Эдгар Доктороу - Билли Батгейт
Я никогда еще не видел столько денег, но, в отличие от банкира, никакого удивления не обнаружил. Мистер Шульц сказал, что хотел бы открыть счет на пять тысяч долларов, а остальное поместить на хранение в сейф. В следующее мгновение вызвали старую секретаршу, и они с президентом, посуетившись, ушли пересчитывать добычу, а мистер Шульц тем временем сел на прежнее место и прикурил сигару, которую взял из увлажнителя на столе банкира.
— Малыш, — сказал он, — ты заметил, сколько касс открыто в этом заведении?
— Одна?
— Да. Один седой кассир сидит и читает газету. Друзья Лулу не встретили бы здесь даже охранника у двери. Ты знаешь, каковы активы этого типа? Закладные нищих фермеров. Он целыми днями рассылает извещения о просрочке выкупа и распродает графство Онондага по десять центов за доллар. Можешь мне поверить. Он будет лежать ночи без сна, думая о наличности, хранящейся в заказанном мною сейфе. О том, что за нею стоит. Даю ему неделю, ну, десять дней. И он обязательно позвонит.
— И ты клюнешь на все, что бы он ни предложил, — сказала мисс Дрю.
— Ты чертовски права. Перед тобой защитник всех бедных девушек этой дыры. — Он застегнул пиджак своего темного костюма и отряхнул воображаемые пылинки с рукавов. Взял в рот сигару, наклонился и поправил носки. — Вот закончу здесь дела и выставлю свою кандидатуру в конгресс.
— Я хочу поговорить совсем о другом, если ты, конечно, не будешь дуться и злиться, — сказала мисс Дрю.
— Что? Нет. Опять я что-то не так сказал?
— Вундеркинд.
— Ну и что?
— Ты хоть знаешь, что это слово означает? Не хороший мальчик, как ты, наверное, думаешь, а гениальный ребенок.
В этот момент вернулся осчастливленный банкир, радостно потирающий руки, положил для мистера Шульца бумажки на стол, снял со своей авторучки колпачок, надел его на противоположный конец ручки и, не переставая болтать, протянул ее через стол. Но, как только мистер Шульц начал подписывать бумаги, банкир замолчал, и процедура подписания приобрела почти дипломатическую торжественность. Затем появилась старая секретарша с расписками и незаполненной чековой книжкой, и снова возникли суета и оживление, и несколько минут спустя мы уже прощались, улыбались, раскланивались, деньги — уж точно — бодрят людей, приводят их в состояние радостной приподнятости, заставляют заботиться о ближнем и желать ему самого наилучшего. Банкир, до тех пор обращавший внимание только на мистера Шульца, вдруг сказал деланно заинтересованным тоном:
— Ну-с, молодой человек, что же теперь читает ваше поколение? — Он повернул книгу которую я держал в руках, и прочитал заглавие, не знаю, что уж он ожидал увидеть, может, французский роман, но удивление его было искренним. — Очень достойно, сын, — сказал он. Схватив меня за плечо, он смотрел на мою воспитательницу: — Мои поздравления, мисс Дрю, я сам воспитываю молодежь, с такими юношами мы можем не волноваться за наше будущее.
Он проводил нас до самого выхода, каблуки наши стучали по мраморному полу, единственный кассир встал, когда мы цепочкой проходили мимо.
— До свидания, да хранит вас Бог, — сказал банкир и помахал нам с крыльца рукой.
Лулу держал дверцу, пока все мы не забрались на заднее сиденье, потом сам сел впереди, Микки завел мотор, и мы тронулись. Только тогда мистер Шульц, воскликнув «В чем, черт возьми, дело?», перегнулся через мисс Дрю и выхватил из моих рук Библию отеля «Онондага».
В машине воцарилась тишина, слышался только шелест страниц. Я глядел в окно. Мы медленно спускались с холма по почти пустынной центральной улице. Здесь, в сельской местности, были даже фуражные магазины. Я сидел в новом костюме, длинных брюках и ботинках на высокой подошве, бедром к бедру с прекрасной мисс Дрю, на заднем сиденье роскошной личной машины человека, который еще несколько недель назад был для меня полубогом, недоступной мечтой, и чувствовал себя совершенно несчастным. Я покрутил ручку и опустил стекло, чтобы выветрить сигарный дым. У меня не было никакого сомнения, что сейчас произойдет что-то невообразимо ужасное.
— Эй, Микки, — позвал мистер Шульц.
Блекло-голубые глаза Микки-водителя появились в зеркале заднего вида.
— Остановись у церкви на холме, там, где шпиль виднеется, — сказал мистер Шульц и захихикал. — Это единственное, о чем мы не подумали. — Он положил руку на колено мисс Дрю. — Можно мне засвидетельствовать почтение парню, сидящему рядом с тобой?
— Не смотри на меня, босс, — сказала она, — я не имею к этому никакого отношения.
