Юрий Трещев - Избавитель
12
Все еще под впечатлением от встречи с Жанной Иосиф вышел из ворот тюрьмы и направился к лимузину с помятыми крыльями. Невольно вспомнились события той душной августовской ночи. Перед глазами в воздухе обрисовалось лицо Лизы. Неопределенно улыбнувшись, она уронила книгу на низкий столик, на котором синели гроздья винограда, тускло поблескивали финики, гранатовые яблоки, смоквы, и приблизилась. Иосиф следил за ней. Тоненькая, словно тростинка, профиль, как на греческих вазах, глаза подведены черным, брови в блестках, волосы с оттенком бронзы…
Лиза исчезла чуть больше 13 лет назад.
«Девочка вся в мать…» — думал Иосиф. Несколько неосторожных слов, невольно вырвавшихся у него, заставили его остановиться. Он глянул по сторонам, как будто кто-то мог подслушать его мысли. В глубине аллеи показалась фигура полковника. В любую погоду он прогуливался по бульвару со своей сукой. Чем-то полковник напомнил ему отца, как неясная, стершаяся фотография…
Иосиф родился в провинции в небогатой семье. Его отец был сельским учителем. Близорукий и вечно хмурый, как будто убитый каким-то горем, он умер в ссылке, когда Иосифу было семь лет. А еще через год умерла и мать от нервного истощения.
Иосифа взял на воспитание дядя, который жил в городе.
В городе Иосиф чувствовал себя чужим, лишним. И все же город его завораживал. Чуть свет он просыпался и шел куда-нибудь. Улицы вставали перед ним во всем своем каменном великолепии.
Как-то Иосиф бродил по улицам Старого города, похожим на лабиринт. Неожиданно он вышел к обрыву и замер. Слезы выступили на глазах.
«Здесь бы и жить…» — прошептал он, опускаясь на колени в траву. Некоторое время он стоял на коленях, потом лег ничком. Он лежал, вглядываясь в зеленоватую пустоту, которая постепенно заполнялась видениями. Они вырастали, как будто из воздуха, тонко-водянистые, завораживающие и раздражающие…
Небо постепенно теряло краски. Смеркалось.
Приседая и цепляясь за траву, Иосиф спустился вниз по откосу к реке, разделся и вошел в воду. Он плавал, утомлял себя, потом выполз на берег, затаился. Он лежал в зарослях на берегу, что-то создавал в своем воображении. Неясные желания облекались в какие-то расплывчатые и сомнительные формы.
Вдруг он увидел кузину, ее голые руки, ноги. Но это была не кузина. Смеясь и пританцовывая, незнакомка стянула с себя платье и спустилась к воде. Он следил за незнакомкой, а видел кузину. Шлепая босыми ногами по песку, она вышла на берег, оделась, вытягивая шею и вскидывая острые локти, отбросила мокрые волосы за спину. Она знала, что он следит за ней…
Иосиф провел рукой по лицу. Как-то вдруг вспомнилось детство, ночные игры в саду с кузиной. Она выпрядала из темноты, пугая его, в одной ночной рубашке, тянула в синюю тишь сада, смеясь и танцуя, падала, как подкошенная, в истому запахов, вся в лунных пятнах, показывая свое вспухшее потаенное место, похожее на раковину…
Кузина приезжала на каникулы из города. Ее родители снимали в их доме флигель.
Вспомнился этот дом с крыльями флигелей, точно летящий над косогором, вспомнилось как он, опасливо озираясь, поднимался по приставной лестнице на чердак, протискивался в слуховое окно и, оступаясь, шел вниз по раскаленному железу, потом ложился на живот и перевешивался через водосток, пытаясь заглянуть в ее окно, занавешенное гардинами.
При всем своем очаровании, кузина не была красива. Худощавая, хрупкая на вид, с тонкими чертами лица она не многим нравилась.
Иосиф был ее тенью. Он сопровождал ее, когда она шла в магазин или в керосиновую лавку. Как-то он решился поцеловать ее, притиснул к стене. Она позволила ему это, но он отступил, испугался того, что сделал, а потом всю ночь бродил среди сучковатых яблонь, одержимый тоской по чему-то смутному…
Осенью кузина уехала, и он забыл ее, как сон, исчезающий в постепенно выцветающих сумерках палевого цвета…
На мгновение она зависла перед ним, тонкорукая, длинноногая в белом с синим платье. Складки, оборки, мозаичный узор веток…
— Ну, и чего ты ждешь, конца света?.. — спросила она. Голос картавый.
— Кто ты?..
— Я твой ангел-хранитель… — Она вознеслась ввысь, увлекая Иосифа за собой по направлению к Лысой горы.
Мимо пролетали птицы, опасливо и с любопытством подглядывая за ними.
Иосиф не чувствовал себя посторонним.
