Ненси Джонс - Молли
Воскресенье, 1 мая 1949 года
С первым днем мая! Вив и Рей (придурок!), Грег и я отправились в парк на пикник, взяв с собой ланч. Мы украсили ворота и крикетные воротца на поле для спортивных игр розовыми, голубыми, желтыми и зелеными узкими ленточками и станцевали майскую польку, прыгали и под ними, и над ними, пока у нас незакружилась голова, и мы не свалились в кучу. Bien sur [22], в дело общего дружного веселья внесла немалый вклад бутылка бордо, которую принесла Вив. «Буханка хлеба, кружка вина и ты». Вив и Рей исчезли в лесу в лучших традициях романов, а мы с Грегом допили вино; день был такой теплый. Я легла, притянула его сверху и обвила ногами. Уверена, что он никогда ничего подобного не делал, он ужасно застенчивый. Мне так нравится его смущать, хотя он не дал мне зайти слишком далеко – сказал, что это «неправильно». Что он «слишком меня уважает».
– Я бы хотел, чтобы ты стала моей девушкой, – сказал он.
– Грег, – я взяла его руку и положила себе на колени, – я не могу быть твоей девушкой.
– Почему? – спросил он и поднес мою руку к губам. Уж-ж-жасно галантно. Мне почти захотелось стать той невинной девушкой, за которую он меня принимает.
– Слишком поздно, – солгала я. – У меня есть поклонник в Голливуде. Мы тайно обручились, и oн ждет, чтобы я закончила школу, – тогда он на мне женится.
Душка Грег выглядел убитым и растерянным.
– Я никогда не встречал такой девушки, как ты, – сказал он.
– Слушай, – я погладила его по руке, – если я вздумаю порвать с ним, ты узнаешь первый.
Вив заявила, что все это чушь.
– Ты с ума сошла, Молли, – сказала она, когда мы, попрощавшись с мальчишками, ехали на велосипедах к ней домой. – Грег теперь от тебя не отстанет. Бедняга, если бы он знал правду.
Я явилась домой непозволительно поздно и прошла прямо наверх, даже не взглянув на Дика, который потащился за мной, как большой волосатый паук.
На этой неделе приезжает Теннесси Уильямс!
За неделю до того, как я окончила колледж, Бобби Бейкер попросил у меня прямого ответа. Мы сидели на крыльце, и единственными долетавшими до нас звуками были крики игроков в крикет откуда-то из-за пруда.
– Возьми, – сказал он. – Становится прохладно.
– Мне не холодно. Совсем не холодно. – Его пиджак на моих плечах показался огромным и тяжелым. На другой день Бобби уезжал в Вест-Пойнт.
– Может, ты все равно захочешь его сохранить, – он обнял меня одной рукой. – На память обо мне.
– Я тебя и так не забуду, – ответила я. Мне действительно было холодно, но где-то внутри. Ночь была теплая. – Оставь себе свой пиджак, ты можешь встретить другую девушку.
– Нет, – возразил он. – Нет. – Голос у него был низкий, настойчивый.
Я задумалась о том, люблю ли я его. После прогулки мы стали тем, что Нелли называла «договоренностью». Летом Бобби работал за прилавком аптеки Вульфа, каждый день ровно в час приходил за мной в офис моего отца, и мы шли на ланч в кафе на углу. Иногда мне казалось, что я вновь вижу Молли, которая крутится на своей табуреточке у прилавка, потягивая коктейль с шоколадом… Тогда мне приходилось просить Боба повторить, что он сказал.
Вечером в пятницу мы ходили в кино, а потом он вез меня домой, и мы стояли на лужайке перед домом. Когда он целовал меня, его рука проникала мне под блузку, и это было приятно. Груди мои твердели под его рукой, и однажды мои пальцы потянулись к его джинсам.
Но что-то удержало меня.
В ту ночь, лежа одна в постели, я слушала, как мое сердце отбивает свой скучный ритм – тик-так, тик-так – и думала о смерти Молли.
Как-то доктор Уилсон сказал, что мое сердце станет слишком слабым, чтобы гонять кровь по всему телу. «Но это будет еще очень, очень не скоро, – добавил он. – Вы проживете долгую и счастливую жизнь, но вам не следует иметь детей. Роды станут слишком большим напряжением для вашего сердца».
Бобби родился в большой семье – он был младшим из девяти детей – и сам хотел иметь большую семью. «У нас будет куча детей», – сказал он мне как-то вечером.
В ту ночь, накануне его отъезда в Вест-Пойнт, я не взяла его пиджак.
