Андрей Шарый - Четыре сезона
И если сделано странное исключение из правил и вам показалось, что удалось как-то неожиданно обойтись без плодов священного дерева, все равно в последней строке рецепта вы встретите скромную в своем достоинстве надпись: «Блюдо подается с маслинами».
Зеркало грехов
Здесь нашел я райское спокойствие совести, но для плоти — свинцовый крест.
Из писаний Сергея Святогорца, 1866Источников борьбы было два: сомнение и плотская похоть.
Лев Толстой, «Отец Сергий»Святую Гору приступом брали каталонцы и генуэзцы, на эту землю совершали набеги латиняне, крестоносцы, сарацины, турки, не знающие веры и национальности средиземноморские пираты. В год падения Константинополя здесь, на Айон-Оросе, на восточном выступе трехпалого полуострова Халкидики, утвердились было османы. Тогда православные храмы от разрушений уберег не Бог, но монастырские богатства; монахи откупились, сребром спасая христианский крест. Случались здесь не только беды, но и чудеса. В 1545 году, например, рыбаки вытащили из моря утраченную несколькими веками ранее икону Николая Чудотворца. Мозаичный образ уцелел, только к лику святого приросла перламутровая раковина, от которой на иконе осталась глубокая, как бы кровавая, до зрачка левого глаза Чудотворца, язвина. Из одной половины этой раковины патриарх Иеремия повелел сделать блюдо для просфоры, из другой — панагию, а икона стала, наряду с частью животворящего древа Креста Господня, одной из реликвий обители Ставроникита.
Так что за многие столетия своей истории монастырские стены видали всякое, недаром застыли они в скорбном молчании. Кое-какие главы этой истории уже забыты, но главное не подвергается сомнениям: Афон на протяжении веков остается непоколебимым хранилищем истинной веры. И, твердо убеждены здесь, таковым символом веры Святой Горе суждено быть до скончания мира. Не случайно же на волю Всевышнего ссылался в наставлении епископ Порфирий: «Богу угодно создать в Царстве Христовом обширный Эдем. И Бог создал его, поселил на Афоне, счастливо стоящем под звездами Фракии, в водах Эгейских. Туда собрались с четырех сторон света небесные человеки и земные ангелы, чтобы непрестанно славословить Бога и жить преподобно».
И так стало.
Человеки небесные, ангелы земные
В двадцати монастырях Святой Горы, в скитах и келиях, в пещерах и земляных хижинах теперь обитают тысяча или полторы «небесных человеков и земных ангелов» — православных иноков, обретших здесь строгую религиозно-созерцательную жизнь. Пора расцвета Афона, когда монашескую республику населяли десятки тысяч рабов Божьих, когда весь полуостров Айон-Орос с восемьюдесятью иноческими обителями представлял собой огромный монастырь, уже навсегда в прошлом, потому что безвозвратно меняется мир и вместе с миром меняется человек. Но вера по-прежнему крепка; ее сила теперь не в многочислии адептов, а в их духовной стойкости.
Полторы тысячи лет, с тех пор как дочь византийского императора Феодосия Великого, царевна и дева Плакидия, услышала здесь воспрещающий глас иконы Божьей Матери, женщинам закрыт доступ на полуостров; да не только женщинам, но и всякой живой твари женского пола. В распоряжение монахов Афон передал в конце VII века император Константин, и с той поры светской власти, как и суду людскому, Святая Гора неподотчетна. И сейчас необходимое для любого постороннего, любого мирянина условие пребывания здесь — диамонитрион, подорожная грамота, которая выдается с санкции Святой афонской общины. Так что праздные туристы не тревожат спокойствия монахов, разве что неслышно клацают фотокамерами с катеров, держащихся на почтительном расстоянии от берега. А коли ты (хоть, может, и не дарована тебе еще Господом благодать истовой веры) получишь диамонитрион, то из туриста превратишься в паломника. Коли попадешь сюда, на полуостров молитв о спасении мира, то ощутишь чудесное откровение.
Беспокоиться о мелочах здесь смысла нет: на Святой Горе ангел-хранитель чрезвычайно заботлив. Шум суетной жизни Афону неведом, тут каждый переступает невидимый порог, за которым — отказ от неутолимой собственной воли. Здесь славен не тот, кто высок по человеческим меркам, но тот, кто носит в себе Духа Святого. От монастыря к монастырю, от келии к келии, принято передвигаться пешком, чтобы возвратить себе первозданное телесное здоровье, чтобы дух воспарил от восторга. Вокруг — зеленый лесной океан. Запахи леса, голубизна неба, чистота воздуха кружат голову. Недаром говорят: на Святой Горе все земное возвышается до небес и все небесное снисходит до земли. Кто без коня — иди пеш. И помни: Афон — это не место. Это — путь.
