Ольга Кай - Загадать желание
– Нет. Руины. Пепелища, – он нахмурил брови, заглядывая в полупустую кружку. – Бродяги какие-то поселились, кто смог пройти караул. И все.
Он помолчал, но видя, что все ждут продолжения рассказа, вновь заговорил:
– Мне удалось попасть в город, пока Максим отвлек стражу. Нашел тайник, оружие… И тех, кого превратили в камень. Они так и стоят на площади. Среди развалин.
– А разве Максим не смог их расколдовать? – удивилась Алина.
Леон покачал головой.
– Он не смог к ним пробраться. И… мне тоже пришлось уйти. Мы поспрашивали в Ручейном. Люди видели, как церковники вывезли из города закрытый фургон. Нам указали дорогу. Оказалось, фургон ехал в Свято-Георгиевскую обитель. Они остановились на постоялом дворе, в Васильковом. Сын хозяина игрался с приятелями недалеко от повозки, им стало любопытно, что внутри. Проковыряли щель между досок… – Леон покрутил кружку в руках, вздохнул. – Мальчишки все как один клянутся, что видели в фургоне каменного человека.
Я словно ожидала чего-то подобного, и потому не удивилась.
– О, Господи! – выдохнула Алина, а Арис хмуро потребовал:
– Дальше.
– Дальше мы решили ехать в обитель. Сначала нашли колдуна, который смог изменить нам внешность. Обещал, что хватит на неделю. Но… только мы прошли под воротами монастыря, колдовство рассеялось.
Объяснить этакое чудо мне оказалось просто:
– Им, наверное, кто-то из наших с воротами помог.
– Наверное, – согласился Леон.
– А может, кое-кто подгадал минутку и чары снял, – подал голос Горыныч, явно намекая на Макса.
– Вряд ли, – возразил сын воеводы. – Ему тоже досталось. Мы оба едва вырвались. Но кое в чем ты прав, Арис. Нас словно ждали. Мы с Максимом несколько дней в окрестностях прятались, людей спрашивали. Фургон видели, говорят, заехал в те самые ворота. Одна старушка рассказала, что его ночью на заднем дворе разгружали, что-то большое и тяжелое там было. Но что именно – не разглядела, а после ее сын позвал, и что дальше произошло – она не знает.
– Значит, ты так и не увидел отца? – тихонько спросила я.
Он покачал головой.
– Нам пришлось уйти оттуда. Была погоня, Максима ранили. Я помог ему спрятаться и отвлек. А у развилки, что возле Павловска, меня поджидали. Понять не могу, как узнали. Вроде не по прямой дороге ехал… Застали врасплох, – он нахмурился. Допил остывшее молоко и отставил кружку на край тахты. – Знаешь, Арис, я долго думал над тем, что ты говорил мне тогда, в лесу, ночью. Помнишь? Нам, и правда, больше не к кому обратиться за помощью. Но… я уже не застал того времени, когда старейшины общались с лешими и водяными. Помню, что с ними боролись – то церковники, то сами крестьяне, а позже – и колдуны. Потому что леший детей таскал, водяной рыбу в сеть не пускал, русалки… – он усмехнулся, – сам знаешь. И я совершенно не представляю, как с ними можно договориться.
Я вспомнила Осинку и ляпнула:
– Бусиков накупить побольше, когда в аномалии будем.
На меня посмотрели удивленно, а Горыныч – подозрительно.
– Есть тут одна любительница побрякушек, – проговорил он. – Только это у них по-молодости, потом проходит. Лет эдак через двести. И молодых совсем мало осталось, их колдуны в первую очередь перебили. Так что бусиками не откупимся.
– А чем?
Горыныч пожал плечами:
– А кто их знает? Решим на месте. Там народ капризный, но, думаю, сторгуемся.
* * *В путешествие мы собирались потихоньку, без спешки, день за днем. Леон едва ходил, и свалился бы на первой стометровке, а Алина, хоть и перестала температурить, кашляла да чихала, вытирая припухший от насморка нос платочком. Я пыталась помочь, но после той ночи, когда, по рассказу подруги, таки потеряла сознание, силы возвращались необыкновенно медленно. На моем самочувствии это не отражалась, а вот делиться было практически нечем.
Наверное, мы бы еще месяц ждали, пока Леон окончательно придет в себя, но Арису не нравилась эта задержка. Он пару раз уезжал куда-то, позаимствовав у старосты лошадь, и возвращался через сутки, усталый и недовольный. Первый раз на мой вопрос, куда и зачем ездил, Горыныч не ответил.
После второй поездки он, как обычно, зашел к нам. Алина как раз готовила ужин, я зашивала дыру на рубашке. Арис поздоровался, узнал, что Леон дышит свежим воздухом на лавочке за домом, и пошел к нему. Я отложила шитье и тихонько, мысленно успокаивая проснувшуюся совесть, отправилась следом.
