Али Смит - Случайно
— Здравствуйте! Как ваши дела? Ну и жара, да? — говорит Амбер.
— Да, жара не то слово, — отвечала старушка. — Ревень засох. И лук-порей. И герань тоже. Даже газон засох. Это все жара. Ты — славная девочка, очень славная, часто ходишь в церковь, день за днем, вот и его с собой приводишь. Это прекрасно.
— А-а, так это не я — он меня заставляет, — говорит Амбер. — Знаете, он ведь святой.
— Ты славный мальчик, да, славный, — говорит старушка Магнусу. — Не каждый парнишка будет вот так ходить на каникулах в церковь, день за днем, тратить на это свободное время. Ты будешь кому-то отличным мужем, да.
— А где сегодня ваш муж? — спросила Амбер.
— О, мой муженек давно умер, дорогая, — говорит старушка. — Был у меня муж, шестьдесят лет с ним прожили, и все было хорошо, не жалуюсь, но он умер.
Амбер ждет, пока старушка отойдет на достаточное расстояние по раскаленной дороге, и только тогда поворачивается к Магнусу.
— Точно, это все жара, — шепчет ему на ухо.
Амбер = ангел, хотя, возможно, и не совсем такой, каким она впервые предстала перед Магнусом, в пятне яркого света у них в ванной, когда он стоял, пошатываясь, на краю ванны.
Она подхватила его, когда он спрыгнул. Помогла устоять на ногах. Потом усадила на краешек ванной. Посмотрела на свисавший вниз рукав рубашки, другим рукавом привязанной к балке. Потом расстегнула шорты и уселась на унитаз. И пописала. А что, ангелы писают? Он отвернулся в сторону и зажмурился. Как она громко. Он открыл глаза, она уже застегивала пуговицы.
— Ты такой воспитанный, — сказала она.
И нажала на спуск.
— Знаешь, тебе не помешала бы ванная, — продолжала она.
Она отвернула краны. Вода сразу полилась из душа.
— Вставай-ка, — сказала она.
Она расстегнула пуговицу на его ширинке.
— Ты откуда вылез? Из реки?
Она знала все. Он повернулся к ней спиной и стянул с себя мокрые джинсы. Ступил на пол из мокрого кома. Потом сел в ванную, снова к ней спиной. Она спустила душ пониже. Стала поливать его. Потом намылила ему спину, грудь, шею, потом опустила руки под воду, мягко прошлась вокруг его яичек, по члену. Он испытал жгучий стыд, когда она это делала.
Она покрутила краны и смыла с него пену водой потеплее. Потом намылила ему голову, смыла мыло. И выключила воду. Он поднялся. Дрожа как осиновый лист. Она протянула ему полотенце. Пока он вытирался, повернувшись к ней спиной, она встала на край ванны, потянулась вверх и отвязала рубашку от балки. И спрыгнула вниз. Она так легко двигалась. Потом она понюхала рубашку, свернула в охапку и, засунув в его же джинсы, вручила ему большой влажный узел.
— Может, есть что почище? — спросила она.
Когда дверь его комнаты открылась и он вышел в коридор, чистовымытый, в чистой одежде, она сидела на верхней ступеньке, поджидая его, — а он хотел лишь проверить, там она или, как он подозревал, это лишь плод его больного воображения.
По телевизору все взахлеб говорят о смерти сыновей Саддама. Американцы убили их пару дней назад в перестрелке. По телевизору все показывают и показывают снимки, сделанные сразу после расстрела. А вслед за ними — снимки после того, как американцы их побрили, чтобы придать им более нормальный вид, чтобы они стали больше похожи на самих себя. Эти снимки должны были доказать, что они и правда его сыновья.
— Это переломный момент, — говорили дикторы. — Теперь у этой войны переломан хребет, все будет кончено через считанные недели.
Магнус смотрит на экран, на лица убитых. Они были тиранами = палачами, насильниками, стояли за массовыми и всякого рода убийствами. Тело среднестатистического человека содержит около ста миллиардов нейронов. Человек = такая клетка, которая делится на два, потом на четыре и так далее. Всё — лишь частный случай умножения и деления.
По телевизору говорят без остановки. После обсуждения этих смертей говорят о популярности правительства, выясненного в ходе телефонного голосования, организованного каналом, потом идет репортаж о современном политическом состоянии средней Англии, об изменении настроений в обществе после этих событий. Вообще через слово повторяется «средний». Поддержка со стороны среднего класса. Отсутствие средних территорий. А теперь — к другим новостям: усиление волнений на Среднем Востоке. Магнус думает о средней части Амбер: ее талии, животе, о низе живота, о запахе, что возникает во время их любви, — запахе воска пополам с ароматом подогретых фруктов, а их поцелуи отдают морской горечью.
— …так что любой заправский хиппи из «свингующих 60-х» станет радостно уверять вас, что и в свои шестьдесят вы выглядите супер, — тараторила женщина в студии, — потому что люди в возрасте, который прежде называли средним, теперь выглядят неправдоподобно молодо!
