Юрий Нагибин - Испытание
Недовольный гул покрыл последние слова. В этом заключительном, самом ответственном, заезде зрители привыкли видеть гордость республики, лучших питомцев колхозов и конезаводов. А кто поверит, что Жаворонок способен соперничать с Магом и Рустамом? Да и самый облик Жаворонка не говорил в его пользу — он казался обыкновенным и скучным. Лишь немногие знатоки с внезапной пристальностью стали вглядываться в небольшого конька с тонкими крепкими ногами, скромно-благородной посадкой головы, чуть приспущенным задом, сильной, гибкой спиной, угадывая в нем высокую чистоту крови.
Во всяком случае, было замечено, что столетний Дурды-Клыч перелез через ограду, обошел вокруг Жаворонка, присел, встал, снова присел, на корточках залез под самое брюхо коня, затем неторопливо поднялся. Но тщетно пытались окружающие прочесть что-либо в корявых морщинах старика. Доволен или недоволен Дурды-Клыч осмотром? «Скорей недоволен», — почему-то решил один из знатоков, и все поспешили с ним согласиться. Бросилась в глаза и необычайная тихость коня, которая могла быть и следствием школы, но, вернее всего, обличала вялость.
— Не выдержит!
— Жидковат!
— Куда ему против Мага!..
— Да против Рустама!..
— Да и против Рустама!..
Это редкое единодушие заядлых спорщиков растрогало их самих, они обстоятельно, со вкусом произносили приговор Жаворонку.
Восхищенный ропот прокатился по трибунам: на гнедом Маге выехал Гельды. Недаром говорили: с того дня, как один джигит вздумал обогнать другого, можно было насчитать не более трех коней, равных Магу. Он был чуть выше Жаворонка, но рядом с ним терялся рослый Рустам. Почти все зрители ставили на это лучшее творение Ага-Юсупа. Лишь немногие любители неожиданностей, памятуя об единственной ничьей Рустама с Магом, рискнули поставить на рослого красавца. И только один безумец, сорвав с головы роскошный, белый как снег тельпек, отчаянно крикнул:
— Ставлю на Жаворонка!
Это был старший Карлиев из колхоза «Заря». Все с завистью поглядели на красноглазого колхозника, первым успевшего принять вызов.
— Давно не нашивал я такого тельпека, — ухмылялся красноглазый.
Но тут любителям верной поживы пришлось призадуматься.
— Ставлю на Жаворонка против Рустама, — прошамкал столетний Дурды-Клыч. А Дурды-Клыч ни разу еще не проигрывал своего ветхого, свалявшегося тельпека.
— Идет! — послышался голос, и к Дурды-Клычу протиснулся дед Гусейн, бессменный посетитель скачек. — Ставлю на Рустама против Мага и Жаворонка! — И он содрал с головы свой красивый тельпек.
— Уймись, Гусейн, — попытался остановить его Дурды-Клыч. — Мой тельпек мне ровесник.
— Сказано — идет! — азартно прервал его дед Гусейн, розовый и потный от волнения.
— Такому объяснять что ослу Коран читать, — пробормотал Дурды-Клыч.
Дед Гусейн в знании коней не уступал Дурды-Клычу. Ему достаточно было беглого взгляда, чтобы оценить стать, нрав, достоинства коня, но при всем том он постоянно попадал впросак. Азарт сочетался в нем с поэтическим бескорыстием. Стоило коню приглянуться Гусейну лебединым выгибом шеи, мужественной рослостью или синеватым отливом глаз, как дед Гусейн разом забывал о своем опыте и очертя голову ставил на избранника своего сердца. Когда он увидел Рустама, сердце его загорелось острой нежностью. Высокий конь, буланой, отливающей перламутром масти шел грациозно изгибая ноги и ставил их так осмотрительно и деликатно, словно перебирал невидимые струны. Мгновенно прилепившись к нему сердцем, дед Гусейн уже не мог смотреть ни на скромного Жаворонка, ни на Мага, скупое совершенство которого не оставляло свободы поэтической грезе. И верно: Маг был прост и лаконичен по своему облику, как прост и лаконичен родственный ему в быстроте боевой снаряд…
Но вот косой росчерк флажка отметил старт. Словно спущенные с тугой тетивы, понеслись кони. Они почти не поднимали пыли — столь мгновенными и легкими были касания их копыт земли. Все шло как по писаному: впереди Маг, отставая на полкорпуса — Рустам, позади Жаворонок.
Круг за кругом все в том же порядке мчались всадники. На четвертом круге наездник 21-го завода прибег к хлысту и сравнялся с Магом. Просвет между ними и Жаворонком увеличился.
На шестом, предпоследнем, круге Маг начал обходить Рустама. Быть может, наездник 21-го завода, не соразмерив сил, слишком рано воспользовался хлыстом, быть может, такой темп и вообще был не под силу Рустаму, но темное тело Мага резко выдвинулось вперед и, наконец, совсем отлепилось от перламутрового соперника.
