Мария Чурсина - Тысяча забытых звёзд
«Пора завязывать», — отстранённо думала Влада, косясь на чашку с полустёршейся надписью «Международный съезд парапсихологов».
За соседним микроскопом работала Альбина. В этот раз её посетил приступ трудолюбия: Альбина почти не говорила с Владой, бормотала себе что-то под нос, а иногда поднималась и бродила в закутке за шкафами. Искала нужные образцы в коробках. Коробок было много, они стояли на каждой полке её шкафа, ещё целая армия коробок притаилась под столами, а один отряд занял выгодную стратегическую позицию на шкафу.
К вечеру институт вымирал. Глаза у Влады болели от бесконечной работы с крошечными минуциями, но затянутая в карусель работы, она не могла оторваться.
Мира за пределами института просто не существовало. Да, утром в холлы и коридоры вваливались толпы студентов, пахнущих осенним ветром, да, вечером они все пропадали, по одному или целыми группами. Два раза в сутки создавали на пропускных терминалах натуральную давку. Но Влада совершенно точно знала, что мира за пределами института не существует. Как и все, вокруг неё, знали это.
Ли днём и ночью сидел на кафедре, крошил в чай апельсиновые корки, иногда — поливал комнатные цветы, которые заполонили всё вокруг, переплетали стебли под потолком и свешивали длинные тонкие побеги до самого пола. Альбина перебирала образцы — молочно-белые мазки на предметных стёклышках, — бродила по аудитории, а иногда загадочно улыбалась и сбегала вместе с толпой студентов. Следующим утром она возвращалась. А Влада была здесь всегда.
Время от времени она уходила на кафедру, чтобы вскипятить чайник и заварить растворимый кофе. Что-что, а кофе был в её мире всегда, в банке пересыпалась ровно половина, и так каждый день, так что Влада легко потеряла счёт выпитым чашкам.
Когда глаза совершенно отказывались фокусироваться, Влада бросала иголки и шла гулять по коридорам. Обычно такое случалось ночью: днём её страшно раздражал шум и беготня студентов. А ночью в институте горели бледно-жёлтые лампы, они едва слышно гудели на нулевом этаже и мигали в боковом коридоре третьего.
Каждую ночь Влада бродила по коридорам и лестницам, пока не переставало ломить виски, но сегодня она едва добралась до второго этажа. Далеко за поворотом осталась дверь кафедры. Влада прошагала мимо запертой двери в кафетерий — яркий баннер на стене напротив. Тогда-то в тупике погасла первая лампа. В кармане джинсов завибрировал мобильный телефон.
Сказать, что она удивилась — нагло соврать. Влада втыкала иголки в пенопластовый лист, пила кофе, гуляла по коридорам, а всё остальное было для неё пустым звуком, сном, призрачным маревом над раскалённым асфальтом. Точно также в полусне она достала телефон — знакомый номер на экране, новое сообщение.
«Открыть».
«Я тебя найду и не отпущу больше. Только не бойся».
«Закрыть».
«Удалить сообщение?» — «Да».
Чем раньше сотрутся электронные буквы, тем меньше останется поводов для беспокойства. Прочь из телефона — прочь из памяти.
Тогда-то и погасла ещё одна лампа. Влада вздрогнула, но решила идти дальше. Разве стоят такие мелкие неприятности того, чтобы прерывать привычный моцион. Она миновала автомат с шоколадками, призывно мигающий зелёным огоньком, и свернула на факультет экзорцизма. Здесь всегда было особенно светло: по две лишние лампы на пролёт, и ещё по одной — красной, в железном наморднике — над деканатом и большими аудиториями.
Они погасли все разом. Влада испугалась. Её полусонное существование скорчилось от этого приступа ужаса. Ничего более сильного Влада раньше не испытывала, худшим моментом в её закольцованной жизни был тот, когда она уронила пучок минуций на пол и долго ползала, собирая их на ощупь. Минуции такие тонкие, как волоски, и, рассказывают, могут насмерть воткнуться в вену.
Снова завибрировал телефон. Влада вжалась в стену и ощутила под пальцами холодный камень. Закричать бы, но хрип скомкался в пересохшем горле. Рука сама собой потянулась к телефону, в абсолютной темноте голубоватый свет экрана больно ударил по глазам.
Незнакомый номер с тремя нолями в конце — звонивший отчаялся и бросил трубку, и тут же начал снова. Непонятно откуда запахло шоколадом. Влада бросила телефон, ослабшие пальцы разжались сами собой. Хрустнуло — это пластиковый корпус раскололся о мрамор пола. Но телефон продолжал пищать и мигать экраном. Влада отшатнулась.
