Геннадий Прашкевич - Человек Чубайса
Наташа округлила красивые губы:
– Мой Трубников, я давно не была в России. Наверное, я перестала понимать некоторые русские слова. Эта водка, которую назвали вашим именем, она делается из русских бобов?
– Не совсем, – запыхтел Трубников. Общение с женщиной делало его сильным и уверенным. – Нарубить бобов это термин. Другими словами – получить прибыль, встать на ноги.
– А нанайский бизнес? – не унималась Наташа. Все в ней работало на похвалу, она сразу раскусила Трубникова. – В нашем разговоре вы упомянули про нанайский бизнес. Мой Трубников, вы торгуете с нанайцами? Это такой сибирский народ? Они работают на вас?
– О, нет, – конкретно объяснил Трубников, ободренный ласковым восхищением Наташи. – Нанайский бизнес это дело, которым занята сейчас основная часть русских людей. Купил за рубль, продал за девяносто копеек, вот вам нанайский бизнес.
– И вы так торгуете?
– О, нет! Я не так торгую, – Трубников, сопя, положил вздрагивающую руку на круглое колено Наташи и она слегка покраснела. Так не каждая умеет, сопя, подумал Трубников. Он чувствовал себя очень сильным.
Совсем недалеко от них на той же террасе негромко разговаривали за столиком три человека в неброских серых костюмах. Узкие усики, серые шляпы. Возможно, не очень зажиточные швейцарцы, решил Трубников. Или французы, тоже не очень зажиточные. Или представители конфессии, предполагавшей в будний день именно такие не бросающиеся в глаза, как у них, костюмы.
– В последнее время русская речь, – объяснил Трубников, сопя и пуская слюни от вожделения, – сильно изменилась. Ну, типа, так и должно быть. Ты въезжай, въезжай, – перешел он на ты, поскольку Наташа не сбросила его руку со своего круглого колена. – Каждый знает, живая речь подстраивается под лидеров. Горби начал произносить глагол начать с ударением на первом слоге, переводчики тут же стали произносить глагол бегин так же. Русский глубок, – продолжил объяснения Трубников и рука его гораздо увереннее двинулась вверх по длинной ноге русскоговорящего гида. – Мы говорим – мутный клиент, хотя перед нами сидит элегантный господин с ясным взглядом. Тем не менее, он клиент мутный, то есть необязательный. Ты въезжай, въезжай, такой клиент тебя непременно обманет. Он Иуда. Он тебя так искидает, падла, что тебе и петля не поможет! – объяснил Трубников изумленной Наташе, уже не обращающей внимания на его руку. – То есть, я хочу сказать, что такого партнера не следует к себе подпускать. Пусть он пьет и общается с животными.
– С животными? – удивилась Наташа.
– Ну, эти… Я их имею в виду… Ну, ты знаешь… Ты слышала… – Ободренный вниманием Наташи Трубников, наконец, нашел нужное слово: – Ну, эти ночные бабочки…
– Мой Трубников!
Русскоговорящий гид Наташа все больше и больше нравилась Трубникову.
У Наташи были длинные ноги, настоящие длинные ноги, которые не надо прятать под длинными платьями. И вся она была круглая, длинная, ладная. И улыбка у нее была невероятная, европейская, только в кино бывают такие улыбки. Она должна принадлежать мне, подумал Трубников, пуская слюну. Потом по рассеянности он произнес это вслух и русскоговорящий гид нежно рассмеялась. Как серебристый колокольчик, что сразу выдало ее русское происхождение.
– Если у тебя есть муж, – сопя, добавил к сказанному Трубников, – оставь его. Мы с ним договоримся. Въезжай, въезжай, что говорю. Сколько стоит, чтобы ты работала со мной много?
– Много… – как эхо откликнулась Наташа.
– А сколько языков ты знаешь? – ободрено спросил Трубников.
– Три, – ответила Наташа. – Английский, французский и немецкий. Это мои любимые языки. Но я могу объясниться на испанском, на итальянском. Уверена, что меня поймут португальцы.
– А ты бывала в Индии?
– Мой Трубников! Никогда!
– Но, наверное, понимаешь хинди?
– Мой Трубников, зачем? Мне это не надо. В Европе индусы объясняются на английском.
– Ну? – удивился Трубников. И отвлекся от беседы: – Видишь, этих скромных усачей в серых шляпах? Они, наверное, католики?
Наташа округлила глаза:
– Мой Трубников!
Трубников прислушался и ужаснулся.
– …Ну, типа, два киллера в ресторане, – услышал он гнусный русский голосок. – А у третьего день рождения. Ну, в натуре, крутой подарок, маузер «Эрма» с оптическим. Ну, братан, говорят, это еще не все. Выводят на балкон ресторана, а в доме напротив в окне раздвигается занавеска. А там, значит, клиент в кресле – привязан, рот скотчем залеплен. И это, братан, смеются киллеры, еще не все. Один, значит, подает условленный сигнал и кто-то там в окне напротив резко срывает с клиента скотч. Клиент улыбается, поднимает голову и громко поет: Happy birthday to You!.. Happy birthday to You!..