Вернулся он в город тем же способом…
По узкой и сырой лестнице Иосиф спустился на несколько ступеней, путаясь в ключах, открыл дверь и вошел в комнату. Тускло отсвечивающая бронза, бархат, шелк, разлитое вино, недоспелые гроздья дикого винограда, изображения, изваяния, маленькие уродцы, круглое зеркало. Он неуверенно оглянулся. Ему почудилось, что кузина смотрит на него из зеркала…
Это была Нора, лишь искаженная копия кузины.
Нора спала.
Иосиф подошел к окну. Город еще спал, но небо уже светлело.
— О чем ты задумался?.. — спросила Нора, кутаясь в простынь.
— Так ты не спишь?..
— Нет, не сплю… иди ко мне…
Иосиф разделся. Еще оставаясь невинным, он уже наслаждался грехом.
Сомнительной чистоты постель, сомнительные объятия и все прочее.
Когда «это» кончилось, Иосиф заснул. Спал он, как убитый, и проснулся праведником.
Существовал предел, который он не позволял себе перейти и который давал ему возможность надолго терять Нору из виду, зная, что она где-то рядом и ждет его. Она приводила его мысли в порядок и помогала выбраться из навязчивых бредов, которые грозили безумием…
13
Всю ночь голые ветки стучали, скреблись в постепенно светлеющие стекла.
Иосиф не спал. Он писал и видел перед собой кузину.
Ночь отцветала.
Прикрутив зря горевшую лампу, Иосиф собрал разбросанные по полу смятые, скомканные листки.
Страсть к писательству передал Иосифу дядя, у которого он проводил лето.
В школе Иосиф учился плохо, часто прогуливал уроки. Вместо уроков он рылся в дядиных книгах. По ночам он писал, а утром чуть свет ехал к дяде на дачу.
В поэзии дядя разбирался превосходно и имел пристрастия. Маленького роста, шепелявый, колченогий, в детстве он сломал ногу, которая плохо срослась, вечно окутанный облаками дыма, он полулежал в кресле на боку. Его лицо в профиль напоминало портрет Данте.
— Попусту трудился и правил ты не знаешь… — Поглаживая фарфоровую кошку, дядя рассеянно глянул на Иосифа и уронил очки. Исписанные мелкими, разбегающимися, как муравьи, буквами листки сползли с его колен на пол. — И зачем тебе эта игра, зачем изображать то, что и без того насквозь фальшиво…
Иосиф слушал его, слегка склонив голову к плечу, и улыбался.
— Чему ты улыбаешься?.. — Дядя с неудовольствием посмотрел на него. — Мальчишка, совсем мальчишка… к поэзии надо относиться серьезно, надо подходить к ней изнутри… поэзия — это своего рода сумасшествие… надеюсь, ты не сумасшедший, а?..
Иосиф все еще улыбался. Дядя встал и хромая, закружил по комнате.
— Ты хотя бы помнишь, что написал?..
— Да…
— Тогда читай вслух… поэзии нужно, чтобы ее услышали…
Напрягаясь до изнеможения, то в голос, то шепотом, Иосиф прочитал несколько стихов. Образы врывались в него, как в открытую дверь. Вдруг дверь захлопнулась. Он замолчал.
— Боже, как ты похож на своего отца, просто живой портрет… он тоже сочинял, когда его мучили кошмары… только никому… скажут, что я… я сейчас…
Иосиф подошел к окну. За окном шумел дождь.
Дядя пропадал около четверти часа.
— А вот и я… — Услышал Иосиф голос дяди. Он как будто вынырнул из заводи сумерек. Ошеломленный, нелепо улыбаясь, Иосиф смотрел на дядю. — Ну и погода… — С него лило ручьями. В руке у него был чемодан.
Иосиф закрыл глаза, но, даже закрыв глаза, он видел дядю в какой-то смутной дымке нереальности. Лицо землисто-серое, впалые щеки.
— Где ты был?..
— Тут, неподалеку… — Не раздеваясь, дядя сел на кровать, слегка склонив голову к плечу, вытянул ноги. Иосиф обратил внимание, что на его ботинке развязался шнурок. Его блуждающий взгляд скользнул дальше, в мимолетное, текучее, наткнулся на открытый чемодан. Поблекшие фотографии, письма, треснувшие очки.
— Это вещи твоего отца… вовсе он не умер в ссылке, как я тебе говорил… он покончил с собой… разумеется, тут было все, и усталость от жизни, и немота, он потерял голос… — Иосиф слушал недоверчиво. — Патриотом он не был, но он был порядочным человеком… он сделал это, потому что понимал, какие последствия его арест мог бы иметь для семьи…
— То есть для тебя… — выкрикнул Иосиф. Накинув на плечи плащ, он выбежал на улицу…
Около полуночи Иосиф вернулся, повесил мокрый плащ на спинку стула и ничком упал на кровать.
В комнату вошла тетя. Она не спала, ждала Иосифа. Убавив свет, она села на край кровати.
![Альфонс Доде - Малыш[рис. В.С. Саксона]](/uploads/posts/books/138467/138467.jpg)
