Алексей Колышевский - Секта-2
«Ах да, ведь мать Пэм всерьез занималась вуду. Кажется, даже имела степень мамбо.[4] От нее наследство досталось, не иначе».
Из комнатки-кладовки Игорь переместился в настоящий парадный зал невероятных размеров, с мраморным полом. Здесь, прямо на полу, в кажущемся беспорядке были расставлены святыни американской демократии: статуя Линкольна из его мемориальной гробницы, изваянная в свою полную, чудовищную величину, знакомая Игорю статуя Вашингтона из мемориального масонского капища в Александрии, памятник генералу Ли, Колокол свободы – Либерти Белл, пробитое тремя пулями звездно-полосатое знамя времен Войны за независимость, бронзовый Томас Джефферсон и много еще чего в этом духе. Посередине, прямо в полу, размещался искусно выполненный из разноцветного мрамора герб Центрального разведуправления: белоголовый ястреб, держащий в когтях розу ветров, что символизировало вездесущесть данного ведомства. Этот зал был особенным уголком души Пэм, в нем она хранила верность своим идеалам, дух своего искреннего, ничем не подточенного патриотизма, и герб ее родного ведомства занимал среди всех прочих дорогих американскому сердцу реликвий наиболее почетное место.
«Ну вот ты и раскрылась, девочка моя, – грустно поздравил себя Игорь с первой удачей. – Что и требовалось доказать. А на что я, дурак, собственно, рассчитывал? Что она действительно забудет о системе, частью которой была многие годы, и безвозмездно отдаст всю себя мне? Чушь, ерунда, но все-таки как обидно. Ведь здесь, в этом зале, все блестит и сияет, словно тут прибирают по три раза на дню. Ах, Пэм, Пэм! Я ведь знаю, что еще смогу встретить за дверьми коридора твоей души: обязательно люциферову комнату с черным алтарем и будуар, набитый спасительными для всякой женщины за сорок причиндалами. Однажды какая-то дурочка из моей туманной юности сказала, что для нее сорокалетие означает лишь необходимость перехода на другие кремы. Интересно, что с ней теперь, и есть ли в этом коридоре дверь, отворив которую я смогу увидеть свой портрет? Вот было бы отрадно! Найди я в тебе такой укромный закоулочек, забыл бы все, что видел, и, самое главное, поверил бы тебе. Стоит поискать, не то впору разбить себе голову о Либерти Белл – треснувший голос американской свободы».
* * *Он, как и предполагал, обнаружил все и даже сверх того: и черный алтарь в комнате со статуей Бафомета в углу – символ ее истинной веры, ибо Пэм, вне всякого сомнения, являлась убежденной, идейной сатанисткой, и будуар с интимным содержимым, и еще великое множество всего, что так истово и бережно хранит душа всякого человека, – но комнаты, в которой ему хотелось бы видеть собственный портрет, Игорь найти не смог. Зато в одной из множества похожих друг на друга комнатушек сидел его отец – почти в том самом виде, в каком Игорь застал его тогда, много лет назад, в доме в римском предместье, с той лишь разницей, что папина голова была целой, а сам он находился без сознания, индифферентный ко всему окружающему и с остекленевшим взглядом. Вот и свершилось. Конец теперь всем подозрениям, Пэм – убийца его отца, в этом нет никаких сомнений. Игорь, сдерживая подступившую к горлу ярость, вышел вон, борясь с искушением попытаться растормошить отца, заговорить с ним. Подобная сильнейшая визуализация могла не только нарушить сон Пэм, но и вызвать фатальные изменения в ее психике, а это, в свою очередь, непременно вызвало бы поражение нервной системы и болезнь. Заснув всего лишь измотанной морем, она рисковала проснуться полной идиоткой или даже впасть в кому, а этого Игорь не мог допустить. Пришлось ему оставить сильные эмоции до лучших времен, до возвращения в земной мир реальных вещей.
Вместо этого он озадаченно замер перед последней дверью, на которой красовалась двойная руническая «зиг», а рядом были изображены герб Израиля – семисвечник и Христово Распятие. Не имея никаких идей насчет того, что могло бы находиться за дверью со столь причудливым сочетанием несочетаемых символов, Лемешев толкнул ее, но вопреки ожидаемой легкости дверь не поддалась. Она была накрепко заперта.