Она ударилась спиной о стеклянный ящик, внутри которого вешали расписание, и холод стекла слегка остудил подступающую панику. Спокойнее. Ещё спокойнее. У неё высшее образование в области парапсихологии, уж справиться с паранормальным явлением — ерунда какая.
Влада закрыла глаза. У неё не было яркого таланта. У неё не было даже особого голоса, чтобы говорить с не-живыми. Она, в самом деле, только и могла, что выкалывать на пенопластовых листах схемы, чтобы ими могли воспользоваться те, кто с талантом. Сама она пользовалась редко — не получалось, не было опыта и тренировки.
— Остановись, — сказала Влада, переплетая в сознании последнюю составленную мыслесхему. Это должно было помочь. — Я говорю тебе: остановись. Слушай меня. Уходи. Ты должен слушать меня. Уходи.
Голова почти раскололась от резкой боли: всё-таки без практики выполнять такие сложные схемы в сознании — тяжело.
Телефон замолк. С лестничного пролёта сочился бледный свет. Его не хватало, чтобы оглядеть весь коридор, но трупик телефона на полу Влада видела отлично. Он молчал.
У неё вырвался облегчённый вздох. Кажется, пронесло. А она успела придумать, как останется в этом коридоре навечно, сожранная не-жизнью. Влада опустилась на корточки: дрожали от напряжения колени. Подышала на заледеневшие пальцы. Паранормальная сущность коснулась её холодным поцелуем, и теперь Владу, пожалуй, не отогреет даже кружка очень горячего кофе.
Нужно было возвращаться. Собрать волю в кулак, встать на ноги и возвращаться.
— Я безнадёжна, да? — сказала Влада, глядя на застывший за окном подъёмный кран.
Виктор Юрьевич стоял за её спиной, но Влада больше не ощущала на себе его взгляда. Должно быть, он тоже любовался мёртвым краном. Мёртвым миром за окном.
— В области, где я работаю, нет ничего безнадёжного, — отозвался он механически, сунул руки в карманы и прошёлся от стены до стены.
Влада обессилено опустила руки. У неё болела голова, и во рту стоял тошнотворный привкус кофе, как у той Влады — пожизненной обитательницы институтских коридоров. У неё пропадал голос, как у той Влады, которая жила в школьном подвале. И временами возникало чувство, что это ещё не всё, что она забыла ещё одну часть себя, и никак не может выудить из подсознания призрачный трепещущий образ.
Виктор Юрьевич тяжело опустился в кресло напротив неё. Силы у обоих были на исходе. Он достал из верхнего ящика стола разломанную шоколадку и положил на стол между собой и Владой.
— Хотите?
Она молча покачала головой и закрыла глаза. Зашумел, закипая, электрический чайник.
— В чём ваша проблема? — произнёс Виктор Юрьевич, греча ложкой в банке с сахаром.
Влада досадливо сморщилась. Сколько можно говорить об одном и том же. Она, конечно, не специалист в психологических методах, но постоянные разговоры о чувствах и ощущениях мало того, что начинали её раздражать, как ещё ни капли не помогали.
— Разве до сих пор не ясно?
— Нет, — усмехнулся Виктор Юрьевич. Иногда в его голосе проступал такой циничный сарказм, что Владе хотелось выйти и хлопнуть дверью изо всех сил. Будь в ней хоть чуточка темперамента, она бы так и сделала. — Вы сидите тут, сосредоточенно думаете свои мысли. Улыбаетесь иногда так смущённо, как будто на ногу мне наступили. Я не вижу вашей проблемы.
От возмущения Влада распахнула глаза.
— Что может быть хуже того, чтобы существовать в обрывках реальности? Неужели мне ещё придётся объяснять вам, почему это мне не нравится?
— Да нет. — Виктор Юрьевич отломал дольку шоколада, покрутил в руках. В чашке остывал зелёный чай. — Объясните это себе. У вас же нет проблем. Вы просто подумали, что с точки зрения нормального человека так существовать — неправильно. Но вы же так существовали всегда, всю предыдущую жизнь. Почему вдруг решили измениться? Кто сказал вам, что нужно измениться? Вдруг мы все существуем в своих обрывках реальности. Ну вдруг. Откуда вы знаете.
Она открыла рот, чтобы ответить, и закрыла. Ответить было нечего. Откуда она знала, в самом деле.
— Знаете, — сказал психотерапевт. — Ко мне приходят разные люди. Я вникаю в их жизнь. Приходится вникать. У большинства мир — тёмный и страшный. В нём на самом деле не хочется жить. Хочется в петлю — и привет. А у вас нет такого. У вас нормальный, спокойный, благоустроенный мир. Так в чём ваша проблема?
