Никколо Амманити - Грязь
Дело рук психопата.
Ее снова стошнило. Потом она прерывисто зарыдала.
Поднялась по скользким ступеням, как зомби. Прошла через бар. Ничего не видела и не слышала. Вышла на площадь, под дождь. Подняла руку.
Рядом остановилось такси.
Она села в него и машинально назвала свой адрес.
Они не того задержали. Это явно ошибка.
Теперь ей было почти смешно представлять Джованни в образе серийного убийцы. Какая ерунда!
Этого просто не могло быть.
Джованни, она его знает. Прекрасно знает. Джованни — самый спокойный и нормальный человек из тех, кого она когда-либо знала. Парень с головой на плечах. Основательный. Мозги всегда варили нормально. Парень, который больше всего хотел зарабатывать деньги, жениться на девушке из хорошей семьи и купить себе парусную лодку, чтобы держать ее в Порто Эрколе.
Разве нет находящихся вне подозрений, основательных, прячущих внутри себя ужас и безумие? Разве не они — самые страшные психи? — услышала она внутренний голос.
Нет. Нет. Нет.
Это явно ошибка.
Конечно.
Полиция ни черта не понимает. Подозревает не того.
Конечно.
Она вышла у дома. Заплатила за проезд гораздо больше, чем следовало. Таксист пытался дать ей сдачу, но она уже исчезла. Проковыляла по лестнице, держась за перила.
Она должна была кое-что увидеть.
Сейчас же.
Немедленно.
Кое-что, от чего кровь стыла в венах и дыхание превращалось в нервный хрип. Ужасная догадка.
Она открыла дверь и понеслась в спальню. Откинула покрывало, свисавшее до пола, и просунула руку под кровать. Туда, где лежали ее чемоданы. Вытащила самый большой, красивый чемодан из темной кожи, который ей подарил…
…ее серийный убийца.
Открыла его, дернув за ремни. Одежда. Которую она расшвыряла по всей комнате.
Лыжный костюм, купленный вместе с Джованни в Пескассероли, шерстяные носки, купленные вместе с Джованни в Зерматте, шапка с красным помпоном, подаренная Джованни ей на именины.
Наконец она нашла то, что искала.
Деревянную шкатулку с инкрустацией. Длинную и узкую. Открыла ее. Вывернула содержимое на пол.
На паркете оказались длинные вязальные спицы, точно великанша рассыпала свои булавки. Она собрала их, насчитала пять пар. Пересчитала.
Нет. Нет. Нет.
Их должно быть намного больше.
Ты уверена? Да, блин, увереннее не бывает. Конечно, их было больше.
Она собирала их несколько лет, от самых тонких, для вязания кофточек из хлопка, до самых толстых, предназначенных для плотной шерсти.
Осталось всего пять пар, толстых, с затупившимися концами.
Каких не хватает?
Более тонких и заостренных.
Она услышала коварный голос, шептавший:
Гигантские стальные булавки, подходящие для того, чтобы втыкать их в плоть. Идеальные для того, чтобы пригвождать тела к матрасам, как тараканов к бумаге.
Где они? Не знаю.
Когда ты в последний раз открывала шкатулку?
Лет сто назад.
В Риме.
Когда в Риме?
По меньшей мере два года назад.
Теперь она пользовалась специальным эбеновым чехлом, купленным в Лондоне сразу по приезде. Эту шкатулку она ни разу не открыла.
Она закрыла рот рукой и до крови впилась зубами в ладонь.
Ты идиотка… ты оставила их в Риме. Конечно. Иначе и быть не может.
Она встала и взяла телефон. Позвонила матери, осторожно, стараясь не ошибиться номером, спокойно.
Занято.
Твою мать!
Она обошла квартиру, не зная, что делать. Нужно было успокоиться. Нужно было подумать. Попробовала позвонить еще раз. Нет. Один, два, три, четыре, пять раз, — наконец свободно.
«Алло?»
«Мама!»
«Франческа, милая, ты читала?»
«Да, мама…»
«Не переживай. Это, должно быть, какая-то ошибка… Так и есть».
«Да, конечно. Это не мог быть он. Я с ним прожила вместе два года…»
«Я знаю, знаю, крошка. Не переживай, они всегда арестовывают не тех».
«У тебя есть другие новости?»
«Нет, по телевизору говорят то же, что и в газетах. Ничего не известно…»
«А где он сейчас?»
«Его отпустили после допроса. Я знаю только это…»
«Послушай, мама, окажи мне одну услугу… Это очень важно…»
«Говори».
«Ты должна сходить в квартиру на улицу Сан-Валентино и поискать в вещах, которые я забыла. Ты должна найти мои вязальные спицы…»
«Что, не поняла?»