Дед Гусейн уже не смотрел на дорожку. Надвинув тельпек на глаза, он нетерпеливо спрашивал сидящего рядом мальчика:
— Мальчик, Рустам нагнал?
— Отстает, — говорил мальчик.
— Вай, вай, — вздыхал дед Гусейн и сильней прижимал тельпек к глазам. — Мальчик, я дам тебе рубль, только скажи, что Рустам нагнал…
— Нет, — еле слышно прошептал тот.
— Мальчик, — тихо и жалобно сказал дед Гусейн, — я подарю тебе мой халат, скажи, что Рустам…
— Сошел! — горестно воскликнул мальчик.
Тяжелый стон пронесся над трибунами, дед Гусейн тельпеком утирал бегущие из глаз слезы.
Но тут раздалось такое мощное «о-ох!», вырвавшееся из тысячи грудей, что дед Гусейн отнял тельпек от лица и взглянул на дорожку. Взглянул и обомлел; поджарый конек Жаворонок обошел непобедимого Мага!
Это было так невероятно, что дед Гусейн стал протирать глаза.
— Мальчик! — крикнул он. — Где мои глаза?
Но мальчик был далеко, его стриженая голова мелькала у нижних рядов трибун, куда уже бросились наиболее ярые зрители.
Чары правильно рассчитал силы. Пять кругов, не обращая внимания на соперников, вел он Жаворонка тем ходом, которым тот скакал на тренировке. Он берег силы для конца скачки. Ему было на руку, что Рустам с самого начала заставил Мага так потрудиться, и, когда Рустам сошел, а Маг порядком потратился, он вызвал Жаворонка на предельную скорость и на последнем повороте обошел Мага.
Толпа ревела. Ухватив себя за жидкую бороденку, столетний Дурды-Клыч бормотал:
— Если б покойный отец мог увидеть!..
Легкое тело Чары почти висело в воздухе.
— Вперед!.. Вперед!.. — твердил он спекшимися губами. Он знал невероятную силу Мага, знал, что Гельды не сдастся до последнего. Но знал он и то, что Жаворонок не уступит Магу.
Впереди метрах в двухстах маячил столб финиша. Чары обернулся: он не чувствовал позади себя провала пустоты, дающего уверенность в победе. Он увидел лицо Гельды в темном поту, сразу за крупом Жаворонка, и еще он успел заметить, что Гельды идет без хлыста. Как ни краток был этот миг, но он погубил Чары. То ли чуткий конь отозвался на ничтожное, но ощутимое на такой скорости смещение тяжести, вызванное поворотом Чары, то ли краткая утрата конем внимания всадника была тому виной, но ускорение исчезло. Этим и воспользовался Гельды. Когда до финиша оставалось едва сто метров, он рывком подался вперед и обошел Чары.
Рука Чары рванулась к хлысту и тут же отпрянула, словно обожженная: «Ради одной победы? Нет!..»
— Чалтырак! — крикнул Чары, и, вспомнив этот крик, Жаворонок последним неистовым усилием подался вперед и настиг Мага. Бок о бок прошли они финиш, и лишь большой опыт Гельды помог ему все же одержать победу. Может, рванувшись к шее коня, Гельды сообщил ему какой-то едва ощутимый толчок, и толчок этот принес ничтожный выигрыш — сказать трудно. Обе лошади одновременно прошли столб финиша, но голова Мага мелькнула из-за головы Жаворонка. Со стороны казалось, что Гельды в последний миг, словно резину, растянул своего коня…
Чары доскакал до поворота и вернулся к финишу. Там его поджидал Сарыев. Он протянул ему коробочку с орденами.
— Жаворонок?.. — хрипло, спекшимися губами прошептал Чары.
— Маг, — тихо сказал Сарыев.
— Я… я не возьму…
— Бери. Ты заслужил… — Сарыев горестно отвернулся.
К ним, хромая на обе ноги, подходил Ага-Юсуп. Сквозь редкую его бороду смуглела шея и грудь. Борода его была такой редкой, что казалась скорее тенью бороды. Странный, торжественный свет лучился из его единственного белесого глаза.
— Салам, Чары, — сказал Ага-Юсуп, протягивая руку. Заметив печаль на лице юноши, он перевел взгляд на Сарыева. — Скажи ему, пусть не будет грустным. До сего дня наездники видели только хвост Мага. Жаворонок — великий конь!
Сарыев махнул рукой.
— Нам нужна была победа, Ага-Юсуп, только победа. Тогда бы Поселков дал нам племенных коней…
— Вам можно доверить коней, Сары-джан.
— Спасибо, Ага-Юсуп. Но Поселков сказал: не возьмете приза — не видать вам коней.
Сарыев вдруг умолк и снял папаху. Все расступились: опираясь на длинный посох, в круг вступил древний Вепа Нурбердыев.
— Жаворонок, — произнес он тихо, но так, что все услышали. — Это имя хорошо ложится в песню.
