Евгений Богданов - Случайный вальс: Рассказы. Зарисовки
Помнится постановка «Ревизора» Н.В. Гоголя, где молодой в то время паренёк, известный жителям города больше по прозвищу «Коля Модный», исполнял роль Хлестакова. Он был одет во фрак, эффектно рисовался перед дамами и нёс околесицу, как и положено Хлестакову, помахивая зажатыми в руке белыми перчатками.
Наверно, играли артисты хорошо и вдохновенно, раз они остались у меня в памяти на всю жизнь. Костюмы на сцене носили настоящие, не бутафорские. Костюмерная в театре была богатая, собранная по всему городу усилиями энтузиастов.
Народный театр в Каргополе в двадцатые — тридцатые годы был очень популярен. Кроме спектаклей, выступала «Синяя блуза», почему-то переименованная потом в «Красную рубаху», видимо, из преувеличенного пристрастия к революционной терминологии. Выступления «Синей блузы» били в цель, вскрывали отрицательные явления.
Каргополы заботились о Доме культуры, привели в порядок территорию вокруг него, разбили садик с клумбами и газонами. На них было много цветов.
Весной, после таяния снега, когда солнце уже достаточно хорошо пригревало, город отряхивал с себя зимнюю дрёму и устраивались коммунистические субботники. Все выходили на улицы с метелками, граблями, старательно приводили в порядок главные улицы, территорию возле Дома культуры. Вместе со всеми трудилось районное начальство из райисполкома, из райкома партии. После субботника его участники, собравшись возле широкого крыльца Дома культуры, фотографировались на память. У меня сохранилась фотография тех лет, на ней запечатлена большая группа участников субботника. Разумеется, и мы, мальчишки, пристроились сбоку. Снимал группу местный фотограф Кондатский, мастер своего дела. По совместительству он вёл у нас в школе уроки пения. Он приходил к нам в класс со скрипкой, играл на ней и пел дребезжащим баском, а мы ему старательно подпевали. Помнится такая песня:
Джим подшкипер с английской шхуны
Плавал шестнадцать лет,
Знал моря, заливы, лагуны,
Старый и Новый свет…
Что там дальше было с Джимом подшкипером, я теперь не помню, но учитель пения — фигура по-своему оригинальная и колоритная — и сейчас стоит у меня перед глазами.
Фотографируя, он засовывал голову под покрывало из черной ткани, наводил аппарат, потом, опустив ткань, брался рукой за крышку объектива фотоаппарата, установленного на треноге, и говорил: «Внимание! Спокойно! Снимаю! Спасибо».
В те годы в Каргополе, в центре, разбили сквер, в нём по периметру высадили молоденькие ёлки. Они постепенно разрослись и стали высокими и густыми. Посреди сквера установили памятник В.И. Ленину. На открытой площадке часто бывали танцы под духовой, оркестр, а рядом сражались на спортивной площадке волейбольные команды.
Горожане любили свой театр, и он существовал довольно долго — вплоть до начала Великой Отечественной войны. После неё драмколлектив снова возродился, но уже не в прежнем составе, и, кажется, выступал с меньшим успехом.
Традиционными были новогодние карнавалы. В них участвовали многие горожане. Обязательным условием входа в Дом культуры была маска. Пусть у пришедшего нет костюма, но маску он был обязан надеть на лицо.
Карнавальные вечера проходили с танцами при большом стечении публики. Тогда не было ни радиол, ни магнитофонов, ни эстрадных ансамблей. Танцевали под музыку популярного в то время гармониста Клавдия Воронкова. Сухощавый, стройный, подтянутый, с лихо закрученными «чапаевскими» усами, он садился на табурет и весь вечер наяривал краковяки, польки и вальсы. В то время входили в моду танго, румба, фокстрот, но их гармонист не знал, играл старинную музыку. Под нее танцевали все от мала до велика. Кажется, мелодичный звон воронковской гармошки до сих пор стоит у меня в ушах, хотя это было полвека тому назад.
Детей до шестнадцати на вечера не пускали, но нам с приятелем Петей Карякиным удалось обмануть бдительную контролёршу, дежурившую при входе.
Тогда только что вышел на экраны звуковой фильм «Дети капитана Гранта», и мы смотрели его не один раз. Особенно нам нравился один из героев фильма — Жак Паганель, роль которого исполнял талантливый актер Николай Черкасов. Вот мы и решили «изобразить» на маскараде Паганеля: сделали широкополую шляпу, склеили из картона подзорную трубу, наставили по низу полосой черной ткани широкое драповое мужское пальто. Так как я был невелик ростом и легок, то сел Пете на плечи, мы надели пальто — оно скрывало нас обоих — и в таком виде пошли на маскарад.