В главный порт полуострова, Дафни, паломники добираются из «пограничного» греческого местечка Урануполис («Небесный град») на паромах, один из которых, трехпалубный «Доксиа эсти» («Достойно есть»), носит благолепное название чудотворной иконы. С пристани, даже если отойти от нее на лодке подальше в море, еще не видна гора Афон, на двухтысячеметровую вершину которой когда-то восходил для уединенной молитвы один из самых почитаемых здешних святых, инок Афанасий. По инициативе Афанасия в конце X века и устроен на отрогах горы главный монастырь Афона, Лавра. Крест и посох Афанасия бдительно хранятся здесь как вещественное подтверждение его неустанных духовных борений и трудов.
В античной древности эту гору называли Аполлониадой (по храму Аполлона), да и мирских поселений на полуострове хватало. Но условия природы (или воля Божья?) не дали водвориться житейской деятельности. Потом эту местность назвали Афосом по имени местного языческого прорицателя, а когда «миновали темные века заблуждений и воссиял свет евангельской истины», языческие святилища сменились храмами истинного Бога. Колонизация полуострова не удалась, учат святогорские жития, потому что предназначена Святая Гора для высшего духовного промысла. Не зря же Господь устроил тут православный заповедник, взрыхлив громадное поле благочестия, размерами без малого восемьдесят километров на двадцать.
Обет молчальника
Сказано: настоящая духовная брань — не во внешнем мире, а в сердце человеческом. Этому испокон века учили отцы Церкви: путь к совершенству лежит через внутреннее созерцание, а для него не нужны слова. «О молчание и в тишине пребывание! Ты мать живого духа и зеркало грехов. В тебе нам соприсутствуют и нас поучают ангелы» — так когда-то прославила уединение отшельница Феодора. Основы афонского затворничества заложил на рубеже VII и VIII веков Петр Святогорский. Однажды во сне ему, принявшему постриг после арабского плена солдату-греку, явилась Божья Матерь. Она внушила иноку «пылающую веру» и поведала, что Афон станет величайшим центром духовной жизни. Петр тут же отправился на Айон-Орос и прожил там в пещере пятьдесят три года, пока не почил в бозе.
Петра Святогорского считают одним из первых безмолвников-исихастов. Именно исихия («покой», «тишина»), завещал Петр, поднимает человека на высшую ступень созерцания, ведет к духовному экстазу. К боговедению. Традиции исихии в Средневековье то крепли, то ослабевали и набрали особую силу к XIV веку. Оплотом заветов о молчальничестве и непрестанном творении молитвы как основах «умного внутреннего делания», чувственного постижения божественной энергии путем отрешения стали монастыри Святой Горы. На этих обетах полного духовного очищения поныне зиждется концепция православной аскезы.
Имена всех безмолвников ведает только Господь, но пастве в наущение он оставил сведения о некоторых подвижниках: иноки Григорий Синаит, Григорий Палама, Николай Кавасила, опытом которых («О безмолвии в молитве», «Наставление безмолвствующим») дано питаться их наследникам. Итальянец Никифор Исихаст, монах, обратившийся из католичества в православие, даже сформулировал в специальном трактате психосоматические методы для сосредоточения внимания в «умной молитве» путем дисциплины дыхания. Согласованное с ритмом вдохов и выдохов моление, указал Никифор, становится постоянным. Позже Сергей Святогорец написал: «Молитву слово Божие не ограничивает ни временем, ни местом. Господь молитву сердца ставит наряду с дыханием груди». Поэтому и сейчас в афонских монастырях иноки порой спят всего по четыре часа в сутки, но не менее десяти пребывают в разговоре с Всевышним.
На Руси массовому распространению исихии способствовал во второй половине XV века «начальник скитожительства» Нил Сорский. Вот как описаны деяния Нила в монашеских житиях: «Кто мог исчислить его коленопреклонения, упражнения в псалмопении и ненасытном чтении Святого Писания? Каких подвигов самопонуждания, воздержания, поста, алчбы и жажды, воздыхания, сетования не показал он? Каких не испускал молений, слез и стенаний из глубины сердца? Каких не преодолел браней от гнева похоти, взимающегося на разум Божий возношения и лютого для безмолвника уныния? Каких не претерпел злостраданий, немощей и скорбей душевных и телесных, каких не вел сражений с недоумением, безнадежием и отчаянием и страшных жизненных борений, наносимых от зависти бесовской? Но взамен он наслаждался Божественной любовью в душеспасительном и радостнотворном безмолвии». И не безмолвником ли был великий иконописец Андрей Рублев? Не молчальничеством ли прославили Афон и Православную церковь в только что минувшем веке иноки Силуан, Тихон и Паисий? Тихон, скончавшийся в 1968 году, полтора десятилетия прожил в пещере, питаясь раз или два в неделю сухарями. Еженощно он клал по 600 поклонов; рукоделием его было плетение четок, которые, кстати, инок и выменивал на сухари.