На экране появляется фотография Мика Джаггера. Титр: Свингующие 60-е.
Магнус нетерпеливо ерзает на диване. Встает, жмет кнопку на пульте. Телевизор послушно выключается. Но комната продолжает так же мерцать вокруг.
Он идет в деревню. Когда приходит, то решает обойти ее кругом и засечь время.
Ровно четырнадцать минут.
Он обходит запертую церковь.
Киоск, что у почты, закрыт. Ставни опущены.
На обратном пути он останавливается у длинного здания. У него такое чувство, что он здесь не впервые. И тут вспоминает все в подробностях: он сидит у стены, его тошнит; из дверей выходит мужчина, он очень зол; он кричит на Магнуса; потом рывком поднимает на ноги. Из окна за ними наблюдают люди.
Магнус перешагивает через низенькую стену вокруг здания и оказывается на парковке. Подойдя ближе, он видит, что это — старомодный зал игры в «Бинго». Это одно из самых крупных нежилых зданий в деревне. Видимо, когда-то он был центром местной социальной жизни, но теперь выглядит довольно непрезентабельно.
Снаружи его красят два маляра. В белый, чтобы освежить. Стоит сильный запах краски, чуть слабее — еды. Видимо, сейчас здесь расположено кафе. Неудивительно, что тот мужчина разорался, ведь его тошнило у кафе, прямо на глазах у посетителей.
Магнус вспоминает тот вечер: ужасно несчастный мальчик, сидящий на земле.
Его мать несчастна. И Майкл несчастен. Отец Магнуса, настоящий отец, — до такой степени несчастная старая развалина, что, если бы он прошел мимо Магнуса, мимо Магнуса, сидящего вот сейчас на задрипанной автобусной остановке, Магнус не узнал бы его. И отец его — тоже. Все несчастны. Хозяин ресторана — тоже несчастен. Магнус помнит, как тот на него орал. Эти два маляра тоже несчастны, хотя с виду это не всегда определишь. Но они наверняка несчастны, потому что Магнус знает: в этом мире все несчастны. И люди, без конца говорящие по телевизору, тоже сплошь несчастны, хотя делают вид, что у них все зашибись. Тираны столь же несчастны, как и их жертвы. Люди, которых обстреливают, или бомбят, или сжигают, несчастны. Ноте, кто стреляет, бомбит, жжет, не менее несчастны. Все эти девушки в самых обычных комнатках, которых без устали имеют через интернет, несчастны до отчаяния. И все мужчины, которые заходят на сайты, чтобы посмотреть на них, — тоже. Неважно. Все, кто что-то знает об этом мире, и все, кто ничего не знает об этом мире. Ибо все в этом мире несет несчастье — и знание, и невежество.
И Амбер тоже несчастна. Амбер — прекрасный сверкающий осколок, чудесным образом поднятый с морских глубин и вынесенный на тот же берег, на котором тоскует Магнус.
Мимо в машине проезжает женщина. Она посмотрела на него. Поразительно, как много женщин, не девчонок, а взрослых женщин в последнее время на него заглядываются. На секунду он чувствует укол гордости: теперь он знает, что делать, Амбер его научила.
Но тут он осознал, что это всего лишь женщина, которая убирает у них в доме. Она посмотрела на него просто потому, что узнала.
Он видел, как она брызгала моющее средство на деревянную поверхность, а потом протирала буфет одноразовой тряпочкой с лимонным ароматом.
— Я сделал ужасную вещь, — говорит Магнус Амбер однажды вечером, когда они идут к церкви.
— Да? — говорит она. — Так что же?
Она говорит так мягко. И расстегивает ему джинсы.
А вот что.
Дело было вечером. Тени за окном вытянулись. Все сидят в гостиной. Амбер массирует Еве колено. А та читает ей «лекцию» о французском импрессионисте Эдгаре Дега. Магнус никак не поймет, откуда у матери такая страсть рассказывать Амбер про то и это, будто та ничего не знает, будто она примитивна или необразованна. И Майкл туда же, вечно цитирует кого-то, препод хренов. Амбер знает кучу вещей о самых разных вещах. А если о чем не знает, то это редкость. Например, они с Амбер спорили о том, насколько легка корпускула, составная часть корпускулярно-волновой структуры, каким образом изгибается время, ускоряющееся таким образом, что «идеальные» минуты на самом деле короче, но мы этого не замечаем, потому что пока не научились. Амбер знает всё-всё о египтянах, минойцах, этрусках, ацтеках. Она много знает об электронике в автомобилях, о солнечной радиации, о круговороте С02 и о философских учениях. Еще она — настоящий спец по этим пчелам, которые жалят и парализуют других насекомых, чтобы их личинки могли питаться живой пищей. Она разбирается в искусстве, книгах, в зарубежном кино. Однажды на чердаке она два часа рассказывала ему об одном ирландском драматурге, который через щели в полу своей комнаты подслушивал разговоры людей в кухне, чтобы вставлять в диалоги своих пьес настоящую, непридуманную речь.
