Дуглас Коупленд - Элеанор Ригби
Я вернулась.
— Если пару секунд поковыряюсь с рычажками, думаю, смогу настроить его на обратный ход.
И принялась возиться с прибором.
— Что вам спеть? — спросил Джереми.
Лайам, любитель широковещательных форматов, сказал:
— Попробуй это, — и запел «Крах Эдмунда Фитцжералда»6, выпростав руки, точно итальянский тенор, без слез не взглянешь.
Сын ответил:
— Проще пареной репы.
Я включила проигрыватель, и Джереми, прильнув к нему, с минуту производил ужасные звуки, словно втягивая в себя воздух. Когда он умолк, я нажала перемотку. Действительно, это была та же самая мелодия; пусть и не в безупречном исполнении, но куда лучше, чем поет большинство людей.
— О чем задумались?
Лайам спросил:
— А насколько часто такое встречается, ну, способность петь наоборот?
— Редкий дар. Почти извращение, его даже назвали по-особому: мелодиоанаграмматизм. В мозгу что-то переклинивает, как при синдроме Туретта, когда непроизвольно матерятся. Мой предел — тридцать секунд.
— А ты почему не знала, что сын умеет петь в обратном порядке?
— Это долгая история.
— Знаете, Лиз, а давайте-ка приходите на занятия? Вам же не трудно, а нам пойдет на пользу.
— Не знаю… — Меня никогда еще не приглашали на подобные мероприятия, и я понятия не имела, как вести себя в сложившейся ситуации.
Предложение Лайама навеяло мне воспоминания об одном неприятном инциденте, произошедшем около пяти лет назад. Я заехала в центр прикупить что-нибудь к чаю. На мне было приличное платье и туфли на высоком каблуке; расположение духа вполне соответствовало: я шла, очень довольная собой, гордо вскинув голову. Лицо обдувал теплый бриз с гавани… И вдруг я делаю шаг, другой и оказываюсь по щиколотку в жидком цементе. Я посмотрела на ноги и не увидела их: они скрылись под слоем серой вязкой массы. Пыталась поднять их, но они крепко-накрепко застряли. Прохожие на меня не реагировали, не желая попасть в очередную телевизионную хохму. Тогда я вытащила ноги из туфель, которые так и остались в цементе (наверное, находятся там и по сей день), и, не роняя достоинства, прошествовала к припаркованной четырьмя этажами выше машине. Так и доехала до дома в облепленных цементом колготках, старательно делая вид, будто ничего не случилось.
Джереми решил мне помочь и принял приглашение Лайама.
— Она с радостью придет.
— Ну и отлично. Тогда встретимся у «Глубокой бухты». А подробности завтра, Лиз.
Я с трудом дождалась завершения этого долгого дня. Хотелось скорее залезть в постель и погрузиться в анестезию сна без сновидений — надеюсь, такой будет смерть.
Лайам встал и схватился за поясницу.
Джереми спросил:
— Спина беспокоит?
— Да уж, радости преклонного возраста.
— Легко поправимо, надо лишь правильно подобрать матрас. Каким ночным комплексом вы пользуетесь дома?
— Ночным комплексом?
Черт бы его побрал! Через десять минут этот проныра заключил еще одну сделку. Я была в домашнем халате. Заглянула в гостиную, пожелала всем доброй ночи и отчалила в страну грез.
На следующий день на работе у нас была Несерьезная Пятница. Отвратительнейшая традиция вседозволенности, когда мужчины выряжаются как мальчики-подростки, а взрослые женщины — как малолетние потаскушки. Меня не один год пытались пристрастить к этому мерзкому обычаю, да так и не уловили, что я на подобную идейку не поведусь. Донна упорствовала дольше других, однако в то утро она не появилась на работе, и я благодарила небеса, что избавлена от лекции о важности коллективного духа.
Около половины одиннадцатого зазвонил телефон. Джереми:
— Что я выиграл! Не угадаешь.
— Давай колись.
— «Стройный и знойный»! Обезжиривающий гриль от «Джорджа Формена».
— М-м?
— Жаровню.
— Вот так радость, теперь у нас их две. Как тебя угораздило?
— За неделю покрыл двухмесячную норму продаж.
— Мои поздравления.
— Опять же повторюсь, мама, крепкий здоровый сон имеет огромное значение в нашей жизни.
— Какая удобная философия.
— Если к пяти часам заключу еще одну сделку, получу микроволновую печь на семьсот ватт.
Сын был вне себя от радости, а мне большего для счастья и не надо.
— Ты у меня просто чудо.
— Спорим, ни за что не додумаешься, чей матрас позволил мне добыть жаровню.
— Теряюсь в догадках.
— Матрас Донны.
— Кого?
