Клаудиа Пиньейро - Вдовы по четвергам
Тано ничего не скажет Тересе. Незачем, ведь пока он все еще работает на свою компанию, как и раньше. А если немного подождать, то он сможет рассказать ей обо всем, когда получит новое предложение. Или даже новую работу. Тереса даже из-за пустяка начинает волноваться, думал он. На выходное пособие они смогут жить так же, как привыкли, не трогая сбережений. Детей тоже не следует в это вмешивать. К тому же Тереса не умеет держать язык за зубами. Он снова поменял радиостанцию. «Президент отметил, что ситуация в затопленных районах остается крайне тяжелой». Тогда он переключился на ФМ-диапазон в поисках любой музыки.
В ста метрах впереди он увидел главные ворота Лос-Альтоса. Опустил карточку в считывающее устройство, и шлагбаум поднялся, пропуская его машину. Он поздоровался с охранником, дежурившим на входе. И здесь, внутри, он впервые почувствовал себя спокойно. Впервые с того момента, когда услышал: I'm so sorry but… business are business.[31]
Уже наступила осень, но листья на деревьях оставались зелеными. Через несколько дней та аллея, по которой сейчас не спеша ехал его лендровер, станет красно-желтой. Он опустил стекла и отстегнул ремень безопасности, наслаждаясь каждым метром дороги, отделявшим его от дома. Вечер был теплый и ясный. Перед ужином Тано, как и всегда, совершит пробежку. И ничего не скажет Тересе. Так лучше. Он двигался по главной улице вокруг площадки для гольфа, где уже сгущались сумерки. Какие-то подростки катались на велосипедах, а служанка спорила с маленьким мальчиком, которому не хотелось крутить педали своей трехколесной машинки. По дороге ему встретилась Карла Масотта — она выходила из клуба. Густаво он тоже пока ничего говорить не будет. Вообще никому. Возможно, через несколько дней он расскажет Густаво, тот знаком со многими хедхантерами, и, наверное, стоит дать ему пару резюме. Но не сейчас. Тано уставился на зеленую траву, растущую по сторонам дороги. Он знал, что здесь ничего не изменилось. Поселок оставался таким же, каким был сегодня утром, когда он в последний раз уехал отсюда генеральным директором компании Troost S. A.
Определенно он никому ничего не должен рассказывать.
Глава 24
Осенью трава на газонах желтеет. Не высыхает, не умирает, а просто тихо отдыхает в ожидании следующего лета, когда лужайки опять зазеленеют и цикл повторится заново. Тут есть два варианта. По крайней мере в Лос-Альтосе у нас есть два варианта. Можно смотреть туда, где цвет еще сохранился. На золотистые и красные ликвидамбары, коричневые дубы, желтые гингко билоба, огненные уксусные деретвья. Но это не всегда сработывает. А если взгляд постоянно упирается в выцветшую траву, что вас не устраивает или даже огорчает, значит, первого варианта недостаточно. Вторая возможность — ryegrass, лужайка на один сезон такого же неправдоподобно яркого цвета, как яблоки из холодильника или цыплята, откормленные при искусственном освещении. Но газон безупречен — не просто лужайка, а настоящий коврик.
В этом сезоне Уровичи не могли себе позволить ryegrass. Шел двухтысячный год, мы уже сменили президента. В декабре девяносто девятого он произнес свою инаугурационную речь, текст которой, по слухам, написал один из его сыновей. В речи он особое внимание уделил контролю за бюджетным дефицитом и пообещал, что, как только будут достигнуты успехи на этом пути, вырастут инвестиции и снизится безработица. Но уже настала осень, а не было ни инвестиций, ни новых рабочих мест, и Мартин Урович оставался не у дел. Лала чуть не плача рассказывала Тересе, как он вместе с рабочими пропалывает газон.
— Я так больше не выдержу, ты только представь: он целыми днями сидит дома!
Тереса ее понимала, и к тому же она знала, что все будет еще хуже, когда трава на газоне пожелтеет. Она отвела Лалу в сторонку, чтобы рабочий, который, стоя на коленях, вырывал сорняки, их не услышал, и сказала:
— Делай как знаешь, Лала, но недели через три трава все равно пожелтеет, и весь труд пойдет насмарку.
И снова обернулась к работнику:
— Нет… боже мой… Хосе, это не сорняк! Это penissetum!
Тереса подбежала и пригладила растение пальцами. Лала тоже подошла взглянуть на penissetum. Тереса улыбнулась и сказала вполголоса:
— Это вечный бой, объясняю им двадцать пятый раз, и все без толку.