Конечно, все это было весьма условно – и этот коридор, и комнаты, и зеленая ковровая дорожка, – но именно такой предстала Игорю душа изнуренной морской болезнью женщины, чью тайну он должен был раскрыть согласно полученному им заданию. Он визуализировал свои телепатические поиски, сведя их к примитивному, но чрезвычайно действенному образу «уголков души», каждый из которых скрывался за дверью без замка. Каждый, но только не этот последний, чей секрет хранила дверь с эмблемой СС, иудейской менорой и последней ношей Иисуса – тяжелым крестом из двух соединенных в паз и перевязанных веревкой сосновых балок. Стоя перед этой защищенной непостижимыми заклятиями дверью, Игорь понял, что нашел, наконец, то, ради чего был затеян весь этот грандиозный, тщательно продуманный спектакль, в котором ему отводилась не только заглавная роль, но также и должность, если так можно выразиться, драматурга, то есть создателя действия, от воли которого зависел весь ход развития дальнейших событий. Дверь была лишь иллюзией, но иллюзией нижнего мира, Игорь точно знал это. Просто здесь, в человеческом представлении, именно так и должно выглядеть препятствие на пути к разгадке главной тайны: дверь без замков, но все же закрытая, и черт бы его побрал, если сейчас он знает, что следует делать дальше. Это словно найти платиновую кредитку и попытаться снять с нее кучу денег, не имея коротенькой комбинации из четырех цифр. У вас есть всего три попытки, а дает их бездушный, запрограммированный железный шкаф, который после третьего неправильного ввода невозмутимо проглотит источник неправедного, но столь вожделенного легкого обогащения.
* * *Игорю всегда везло. Стань он профессиональным игроком, он раздевал бы казино одно за другим, покуда его не перестали бы пускать в эти заведения, напоминающие роскошно обставленные клиники для душевнобольных, ибо страсть к игре питает безумство. Сколько попыток есть у него? Вполне может статься, что одна-единственная, и при малейшей ошибке его выкинет из этого коридора, из чужого «я», в которое он вторгся столь бесцеремонно и основательно. Лемешев принялся рассуждать и в том зашел весьма далеко:
«Здесь какая-то загадка. Ларчик, то есть в данном случае дверь, наверняка открывается просто, но для этого нужно постичь некую закономерность, объединяющую все три символа. Сознанием Пэм кто-то манипулировал и поставил в нем код сродни тому, что ставит врач-нарколог больному зависимостью пациенту. Всякий код можно взломать, если только знать его принцип. Дайте мне точку опоры, и я переверну мир – Архимедовы слова. Где же здесь точка опоры? Эмблема СС, «охранных отрядов», созданных в двадцатых годах прошлого века. Именно охранять должна была эта организация, в этом был ее первоначальный смысл. Значит, руна здесь, для того чтобы показать: то, что находится за дверью, находится под охраной. Но СС больше не существует, во всяком случае хочется в это верить, значит, глагол требуется поставить в прошедшем времени: охранялось. Что-то охранялось. Что-то, имеющее отношение и к Израилю, и к распятию. Распял Христа израильский народ – это факт, с этим не поспоришь. Но при чем тут менора-светильник? Да вот как раз при том. Значит, можно предположить, что за дверью находится нечто, имевшее отношение к Христу во времена семисвечника, то есть во времена, когда был построен и процветал Второй храм Иерусалимский, после разрушения которого государство Израиль на долгие века исчезло с карты мира! Так-так. Значит, за дверью какая-то тайна, берущая начало в ту самую эпоху. Думай, Игорь, ты счастливчик, тебе голова дана не для того, чтобы ее на ветер выставлять тяжелую, похмельную, а для того, чтоб думать. Какой-то секрет, который явно интересовал охочих до подобного немцев, быть может, что-то, чему они придавали исключительное значение, ценили, как величайшую реликвию, но утратили. Иначе какого, спрашивается, черта, информация об этой реликвии хранится у Пэм в голове под семью замками?!»
