Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны
И ко всему прочему это были еще и кровные дети Дикого поля — выносливые, неприхотливые, готовые месяцами ночевать у костров, питаться кониной и двигаться, двигаться. О войске татаро-монголов, их вооружении, организации, тактике написано много книг и статей. Возьмем из них любопытные для многих из нас подробности, помогающие понять, с какой силой столкнулась Русь и что помогало степному войску одерживать стремительные победы.
Лошадь была главным двигателем степной армады. Низкорослые мохнатые лошаденки не требовали фуража — подножный корм! Даже зимой из-под глубокого снега! (Для вторжения на Русь войско дождалось зимы, когда замерзнут болота и речки и когда снегом будут засыпаны рвы в крепостях.) Лошадь не только несла всадника, она его и питала. «Отбивные» из сырого конского мяса, возимого под седлом, были основной пищей войска. Каждый воин имел в запасе пять лошадей и мог в любой момент пересесть на свежую.
Наконечник русского копья.
Вооружение… Основой были кривая сабля и лук. Но были еще: копье, аркан и топор.
Доселе неведомый русским кочевник владел оружием превосходно. Он стрелял на скаку в сторону и назад, обернувшись; спускал тетиву лука правой и левой рукой. В минуту он посылал десять — пятнадцать стрел. И попадал — «тела убитых напоминали ежей, все тело было утыкано стрелами».
Сам воин заслонялся щитом из кожи и латами тоже чаще всего кожаными, причем только спереди — «спину противнику кажут трусы». В снаряжении, кроме оружия, всадник имел еще огниво, ножик, иголки и нитки, ситечко для очистки мутной воды — остальное добывалось в пути, отнималось у побежденных.
Были в войске для взятия городов катапульты, метавшие камни и кувшины с горючими смесями, тараны для разбивания стен.
Умели кочевники делать подкопы под крепость, запрудами «учинять наводненья». Тактика боя, проверенная и отлаженная, приспособлена была у кочевников к схваткам в поле, на равнинах и просторах, где конница могла «мельницей» кружиться вблизи противника, поражая лошадей и людей непрерывной стрельбой на скаку.
Когда летописцы говорят: «Стрелы затмили солнце», они говорят почти языком репортеров.
Организация войска была простой и четкой: низшая единица — десяток, потом — сотня, тысяча, тимен («тьма») — десять тысяч. Соответственно командиры: десятник, сотник, тысяцкий, темник.
В низших ячейках организации войско связано было кровным родством. И всех вместе в едином боевом кулаке держали жестокая дисциплина и круговая порука — за трусость и отступление в бою одного карались смертью все остальные в десятке.
Стойкости, мужества, фанатизма этому войску было не занимать. Но жизненная философия людей, его составляющих, была разбойничья: «Счастливее всех на земле тот, кто гонит разбитых им неприятелей, грабит их добро, любуется слезами людей, им близких, и целует их жен и дочерей» (хан Чингиз).
Такую вот силу обрушило Поле на Русь в год Обезьяны по восточному календарю, «в лето 6745 от сотворения мира», в 1237 году по нынешнему счету времени. Предводителю этой силы Батыю (внуку хана Чингиза) было двадцать девять лет.
Церковь со шлемовидными куполами на башнях — будто богатыри на страже…
* * *
Дмитрию (еще не Донскому, просто князю Московскому) тоже исполнилось двадцать девять, когда пробил час Куликова поля, час, когда Русь разогнулась и посмотрела в лицо врагов.
Сто сорок лет ига многому научили русских людей. Среди горького опыта было и знанье повадок врага, его силы и слабостей. Мамай, хотевший повторения дела Батыя, и войско Мамая для воинов Дмитрия уже не были неизвестными «марсианами». Русь не запиралась теперь в крепостях и церквах, Русь сама вышла в Поле, навстречу врагу с огромной решимостью победить.
600 лет отделяют нас от дня в сентябре, когда в считанные часы и на малом пространстве решалось многое в нашей судьбе.
Шесть веков — ничтожно малое время, если глянуть на мир глазами геолога, астронома. И огромное время! — если учитывать перемены в судьбе народов, человеческие открытия, а также и то, что стрела даже из очень тугого, тяжелого лука, летевшая метров на триста, обернулась теперь снарядом, способным обогнуть Землю, даже покинуть ее пределы. И не горящая на стреле пакля, не горшки с нефтью из катапульты грозят теперь падать на города…
Кое-что переменилось в природе самого человека, но идея Чингиза «овладеть миром» оказалась живучей. Вот почему образ Поля за Доном нас так волнует, вот почему мы много читаем в этом году о далеких седых временах и совершаем паломничества на клочок земли, священной для нашей памяти.