— Донны ствоей работы. Она купила двуспальник толщиной десять дюймов с роскошным стеганым покрывалом. Все это поверх четырехдюймового слоя термочувствительного вязкоупругого поропласта с открытыми порами, на котором тело дышит во сне. К нему прилагается однослойная запатентованная прослойка в подарок.
— Ух ты.
— Научились все-таки изготавливать. В комплект входит сертификат качества, в котором говорится, что производитель использовал только нетоксичные материалы. Наш товар гарантирует надежную ортопедическую поддержку позвоночника и не теряет формы многие годы.
— Не может быть.
— Может. Корпус матраса обшит мягким ворсистым велюром с натуральной пропиткой — семьдесят пять процентов хлопка, двадцать пять полиэстера. Он изготовлен по новейшей технологии против аллергии и клещиков, а благодаря застежке-молнии с четырех сторон чехол легко снимается.
— Я смотрю, Донна отхватила настоящий клад.
— И тоже получила гриль в подарок.
— У меня нет слов.
— А в воскресенье у нас с ней свидание.
Я не знала, что ответить.
—Ма!
— У вас свидание?
— Да. Пойдем играть в боулинг. Я никогда раньше не пробовал, вот, решил воспользоваться случаем, пока здоровье позволяет.
— Джереми, эта женщина на десять лет тебя старше.
— И что с того?
Я прикусила язычок. — Сходи, тебе понравится.
— Надеюсь. Секундочку, ма, тут подозрительный гражданин у входа матрасом интересуется. Не внушает он мне доверия; пойду выпровожу.
— Удачи.
— Спасибо. Давай закажем на вечер пиццу.
— Уже звоню в «Роджер».
Ладно, во всяком случае, о Джейн он не вспоминает.
В тот день Донна так и не объявилась на работе; возможно, ей было неловко смотреть мне в глаза. Нечего сказать, похитительница дитяти. Ну и хорошо, что не пришла. Без нее у меня было достаточно времени, чтобы осмыслить ситуацию и разработать дальнейший план действий. Сын со мной всего-то неделю, а я уже должна его с кем-то делить? Ни за что!
Но…
И все-таки…
Хоть я Донну и недолюбливаю, она неплохой человек. Быть может, она — очередная одинокая душа, будущая Лиз, несмотря на хорошую фигуру и прямые послушные волосы. На первый взгляд, Донна обладает достоинствами, которые так ценятся в обществе и которых я лишена, а на поверку мир так круто изменился, что теперь молодым девочкам все легче и легче превращаться в Лиз Дани.
Еще необходимо помнить, что Джереми пришел в этот мир с ограниченным «сроком годности». Его жизнь будет короче, чем у других. Итак, я не собиралась портить отведенное ему время из-за чистого эгоизма и решила проявить великодушие в отношении нового знакомства сына.
Такие мысли меня посетили, когда я сидела в «хонде» у корпусов зернохранилища и в полном одиночестве жевала ленч. Тысячи голубей клевали рассыпанное зерно, которое привозили сюда в железнодорожных вагонах. Сколько раз я трапезничала здесь, наблюдая за голубями? Им так мало нужно от жизни и так легко насытиться. В тот день я решила, что ем здесь в последний раз, и до сих пор свято блюду данное себе обещание.
Вернувшись в офис, я попыталась наверстать упущенное и доделать незавершенную работу, однако у меня возникло чувство, что я впустую трачу время. Не было каких-то трудных или неотложных заданий — разве что Лайам мог вспылить, если вовремя не отчитаюсь. Сам же Карлик, кстати говоря, так и не сообщил подробностей предстоящей встречи с хором, и я лелеяла надежду, что он и вовсе позабыл о нашей договоренности. Впрочем, Лайам не того сорта человек и подобных оплошностей не допускает, поэтому я решила: будь что будет.
Я допускала все больше и больше ошибок в документах, да и мерцание экрана стало действовать на нервы. Поэтому решила направиться на кухню и заварить растворимый супчик. И неожиданно для себя обратила внимание на умиротворяющую мелодию, которая раздавалась из громкоговорителя над холодильником. Крутили «Крах Эдмунда Фитцжералда» в исполнении Королевской филармонии. Вспомнился прошлый вечер. Я улыбнулась — таким невероятным показалось все произошедшее тогда, и я даже промурлыкала отрывок песни, как вдруг…
Как вдруг мелодия пошла в моей голове зигзагами взад-вперед, нота за нотой, единым потоком, как скрипичный смычок по струнам.
Меня точно под дых ударили: я с поразительной четкостью осознала, что у меня есть ребенок, с которым мы накрепко повязаны некой тайной.
Я не могла выбросить мелодию из головы. Она была неискоренима, как запах жареной ветчины воскресным утром. Я вышла на улицу и прогулялась до газетного киоска на углу. Проклятый мотивчик упорно не желал отвязываться.
