Андрей Шляхов - Доктор Данилов в сельской больнице
В инфекционном отделении областной больницы у больной из Козихина первым делом поинтересовались, чем она мазала свои болячки. Вопрос простой и абсолютно закономерный, но Гусева по своей заполошности его не задала. Пациентка рассказала, что с детства пользуется универсальным средством, рецепт которого передается в их роду из поколения в поколение: мазью из высушенных и сожженных цветов тысячелистника. Рецепт был очень простым: нарвать цветы тысячелистника, высушить, сжечь, добавить в золу немного подсолнечного масла, и можно лечиться.
Сутки спустя счастливая больная была дома. Ничем не осложненный острый бронхит прекрасно лечится в амбулаторных условиях, незачем с такими пустячными хворостями больничную койку занимать. Контактных сотрудников Козихинской больницы отпустили восвояси, а доктору Гусевой посоветовали впредь более тщательно собирать анамнез и подарили методичку «Сибирская язва — дифференциальная диагностика».
— Больше я этого паскудного диагноза никогда не поставлю! — пообещала Гусева на прощание заведующему инфекционным отделением.
— Вы действуйте по обстановке, — посоветовал он и добавил: — Но лучше перестраховаться, чем пропустить реальный случай.
— Нет-нет, — затрясла мелкими кудряшками Гусева, — какое там лучше? Еще одна такая канитель, и меня уволят! Как пить дать — уволят!
Заведующий отделением, который одновременно был и главным областным инфекционистом, с тоской подумал о том, что год от года кадры все тупеют и тупеют, хотя вроде бы должны умнеть.
Ему было с чем сравнивать: сорокадвухлетний стаж врачебной работы дает себя знать.
Дурной пример заразителен. Через несколько дней страшный диагноз всплыл в соседних с Козихиным Озерках. Здесь отличился ветеринарный врач Кокушкин, заподозривший сибирскую язву у двух павших коров с местной молочной фермы. Сигнал ушел в область и районную администрацию, наложили карантин и начали докапываться до истины. От трупов подозрительных коров отрезали по уху (согласно методике) и отправили на исследование в областную ветлабораторию. Диагноз не подтвердился. Карантин сняли, хозяин молочной фермы, понесший ощутимые убытки, набил морду чересчур дотошному ветеринару, затем распил с ним мировую и пригрозил убийством в случае повторения подобного инцидента.
Областное начальство, раздраженное постоянными вспышками сибирской язвы в Монаковском районе, откомандировало туда доцента кафедры инфекционных болезней местного мединститута. Доцент прочел в ЦРБ целых три лекции: одна была посвящена клинике сибирской язвы, вторая — диагностике, а третья лекция представляла собой нечто вроде тренинга, совмещенного с экзаменом — вопросы, ответы, разбор различных ситуаций. Данилов посидел минут пятнадцать на первой лекции и тихо слинял в отделение. Он и в институте не видел смысла в лекциях, на которых говорилось то же самое, что было написано в учебнике. Собрались, подремали под монотонное жужжание лектора, разошлись — какая же это лекция?
Третий (а как же без этого?) случай «сибирской язвы» был диагностирован в участковой больнице поселка Октябрьский. Здесь хотя бы имелись объективные предпосылки: в больницу обратился таджик-гастарбайтер, только что вернувшийся из родного Худжанда. Врач Поповкин (он же и главный врач) слышал вчера в новостях, что на севере Таджикистана вспыхнула и свирепствует сибирская язва. Для верности Поповкин сверился с краснообложечным атласом СССР одна тысяча семьдесят седьмого года издания, хранившимся в его кабинете. В атласе никакого Худжанда не оказалось. Поповкин позвонил в местное отделение.
— У меня лежит подозрительный тип, — сообщил он. — Якобы таджик, якобы из Худжанда, но дело в том, что в Таджикистане нет такого города…
— Бывший Ленинабад, — ответил дежурный капитан, по долгу службы неплохо разбиравшийся в географии республик бывшего СССР, из которых массово ехали в Россию на заработки. — Географию надо учить, доктор.
«Приди еще ко мне с триппером — я тебе покажу географию, — подумал Поповкин. — Так мочеиспускательный канал промою, что на стенку полезешь!»
Ленинабад на карте нашелся — на севере Таджикистана. Тютелька в тютельку. Поповкин вздохнул, надел маску и перчатки, пошел к больному. Он бы надел и противочумный костюм, береженого, как известно, и Бог бережет, но в больнице не было ни одного. По ведомостям проходили 3 штуки, но реально не было ни одного. Прежнего главного врача посадили за торговлю наркотиками, поэтому Поповкину пришлось принимать дела в хаотической суете, во время которой ему было не до противочумных костюмов.
Таджик лежал на кровати и смотрел в потолок. Губы его беззвучно шевелились, не иначе как молился.
«Плох совсем», — сочувственно подумал Поповкин, еще не до конца профессионально очерствевший. Таджик и впрямь был нехорош: истощенный, серый, с заостренными чертами лица и чернотой под глазами. На лбу то и дело выступали, скатываясь вниз, бисеринки пота.
Поповкин покосился на левую руку таджика, лежавшую вдоль тела ладонью кверху. Ладонь украшала язва размером с пятирублевую монету, которую покрывал черный налет, края были неровными и припухшими.
— Файзулла, что появилось сначала — язва или температура? — спросил Поповкин, стараясь говорить медленно и подкрепляя свои слова жестами — сперва указал пальцем на язву, а затем на градусник, лежавший на тумбочке.
— Язве… — машинально повторил Файзулла, не поняв вопроса.
— Наверное, от животных заразился? — предположил Поповкин. — Ишака трогал, верблюда?
— Да, — на всякий случай согласился Файзулла, разобрав знакомые ругательные слова ишак и верблюд, не понимая, почему ругается врач.
«Наверное, сердится, что мне нечем заплатить», — решил Файзулла и попытался исправить положение:
— Днги буди, дохто… — произнес он, недоумевая, почему так плохо слушается его язык.
— Сдох? — послышалось Поповкину. — Кто сдох? Верблюд?
«Не верит, что отблагодарю», — подумал Файзулла и, собравшись с силами, энергично кивнул два раза подряд.
Только что приехал с севера Таджикистана, контактировал с верблюдом, который сдох, на руке появилась язва черного цвета, а потом температура поднялась до сорока с половиной… Да с такими данными ни о чем другом не подумаешь, как о сибирской язве!
Поповкин еще раз прогнал в уме обоснование диагноза и позвонил в СЭС…
Файзулле несказанно повезло: не имея ни гражданства, ни полагающегося к гражданству полиса обязательного медицинского страхования, он вылечил свою пневмонию не где-нибудь, а в областной больнице, причем из трех две недели он пролежал в отдельном боксе со всеми удобствами. Доктору Поповкину повезло меньше: чувствуя, что настало время решительных мер, главный врач ЦРБ вкатил ему строгий выговор с занесением в личное дело, что означало годовое отсутствие премий. Евгению Викторовичу и Елене Михайловне было велено довести до сведения всех сотрудников, что ошибочно выставленный диагноз сибирской язвы повлечет за собой строгие репрессивные меры.