«Мои вязальные спицы!»
«Как?»
«Мои вязальные спицы, мама!»
Молчание.
«Франческа, что это значит?»
«Ничего, прошу тебя, ничего не спрашивай. Просто сделай то, что я говорю. Прошу тебя. Здесь их нет… не могу их найти. Сходи посмотреть. Они должны быть еще на Сан-Валентино…»
Молчание.
«Алло! Алло, мама? Ты слышишь?»
«Слышу, слышу. Ладно. Схожу. Позвоню тебе, как только вернусь. Я заказала билет на самолет на завтрашнее утро. В одиннадцать буду у тебя. Теперь успокойся».
«Я в порядке. Позвони мне, как только проверишь…»
«Да, но ты мне обещай, что хорошо выспишься…»
«Ладно. А теперь иди».
Положила трубку.
Нужно было только подождать, пока мать перезвонит. Нужно было просто посидеть спокойно, посмотреть немного телевизор и подождать, пока она скажет, что ее спицы там, лежат в чемодане вместе с книгами.
А если это не так?
Она включила телевизор. Документальный фильм про обезьян Южной Америки. Переключила. Игра с призами. Переключила. Сериал «Дом на лугу». Переключила. Клип Мадонны. Выключила.
Кое-кого из погибших она знала. Не очень хорошо, только в лицо. Это были люди из ее круга, она встречала их на вечеринках. Этого Фердинандо Терсини, он же Ферди, она вспоминала. Когда мы встречались, то здоровались. Высокий, с залысинами, хорошо сложенный. Бабник из Париоли. Торчал постоянно напротив Мамели, лицея, где училась Франческа. Он был старше и занимался этим с лицеистками.
Убийца приколол ему мошонку и член к ноге.
Она пошла на кухню.
Достала пакетики ромашки. Согрела воду.
Она знала и Анну Ла Рока. Анна работала в одном баре неподалеку, на площади Евклида. Худющая, словно у нее анорексия. Волосы длинные и светлые.
Ее нашли повешенной в душе. Руки сложены, как для молитвы, и пронзены спицами, воткнутыми в голову.
В это время никто никуда не ходил. Некоторые подшучивали над этим. Придурки. Встречались только в гостях у друзей. Ходили только к давним приятелям, никогда — к незнакомым. Не выходили поодиночке. Поговаривали, что убийца-психопат — кто-то из Париоли, возможно, кто-то, кого все знают, кто-то, у кого крыша поехала.
Нет.
Она не могла оставаться одна.
Мысли ее устремлялись к спицам, к убитым и к Джованни, и все вращалось по кровавой спирали.
Клайв!
Позвони ему!
Она подошла к телефону и набрала его номер.
Она попросит его составить ей компанию. Провести ночь вместе, пока не приедет ее мать.
Автоответчик. Голос Клайва. Чертов голос Клайва на фоне чертовой музыки.
«Клайв, ты где? Позвони мне, как только вернешься, я дома!»
Повесила трубку.
Села.
В доме было слишком тихо. Лишь немногочисленные звуки, которые внезапно показались ей враждебными. Гудение холодильника. Бульканье водогрея. Тиканье будильника на камине.
Она прошла по квартире с чашкой отвара ромашки в руке, слушая, как ее шаги стучат по полу.
Ей казалось, что жизнь, город очень далеко, по ту сторону окон. Она прислонилась лбом к мокрому стеклу. Люди все еще ходили, машины все еще выстраивались перед светофором на перекрестке, но это было так, словно между ней и всем этим — глубочайшая, непреодолимая пропасть.
Надо было куда-то пойти. К людям. Потеряться на улицах, заполненных освещенными витринами. Купить что-нибудь. Сходить в институт. Сходи…
Нет. Она не могла. Она должна дождаться звонка матери.
Клайв, позвони мне. Ну же.
Как могло случиться, что Джованни — убийца?
Подумаем. Они все время были вдвоем. Днем. Ночью. Иногда он возвращался поздно, но это потому, что играл в футбол.
Она бы страшно удивилась, если бы узнала, что у него есть любовница. Он даже врать не умел. У него, когда он врал, все было на лице написано. Он морщил нос.
Невозможно.
Она легла в постель, накрылась одеялом, включила радио. Взяла какую-то книгу.
Скоро позвонит Клайв или мать. Нужно просто ждать.
Она свернулась и стиснула в руках подушку. Мурашки.
В окно она видела яркую вывеску индийского супермаркета напротив, горящую красным и синим, и серые облака, плывущие по еще более серому небу.
Она чувствовала себя усталой и измученной. Смертельно усталой: дыхание стало коротким, словно легкие внезапно уменьшились. Она чувствовала, как веки наливаются тяжестью и опускаются.