– Мы слишком молоды, чтобы говорить об этом, – сказала я. – Кто знает, с кем мы еще встретимся.
Когда он ушел, я пожалела, что не оставила пиджак себе. Я высушила букет, который прикалывала к корсажу на той прогулке, и поставила его на трюмо рядом с нашей фотографией, сделанной в ту ночь. Но это все, что у меня было на память о нем. Это вообще все, что у меня когда-нибудь было.
Пятница, 6 мая 1949 года
Дорогой дневник!
Я безнадежно, безнадежно влюблена! Уилл – он попросил меня называть его Уилл – просто мечта!
Он поцеловал мне руку и сказал, что моя игра великолепна. Потом он стал умолять – УМОЛЯТЬ! – меня поехать с ним в Голливуд этим летом и сделать кинопробы. Они ставят фильм по «Рыцарю летнего сна «, и он хочет, чтобы я сыграла Тен! Я, Молли Лиддел!
Он собирается позаниматься со мной отдельно на следующей неделе.
– Позаниматься с тобой – чем? – спросила циничная Вив. Но клятвенно пообещала, что в случае чего скажет, что я была у нее и репетировала, – вдруг Дику вздумается шпионить.
– И не забудь о своей диафрагме, малышка, – сказала она.
Пятница, 13 мая 1949 года
Я просто в восторге. И так весело обманывать Дика! Уилл пригласил меня в свою комнату в гостинице «Грей Стар» – она находится за городом. Il est si charmant! Et moi, je l'ame avec tout mon couer! [23]
Я сидела на его кровати и возилась со своими ногтями, но он отобрал у меня пилочку.
– Иди сюда, ты, маленькая озорница, – сказал он и похлопал себя по коленям. Я тут же оседлала их и обняла его за шею.
– Ты и правда думаешь, что я смогу получить роль? Я имею в виду, в кино? – спросила я и захлопала глазами. Гадкая Молли.
– Ну, это зависит от обстоятельств, – он положил руки мне на талию и слегка ущипнул меня. – Это зависит и от тебя, от того, захочешь ли ты сделать то, что для этого нужно.
– Я сделаю все, что ты попросишь. Все. – Дневник, я от него совершенно ума лишилась.
Уилл поднял брови.
– Все? – переспросил он. – Ну-ну, посмотрим. А теперь займемся пьесой, – и он положил рукопись на кровать рядом с нами. – «Дражайшая Ген, сэр Ланс снова готов сесть в седло. Что вы скажете на это?»
Дневник, вот так мы и читали пьесу, вместе, и никогда в жизни все во мне так не пело. Завтра мы снова будем практиковаться, и каждый день на той неделе тоже,
Я почти не обращала на Дика внимания в тот вечер. Даже когда он ночью пришел в мою комнату. Будто он просто-напросто тень отвратительного сна.
Пятница, 20 мая 1949 года
Дневник!
Enfin [24]! Я собираюсь удрать от Дика! Вчера мы ужасно поссорились. Если бы ан только знал, где я была, он убил бы меня.
Уилл и я каждый день после школы вместе читали пьесу. Он просто гений, я и не видела, что пьеса такая глубокая – не то что романы одного профессора, имени которого мне не хочется называть. Эта пьеса не просто о том, как закончилась любовь Ланса и Ген, а о том, как кончается романтика, рыцарство, как кончается старый мир. То есть – как кончается Дик.
Вив говорит, что Уилл ничуть не лучше Дика, что он просто другой грязный старик и мне следует остерегаться, по она совершенно неправа! Дик так РЕВНУЕТ! Если я накручиваю спагетти на вилку слишком энергично, on тут оке ноет, что я больше люблю макароны, чем папочку. И он просто смотреть не может, как я набрасываюсь на горячий шоколад.
Уилл, со своей стороны, говорит, что я невероятно обольстительна. Сегодня он заказал в номер бутылку «Гран Марии» и клубнику со сливками, уселся на стул возле кровати и смотрел, как я, словно принцесса, окунаю ягоды в сливки и ем их одну за другой, облизывая пальцы.
– Весь день смотрел бы па тебя, – сказал Уилл. Он сидел очень спокойно, пил ликер – ужас, до чего этот ликер пахнет апельсинами.
– Молли, Ава Гарднер с тобой и сравниться не может. Ты должна продолжать делать упражнения, которые я тебе показал. Когда ты положишь в рот следующую клубничку, откинь голову назад, будто ждешь, чтобы твой любовник поцеловал тебя. Да-да, вот так. Прекрасно. Голливуд падет к твоим ногам!