Дамы осмотрели газон. Работник, все еще занимавшийся прополкой, отступил на несколько шагов. Тереса взялась за подсчеты:
— Смотри, у тебя должно быть полторы-две тысячи квадратных метров парка.
— Тысяча семьсот, — уточнила Лала.
— Таким образом, килограмм семян на каждые тридцать метров, а они стоят, насколько я знаю, доллар восемьдесят центов или два доллара за килограмм, на все про все сколько это будет?
— Не знаю… я же без калькулятора…
— Я тоже. Никогда не ладила с цифрами, но это стоит примерно… сто–сто пятьдесят долларов, столько мне в итоге заплатила Вирхиния, а у нее парк примерно как у тебя.
— Вирхиния заново засеяла газон?
— Да, она получила какие-то очень неплохие комиссионные.
Тереса наклонилась, взяла комок земли и повертела его в руках.
— Дорогая, этому бордюру не хватает влаги, — сказала она, показывая подруге сухую, крошащуюся в руках почву.
Тереса ушла за поливочным шлангом. Лала осталась ее подождать. Тереса уже несколько лет занималась ее садом, так что прекрасно знала, где лежат инструменты. После того как она закончила трехлетние курсы ландшафтного дизайна при питомнике Сан-Исидро, Уровичи стали одними из первых ее клиентов. До тех пор пока Тереса и другие женщины не начали понемногу изучать садоводство и интересоваться растениями, любой безработный поденщик из Санта-Мария-де-лос-Тигреситос с гордостью именовал себя «садовником» или «специалистом по паркам». «Газонокосильщики» — так их называли в Лос-Альтосе — приезжали на велосипедах, за которыми волочились газонокосилки, в лучшем случае электрические, а еще они тащили с собой триммер, садовые ножницы, хлорку для чистки бассейнов — за прозрачностью воды нужно следить круглый год, если не хочешь остаться без работы. Тереса же занималась другим. Она высаживала цветы с учетом времени года, следя за тем, чтобы они сочетались по цвету и размеру, чтобы росли на нужном расстоянии друг от друга, проверяла, чтобы нигде не было увядших или больных растений, выбирала для клумб у дома цветы с приятным ароматом, а те, с которых постоянно что-нибудь летело, удаляла подальше от бассейна.
— Для такой работы нужна художественная жилка, — любила говорить она о самой себе.
И расценки у нее были лишь ненамного выше, чем у «газонокосильщиков».
— Когда все парки вокруг выглядят безупречно — ты видишь кругом только яркую зелень ryegrass и вдруг нарываешься на непорядок, хочется рвать и метать, правда? Представь себе: едешь на машине, видишь зеленое… зеленое… зеленое… желтое! А, это же дом Уровичей! Вот ужас!
Тереса отложила в сторону шланг и занялась осокой, которая слишком тянулась к солнцу и нарушала симметрию бордюра. Лала наклонилась, чтобы помочь ей.
— Послушай, дорогая, я знаю, что твой бедолага сейчас без работы и все такое, но это же временно! Ты не должна покоряться обстоятельствам.
Тереса отпустила осоку и выпрямилась.
— Ее нужно подвязать, или она так и будет торчать в сторону. Она очень непослушная. А для чего еще нужны сбережения? Для таких вот чрезвычайных случаев.
Тереса вытащила из своей сумки моток желтой бечевки, и они вместе с Лалой подвязали куст.
— Это конопляная бечевка, никогда не позволяй использовать в саду материалы, которые не разлагаются естественным путем.
Лала помогла ей завязать веревку.
— Представляешь, пройдут века, нас с тобой уже не будет, а пластик так и останется здесь. Кстати о пластике, ты не будешь в этом году делать себе грудь?
— Буду, но я подожду немного, пока у Мартина закончится эта неразбериха с деньгами, а то он взбесится.
— Силикон подождет, а вот газон — нет. И через пару месяцев у Мартина будет новая работа, а у вас — совершенно испорченный участок.
Тереса вытянула шланг, перевела соответствующий рычаг в крайнее положение, чтобы напор был постоянным, но небольшим, сделала знак работнику открутить вентиль и, когда вода пошла, стала поливать клумбу.
— Я знаю, можно возразить: «Это мне каждый год стоит денег, и все равно к ноябрю ryegrass нужно снова менять», — да, это так, но… Тут уж надо выбирать… Мы вообще всю жизнь должны выбирать.
— Ты меня знаешь, я хочу заняться газоном, но мне нужно придумать, что сказать Мартину.
— А зачем ему что-то говорить?
— С тех пор как у него случилась эта история с работой, он стал очень подозрительным. Не говори никому, please, но он даже занимается планированием расходов на компьютере, я от этого просто с ума схожу.