Мистер Шульц наклонился вперед, чтобы видеть меня за мисс Дрю. Он широко улыбался своим громадным крупнозубым ртом.
— Это верно? Ты сам додумался?
Объяснить я не успел.
— Ты видишь, — обратился он к мисс Дрю, — я знаю слова, которые употребляю. Этот малыш действительно вундеркинд.
Вот каким образом я поступил в воскресную библейскую школу при церкви Святого Духа, в Онондаге, штат Нью-Йорк, бесконечным летом 1935 года. Слушать проповеди о бандах в пустыне, их неладах с законом, трудах, проделках, борьбе друг с другом и непомерном гоноре каждой — такова теперь была моя доля по воскресеньям в церковном полуподвале, со сводов которого капала вода, капало и из носов моих одноклассников; одетые в чересчур большие комбинезоны или выцветшие платья, они каждое воскресенье сидели на скамьях рядом со мной, болтая своими босыми или обутыми ногами. Несмотря на все, что я сделал и пережил в последнее время, по воскресеньям я как бы снова возвращался в сиротский приют.
Хотя хуже воскресенья трудно было что-нибудь придумать, остальные дни были не намного лучше, нам не оставалось ничего другого, как творить добро. Мы посещали больницу и приносили в палаты журналы и конфеты. Мы не обходили вниманием ни один открытый магазин, если он только не торговал тракторными запчастями, и покупали все, что там продавалось. В миле от города находилась небольшая заброшенная площадка для игры в гольф, и несколько раз мы ездили туда с Лулу и Микки погонять мячик сквозь маленькие деревянные воротечки, по горкам и ямкам, у меня это хорошо получалось, и я выиграл у них несколько долларов, но после того как в приступе ярости Лулу сломал клюшку о колено, я решил больше туда не ездить. В самом городе, где бы я ни появился, за мной по пятам следовала ватага ребятишек, я покупал им конфеты, игрушки и мороженое, мистер Шульц в это время давал от имени Американского Легиона обеды для их отцов и матерей или же собирал прихожан церкви, скупал все домашние пироги и устраивал вечеринку для желающих отведать кофе с пирогами. Ему, единственному из нас, нравились эти длинные скучные дни. Мисс Дрю нашла конюшню, где можно было взять лошадей напрокат, и каждое утро выезжала с мистером Шульцем верхом на прогулку, я видел из окна шестого этажа, как они трусили по проселочным дорогам к невспаханному полю, где она давала ему уроки верховой езды. По почте из Бостона пришли специальные костюмы, которые она заказала по телефону: твидовые сюртуки с кожаными заплатками на локтях, шелковые шарфы, темно-зеленые фетровые шляпы с маленькими перьями, глянцевые сапоги из мягкой кожи и галифе, странные, лавандового цвета брюки, расширяющиеся на бедрах, которые хорошо сидели на ней, поскольку ее стройная, удлиненная фигура была плосковатой сзади, но совершенно не шли коренастому мистеру Шульцу, который выглядел в них, по меньшей мере, не по-мужски, о чем никто из нас, даже мистер Берман, не решился ему сказать.
Нравилось мне только раннее утро. Я вставал первый и покупал в газетном киоске «Онондага сигнал», которую читал, завтракая в маленькой закусочной, обнаруженной мною в одной из боковых улочек. Хозяйка заведения хорошо пекла и готовила очень вкусные завтраки, но я никому об этом не рассказывал. Наверное, я единственный из банды читал «Сигнал», это была очень скучная газета, заполненная фермерскими новостями, прописными истинами, домашними советами и прочей ерундой, но там печатали комиксы «Фантом», а также «Проделки Эбби», а это как-то связывало меня с реальной жизнью. Однажды утром на первой полосе я прочитал, что мистер Шульц купил у банка местную ферму и вернул ее бывшим владельцам. Вернувшись в отель, я обнаружил, что у тротуара стоит больше старых автомобилей, чем обычно, а в холле на скамьях или прямо на корточках сидит множество мужчин в комбинезонах и женщин в домашних платьях. И с этого времени они установили за отелем надзор — снаружи или изнутри, — в зависимости от времени дня там постоянно находилось от одного-двух фермеров и фермерских жен до дюжины. В этих людях меня поражала одна особенность: уж если они были худые, то худоба их была ужасной, а если толстые, то до безобразия. Мистер Шульц вел себя с ними очень предупредительно и обычно приглашал по двое, будто в свою контору, к угловому столику в столовой отеля, недолго беседовал и задавал несколько вопросов. Я не знаю, сколько закладных он выкупил, может быть, ни одной, скорее всего, он давал несчастным немного денег на погашение месячного платежа или несколько долларов, чтобы, как он говорил, отогнать волка от дверей. Он беседовал с деловым видом, записывал их имена и просил прийти на следующий день, а сами деньги в коричневых конвертиках им выдавал потом Аббадабба Берман, который предварительно готовил их в своем кабинете на шестом этаже. Мистер Шульц, проявляя большой такт, не корчил из себя босса.