– Идем отсюда, – прошипел Трубников.
3В «Шато де Кудрэ» Трубников снял номер-люкс.
Это чрезвычайно понравилось русскоговорящему гиду Наташе.
В тот же день Трубников отправил служащего отеля за билетами в Бенарес. Индийский город Бенарес давно уже называется Варанаси, но, разговаривая со служащим, Трубников для большей значительности употребил древнее название. В конце концов, в авиакомпаниях сидят не дураки, разберутся. С почтением глянув на малиновый пиджак Трубникова, на золотую цепь, на дорогой кожаный пояс, на котором висело все, что может понадобиться деловому человеку в дороге, служащий отбыл в кассы. А из ванной в очень коротеньком халатике появилась Наташа.
– Мой Трубников, – спросила она. – Почему ты закрыл окна? Здесь совсем не шумный район.
– Ну… – сказал Трубников, оглядываясь. – Привычка… Тишина и покой… В окна не будут заглядывать…
– Но здесь третий этаж, – засмеялась Наташа.
И осторожно, чтобы ее вопрос не был истолкован превратно, спросила:
– Мой Трубников, в какой спальне мне можно располагаться?
В голосе Наташи звучало обещание. Трубников обрадовался: выбирай любую. В итоге Наташа выбрала спальню рядом с кабинетом. Трубников так долго не слышал женских похвал, что, утомленный, уснул в Наташиной спальне.
Это его спасло.
Ночью, вдруг пробудившись, он не нашел Наташу в постели.
Постель была грандиозной, но все равно Наташи он в ней не нашел.
Сунув ноги в мягкие меховые тапочки, он отправился в туалет и, проходя мимо кабинета, услышал голос Наташи. Русскоговорящий гид держала в руке телефонную трубку. Ее мягкий и нежный голос выговаривал жестокие слова, навсегда ранившие сердце Трубникова.
– Да куда он денется? Он на крючке, не сорвется. Билеты принесли, полетим вместе. Мало ему не покажется, в Варанаси я все сделаю. Нет, именно в Варанаси. Кто заметит в Индии исчезновение какого-то потного русского говнюка? От похоти у него слюна с губ капает. Не стоит потрошить этого говнюка во Франции, вони много. Да и законы во Франции отрабатывались не один век. Чем быть повешенным в швейцарском кантоне, – пошутила Наташа, – лучше стать миллионерами в Бенаресе.
В чуть приоткрытую дверь Трубников видел ее красивое лицо – в профиль.
Это был нежный профиль и чистые нежные кудряшки ложились на нежное обнаженное плечо Наташи. Стараясь не пыхтеть, но уже пуская густые слюни, Трубников явственно разглядел коротенькую рубашонку и совсем обнаженное плечо. Распаленная фантазия легко позволила представить Трубникову все остальное. Отлично понимая, что в ближайшие три-четыре часа поблизости вряд ли раздастся голос Калашникова, он вошел в кабинет и обвил вздрогнувшую Наташу руками. «Никак тебя не найду… – врал он, задыхаясь. – Проснулся, а тебя нет…» – «Вот звонила домой… – врала, задыхаясь, Наташа. – Дома волнуются…»
Она была уверена, что Трубников ничего не слышал, но на всякий случай распаляла его.
Все случилось на рабочем столе.
«Конечно, дома должны знать, где ты находишься…», – разворачивая Наташу, жадно сопел Трубников. «Дома всегда волнуются… – дышала Наташа, уже сама помогая Трубникову. – Они боятся за меня…» – «Конечно, – сопел Трубников, сдирая с нее рубашку. – У тебя много такого, за что стоит бояться… Вот это например… – Она застонала. – Или это, например… Но ты в надежных руках…» – «О! О! О! – красиво стонала Наташа. – У тебя не только руки надежные…»
А через час, когда Наташа забылась в блаженном, полном сладких видений сне обманутого платного киллера, Трубников из Женевы улетел в Стамбул. Конечно, ему надо было в Бенарес (Варанаси), но купленные билеты он оставил в кабинете и не хотел рисковать: доверился направлению, определенному первым случайным рейсом.
Как можно? – горько повторял про себя Трубников, глотая пиво на борту стамбульского рейса. Как можно? Он не знал, на кого работает Наташа, нежный голос Наташи не отпускал его: мой Трубников.
Клонированная овца!
В Стамбуле Трубников взял такси и отправился в центр города.
Он как-то плохо запомнил Стамбул.
Например, обедал он неподалеку от какого-то огромного храма. Возможно, это была Айя-София, он о чем-то таком слышал. Вроде как на одной из древних каменных плит храма изображен настоящий атомный взрыв. Изображен еще в те времена, когда люди представить не могли ничего такого. Вот спрашивается, зачем показывать бессмысленные картинки?