* * *
Всегда интересно знать, почему именно здесь, а не в ином месте, случилось событие. И всегда мы видим цепь обстоятельств, определивших место: Бородино, Сталинград, Прохоровка… Куликово поле исключением не является. Казалось бы: степь без селений и без дорог — лишь случай, но не слепой. Оба шли по степи на встречу путем проверенным.
Если б сегодня мы глянули сверху на прежние степи у Дона, то смогли бы увидеть строчки хоженых троп. По ним из крымского Сурожа (Судака) ходили в Москву купцы. Тем же путем «изгоном» в «залесские» (рязанские и московские земли) ходила татарская конница.
Почему именно этим путем? Потому что он был наиболее экономным, проходил по водоразделу (нечасто надо было пересекать болота и речки), и, главное, шел через броды донские (близ устья Непрядвы), а также через Оку у Лопасни (Сенькин Брод).
Сегодня пунктиром почти любого большого пути служат населенные пункты. В те времена степная дорога тоже имела вехи: Сенькин Брод, Кузьмина Гать, озеро Ивановское, речка Красивая Меча. И Куликово поле тоже было известно. Разведчики Дмитрия доносили: «Мамай прошел Кузьмину Гать и находится в трех переходах от Куликова поля». Предполагают даже: князю Московскому и его воеводам поле было известно не только как путевая веха, но и топографически, — уж очень уверенно Дмитрий стремился на поле, и очень выгодным оказалось оно для русского войска.
И побежал Мамай с остатками войска той же дорогой, что и пришел, через броды Красивой Мечи и через Гать. Знаменитое поле за Доном закономерно оказалось на встрече двух армий, двух исторических сил.
Чем было оно в природно-географическом смысле в те годы? Нам интересно это представить сегодня, поскольку место, конечно, неузнаваемо изменилось. Ну, во-первых, Дон и Не- прядва были совсем не тощими речками, по ним ходили суда. Дон этих мест «тихим» не назывался. В летописях и в поэтичной «Задонщине» он называется «быстрым».
Верховье Дона было чертой, за которой человек уже находился во власти Дикого поля. Пахари эти земли не знали. Были попытки в иных местах поднимать чернозем, но с приходом Батя все запустело на многие годы. Через девять лет после битвы с Мамаем водным путем в Царьград из Москвы проплывал митрополит Пимен. Его записи — ценнейшие свидетельства очевидца того, чем было верховье Дона в те годы.
«Не видно ни городов, ни сел… Нигде не видно человека: только дикие животные: козы, лоси, волки, лисицы, выдры, медведи, бобры и птицы: орлы, гуси, лебеди… во множестве встречаются в этой пустыне». Добавим: в этих местах водился в то время еще и дикий бык тур, а также дикая лошадь тарпан.
Можно себе представить, как всполошился богатый дикий мир лесостепи с появленьем невиданного числа людей. Когда летописцы говорят о том, что перед битвою в поле «кричали лебеди, выли волки, гавкали лисы… и летали орлы», то следует верить: так все и было.
Совершенно открытым местом Куликово поле стало сегодня. В те же далекие времена его покрывали дубовые рощи, а поймы речек Смолки и Дубика, тут протекавших (от них остались лишь балки), из-за болотистых берегов, зарослей тростника, тальников и ольхи были с трудом проходимы.
Дубы на поле срубили частично сразу же после битвы — на церковь у погребения воинов и на колоды гробов, в которых павших везли схоронить в Коломне, Серпухове, Москве.
Сегодня поле — поле в нынешнем понимании. Все распахано (давно распахано, но не тотчас же после битвы!). Несколько деревенек совхоза «Куликово поле» ютятся в низинах, на краю балок (Хворостянка стоит прямо на месте сраженья).
Для здешних жителей поле — это прежде всего земля-кормилица. Сеют тут рожь, пшеницу, гречиху, ячмень. Обходя большое пространство пешком, я безуспешно пытался отыскать хотя бы клочок, хотя бы примету Дикого поля. Нет, все исчезло. В деревне Даниловке тракторист Григорий Сергеевич Степин кликнул из дома вихрастого мальчугана: «Валерка, своди-ка к обрыву, я там видел ковыль…»
Мальчик нас вел километра два с половиной по бывшему руслу Дубика удивительно живописной и диковатой балкой. На глубоких пологих склонах растет тут дубняк, калина, волчье лыко, шиповник. Много трав, пахнущих степью.