Они говорили тихо, но расслышать слова оказалось нетрудно.
– Ну как? – спросил Леон.
– Ищут.
– Думаешь, найдут?.. И скоро?
– Не знаю, – ответил Горыныч.
– Уходить надо. Хотя бы вам. Арис, может…
– Тихо, – перебил его тот.
Я вслушивалась, вслушивалась… И едва не умерла от страха, когда прямо передо мной неожиданно выросла темная фигура. Горыныч молчал, но надеяться, что мне позволят дослушать разговор или введут в курс дела, было бы слишком наивно. Я виновато пожала плечами и, провожаемая укоризненным взглядом, ушла в дом.
Подслушанный разговор о многом заставил задуматься. И многое прояснил. Вот почему Арис постоянно словно на иголках, почему так много змей ползает у нашего дома и за околицей. И Леон наверняка чувствует себя виноватым, но ничего не может поделать. Хорошо, что Алина не знает, иначе тоже бы не находила себе места. А ведь надо что-то сделать, и срочно, иначе скоро придется уносить ноги. И Леона, которому в его состоянии путешествие вряд ли пойдет на пользу.
Полночи я думала, как помочь ему и подруге выздороветь. А наутро отправилась к Марфе.
Старушка жила в небольшой, окруженной цветником избушке. В ответ на стук в дверь Марфа крикнула: «заходи», – предпочитая не отвлекаться от приготовления всяческих снадобий на такие пустяки, как открывание-закрывание двери.
Я вошла в благоухающую травами горницу и устроилась на табурете у двери. Старушка сидела подле окна: в вышитой рубашке, красной юбке с передником и темно-вишневой в мелкий цветочек косынке, прячущей волосы и завязанной надо лбом. Хвостики смешно торчали в разные стороны, напоминая то ли рожки, то ли заячьи уши. На плотной шее Марфы красовалась не одна нитка бус.
– За работою пришла? – спросила она, не переставая толочь что-то в медной ступке.
– Нет. Спросить хочу. Я тут слышала о живой воде.
– Надобно тебе?
– Надобно.
Знахарка вздохнула, поставила ступку на колени.
– Озеро где – знаешь?.. Там в заливчике, за старою пристанью, ручеек был. Вода в нем завсегда целебною считалась, и, помню, когда ешо молодая была, многие хвори ею вылечивала – и себе, и людям. Только вот у пристани нечисть какая-то завелася, и мало кому удавалося до воды той добраться: кого сгубит, над кем поглумится да отпустит восвояси голого-босого, с синяками да шишками. А последний год так и вовсе одтель никто не возвращалси.
– А многие ходили?
Старушка задумалась, загибая пальцы, подсчитывая.
– Трое, кажись. Один вернулся, да умом тронулся после. А мож, он и раньше болезный был, кто его знает?
После такого рассказа стало немножечко не по себе.
– Вы мне скажите, как это место найти. Позову Ариса, вместе пойдем.
– Ни-ни, нельзя вместе! – старушка замотала головой. – За живою водою токмо в одиночку ходють, да ночью, абы никто не знал да не видел.
– Почему это?
– А иначе силы волшебной в ней не будет.
Дурацкое условие и очень подозрительное, но после того, как девушка в листвяной одежде чуть не превратила меня в дерево, я готова была поверить во все, что угодно.
– Так пойдешь? – деловито осведомилась Марфа.
– Пойду. Куда денусь…
– Ну так я тоже скляночку приготовлю, принесешь и мне водички. Ежели достанешь. А то ведь уйдете вы – сызнова ко мне все пойдут со своими хворями… – знахарка протянула руку, взяла горсть сушеных ягод с блюдечка на подоконнике, бросила в ступку и принялась толочь. – Ты зайди ко мне пополудни, да монетку принеси медную. Я тебе на нее нашепчу, абы нечисть отпугивать.
Я недоверчиво скривилась.
– И что, поможет?
– А то как же! Токмо она и поможет, без нее никак. Заговоренных медячков наша окрестная нечисть завсегда пугалася.
Вечер близился. Медная монетка, заговоренная Марфой, уже лежала в кармане. Арис зашел к Леону ненадолго, а после Алинка его уговорила поужинать с нами, и, так как Леон заснул, составить ей компанию, дождаться меня. Сегодня его присутствие было очень некстати, но не останется же он на ночь!
Я быстро поела и сидела за столом, поглядывая в окно. До полуночи еще очень далеко, можно и подождать.
Леон спит на своей тахте. Алина с Горынычем, как нарочно, тянут время, медленно попивая горячий отвар.
– Арис, – тихонько шепчет подруга, – скажи, а ты, правда, видел русалок?
