Виктория Токарева - Можно и нельзя (сборник)
— Лужок. Лужкова, — подсказал другой солдат.
— Такой тоже есть.
— Камень. Каменева, — включился старлей.
— Такой был, — отмахнулся Влад.
— Ветрова, — предложил капитан.
— Может быть, Ветер? Или Ручей… Голос звенит, как весенний ручей. Сочетается с именем: буквы «р» перекликаются — Виктория Ручей. Замечательно! — одобрил Влад.
Хозяин ресторана услужливо включил музыку. Она оказалась китайская. Влад встал из-за рояля и пригласил Вику на танец.
— Танцуем все! — скомандовал тамада.
Милицейский наряд в мгновение образовал хоровод. Положив руки друг другу на плечи, трясли ногами, как в греческом танце «Сиртаки». Для них было едино — что Греция, что Китай.
Влад остановился передохнуть. Они стояли в центре хоровода и смотрели друг на друга.
— Вы где работаете? — спросил Влад.
— На птицеферме.
— Кому же вы там поете? Курам?
— Цыплятам.
— На самом деле? — не поверил Влад.
— Ну конечно. А что тут особенного?
— Безголосые поют на всю страну, а Монтсеррат Кабалье поет курам.
— Цыплятам, — поправила Вика.
— Ну да… Сумасшедший мир. Сумасшедшая страна. И я тоже сумасшедший.
Влад возобновил свой танец, задвигался под китайскую пентатонику. Протянул руки к Вике. И Вика вплыла в эти руки — каждой клеточкой. Вот оно — счастье. Слышать его энергию, его запах. Видеть, слышать, чувствовать, вдыхать… После этого можно и умереть.
Милицейский наряд плясал слаженно, будто они до этого долго репетировали.
Работники кухни высыпали в зал. Смотрели как завороженные. Потом не выдержали и образовали свой круг. А в центре нового круга — китайский повар в черных брюках, белом переднике и белом колпаке.
Два круга вращались один подле другого, потом один в другом. Просто ансамбль Моисеева…
Повар и Влад сложили руки скамеечкой. Вика села на переплетенные руки, обняв обоих за шеи. Они ее раскачивали, и рыжие волосы летели вслед.
В дверях появилась Саша Коновалова.
Ее взору предстал разоренный свадебный стол в объедках и окурках. И ее жених, держащий на своих руках молодой пышный зад.
Недавняя невеста стояла, раздувала ноздри. Музыка смолкла.
Владимир Петров убрал руки. Вика едва успела подставить под себя ноги. Иначе грохнулась бы с метровой высоты.
Нависла зловещая пауза. Невеста хотела что-то сказать, но передумала и пошла прочь.
Владимир Петров хотел остаться на месте, но не вышло, и он побежал за ней следом, бормоча:
— Я тебе все объясню…
Саша села в машину и рванула вперед, возмущенно фыркнув выхлопной трубой.
Владимир остался стоять.
Вика подошла с сочувственным лицом.
— Вова… — Она не знала, что сказать дальше, и замолчала.
Владимир повернул к ней голову. Его уже давно никто не звал Вова. Только мама в далеком детстве.
— Хотите, я с ней поговорю? — предложила Вика. — Я скажу, что это я виновата. Вы ни при чем…
Владимир вытащил мобильник, торопливо набрал номер Саши. Передал свой мобильник Вике.
— Да?! — зло и отрывисто отозвалась Саша.
— Здравствуйте… Это я, Вика… — растерянно сообщила Виктория. — Нам надо поговорить.
— Какая еще Вика? О чем говорить?
— О вашем женихе.
Саша настороженно молчала, и Вика не была уверена, слышат ее или нет. Но это не имело значения. Она заговорила в пустоту:
— Вы красивая. У вас этих женихов — навалом. Какая вам разница, тот или этот? А мне — только он. Понимаете? Я его люблю с восьмого класса. Он для меня первый и последний. И единственный.
Саша Коновалова нажала отбой. В телефоне забились короткие гудки.
Владимир Петров ошеломленно смотрел на Вику.
— Вы сумасшедшая? — спросил он.
— Нет. Я нормальная. Просто у меня рушится судьба. Сейчас. В эту минуту. Не кричите на меня, если можете.
— Да я не кричу. Но у меня тоже рушится судьба. Почему вы считаете, что можете распоряжаться моей жизнью?…
Он повернулся и пошел.
— Вова! — отчаянно окликнула Виктория.
— Два условия… — Владимир Петров остановился на мгновение и выбросил перед собой два пальца. — Первое — чтобы я вас больше не видел, второе — чтобы я вас больше не слышал. А сумасшедшая вы или нет — мне все равно.
Владимир ушел. Вика заплакала.
Подошел капитан Рогожкин и приложил руку к козырьку:
— Разрешите вас препроводить домой на нашей машине. А товарищ жених не прав. Но задержать его мы не можем.
Вика лежала на диване. Дед смотрел мексиканский сериал. Эта мизансцена продолжалась пятый день. На работу Вика не ходила. Депрессия не пускала. Дед беспрепятственно залезал по утрам в ванну и совершал свои утренние прогулки.
Дед видел: с внучкой что-то творится. Вика не ела и не разговаривала. Но он ей не мешал. Ждал, когда само отпустит.
В дверь позвонили.
— Поди открой, — велел дед.
Вика не отозвалась, как будто не слышала.
Дед кряхтя поднялся с кресла. Болели все кости, должно быть, заржавели от времени.
Дед открыл дверь. Вошли Вера и Варя. Разгрузили сумки. Достали вино и копченых кур.
Вика не реагировала. Дед увеличил в телевизоре звук, чтобы лучше слышать.
— Нанду! Это ты, любовь моя? — загрохотало из телевизора.
— Николай Фомич! — заорала Вера. — Сделайте потише!
Дед не слышал Веру. Вика никак не реагировала.
— Прямо как в курятнике, — откомментировала Варя.
— Да ладно… — простила Вера.
Подруги расставили еду на журнальном столике. Принесли тарелки и стаканы. Разлили вино.
Дед охотно принял подношение, а Вика не поднялась. Для нее все потеряло смысл.
Подруги стали вдвоем пить и закусывать. Невнимательно косились в телевизор.
— Ты должна понять, — сказала Варя. — Есть мечты, иллюзии. А есть жизнь…
Вика сморгнула.
— Мечты — это любовь и богатство. А жизнь — это труд каждый день, экономия денег, страдания, старость и смерть.
— Тогда лучше сразу умереть, — отозвалась Вика.
— Нет. Не лучше. Ты полюби то, что есть. Кур, бомжа Хмельницкого, солнце по утрам…
— Кстати, Хмельницкий приходил, — перебила Вера. — Спрашивал адрес. Мы ему дали.
— Зачем? — спросил дед. Значит, прислушивался к беседе.
— Чтобы больше не спрашивал. А то он не отстанет…
Вечером Вика решила отравиться и стала соскребать серу со спичек. С одного коробка получилась половина рюмки. Вика налила в рюмку вина, чтобы легче было выпить. Выдохнула. В этот момент раздался звонок в дверь.
Вика не хотела помирать второпях, отставила рюмку и открыла дверь. В дверях стоял Хмельницкий.