По дороге, чтобы не споткнуться, Петя выглядывал в щелку между полами пальто. Контролерша, дежурившая у входа в зал, очень удивилась, увидев перед собой долговязую фигуру в шляпе с пером, но пропустила нас, хотя билет был один на двоих.
В зале шли танцы, сыпалось конфетти, развевались ленты серпантина, горела огнями большая ёлка. Нарядные пары в пестрых костюмах кружились «в вихре вальса». Мы в это время стояли на пустой сцене за кулисами. Петя у стола, я — на столе. Ему было тяжело таскать меня на себе весь вечер.
Но вот в танцах наступил перерыв, и в зале появился Паганель с льняными буклями и подзорной трубой. Он важно и неторопливо прошелся взад-вперёд, остановился и стал смотреть через трубу на балкон. Публика ахала, смеялась, выражала одобрение.
Танцы опять начинались, и мы исчезали за кулисами.
Наши старания оценили: за этот костюм мы получили денежный приз.
Мой друг Петя Карякин в Великую Отечественную войну воевал лейтенантом, командиром взвода, был ранен в ногу и вернулся домой инвалидом.
РЕСТОРАН «ПРОГРЕСС»
В тридцатые годы в Каргополе заметно оживилась торговля — и государственная, и кооперативная. Одним из признаков такого оживления было открытие на улице Театральной, напротив постоялого двора, новой общепитовской «точки». Идея сама по себе неплохая, во всех приличных городах есть и чайные, и закусочные, и столовые, и, разумеется, рестораны. Разве плохо пойти вечерком посидеть там с семьей или с приятелями, плотно поесть, поднять бокал хорошего вина? Везде так делают, чем Каргополь хуже других?
Ресторан был открыт. В день его ввода в число действующих общепитовских заведений был устроен банкет. Разумеется, произносились тосты, похвалы в адрес инициативных кооператоров.
Ресторан получил название: «Прогресс». Слово это не для всех было понятным, однако вызывало к себе уважение и настраивало жителей города на торжественный лад. Понимающие люди объясняли непонимающим: «Прогресс» — значит движение вперёд к совершенству. И поскольку в ресторане обслуживают культурно, а главное — быстро, название вполне соответствует содержанию».
Над входом повесили вывеску: «Прогресс». Ресторан Каргопольского горпо.
Жители города, преимущественно мужчины, естественно, стали посещать ресторан. Кто-то проводил время там мирно и весело, особенно не злоупотребляя спиртным, а кое-кто не знал меры своим потребностям и возможностям и, что греха таить, неумеренно приняв горячительного, возвращался домой, к любимой супруге, как говорится, «на бровях».
Стали трещать семейные бюджеты, нарушилось привычное, спокойное течение жизни.
Каргополы — народ весёлый, любят пошутить, «подначить». Нашлись остряки, которые сложили по этому поводу двустишие:
Ресторан прогрыз
Кошельки у добрых граждан…
Острота быстро распространилась по всему городу. Кооператоры призадумались:
— А почему, собственно, «Прогресс»? Никакого тут прогресса быть не может. Прогресс — движение вперёд, а какое здесь движение, если по городу ходят злые частушки?
Вскоре после открытия ресторана вывеску над входом в него стыдливо заклеили белой бумагой, а потом она и вовсе исчезла.
А потом ресторан превратили в обыкновенную столовую. Готовили в ней хорошо, вкусно и, таким образом, дело поправили. Правду говорят: на ошибках люди учатся.
«ИДУ К ЧЕЛОВЕКУ»
Наше поколение, родившееся и выросшее уже при Советской власти, помнит, как у него на глазах и с его участием происходили глубокие качественные изменения в жизни людей. Новое постепенно вытесняло из их сознания предрассудки и суеверия, обывательский индивидуализм, страх перед будущим, присущие прежнему, дореволюционному укладу жизни. Бедность, неграмотность, забитость, неверие в справедливость, порожденные старым строем, уходили в прошлое. Люди с надеждой и радостью начинали верить в свои силы, в свой разум и становились активными поборниками нового общества.
Страна заботилась о поголовной грамотности всего населения. Образование перестало быть привилегией избранных слоёв общества. Осуществлялся всеобуч, все дети с восьми лет начинали ходить в школу. Но и взрослые тоже брались за букварь в кружках ликбеза, ведь тогда добрая половина населения была совсем неграмотной, и не по своей вине. Просто раньше не было возможности учиться. В селе, в промышленных рабочих районах, единственным «университетом» для простого народа было четырехклассное церковноприходское училище.
