поломала.
— Знаешь что? — громко сказала ей я.
Бабушка знала.
— Грязные чашки в тазике. Иди в душ и мой там.
(К слову, душ находится на другом конце нашего участка, и это вовсе не крантик со струйкой, а поток воды с высоты человеческого роста).
Как раз когда я захотела нахамить бабушке каким-нибудь особенно страшным хамством, дядя застонал. В воздухе запахло крантами, и поэтому я подхватила таз и действительно побежала в душ.
А дальше начался кошмар. Дядюшка лежал и помирал, бабушка гнобила меня за дядюшку и периодически посылала в душ для мытья посуды. Воды не было. Мои робкие предложения вызвать «скорую» встречались в штыки.
— Не только погубила, но еще и в больнице сгноить захотела, — рычала бабушка. — Сами выходим!
Но дядюшка не выхаживался. Более того, я прекрасно понимала, чем пахнет дело. Высокая температура, боль в грудине, отсутствие кашля и насморка — тут и медицинского образования не надо. До кучи, дядюшка подогревал болезнь репризами «Мне плохо, воды-ы-ы-ы», так что в перерывах между уходом за дядюшкой бабушка лежала с давлением и пила валокордин.
«Ничего, вот Димка с мамой приедут, и уж они точно вызовут врача, — успокаивала себя я. — Им-то ведь бабушка не указ».
К тому моменту я уже окончательно заняла положение сявки, по неосторожности сгубившей невинную душу, и прямо-таки грезила пятничным приездом мужа и мамы.
Чуда не случилось. Так уж устроены все мои родственники, что в больницу едут только тогда, когда смерть покупает оселок. Игорь предпочел остаться на даче и в Москву отправился лишь в понедельник днем. «Скорая» приехала быстро и увезла дядюшку в больницу. Ну в общем, пневмония.
Невзирая на то что я была зла на дядюшку как черт, утром следующего же дня я была в отделении с целью зарядить денег врачам.
«Даже не зайду к нему, сволочи, — злилась я. — Вот книжки через доктора передам только, но в палату ни ногой».
Докторицей оказалась молодая женщина, может, чуть-чуть постарше меня. Она долго отказывалась от денег, но я все-таки засунула ей их в карман.
