Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2006)
— Так и сделаем, — просиял Леонид. — Порядок.
— Орднунг по-немецки, — блеснула знаниями Зинка.
Сказано — сделано. В условленный воскресный день мы заранее, еще до боя, тайно привели и привязали Рэкса в блиндаже и приказали Зинке его стеречь. Хотя кто кого стерег, подумать надо.
Мы уже как бы попривыкли к боевой обстановке, но вот привыкнуть к тому, что в тебя попадают камнем, было все-таки трудней. Мы и одевались поплотнее, на каждом — свитер, пиджак, пальто.
— Свитер-то зачем? — удивлялась мать.
— Мерзну.
— Что ж ты будешь делать зимой?
— Да какая здесь зима?! — отмахивался я.
— Откуда у тебя синяки? А на спине нет, — удивлялся отчим, намыливая мне в ванной спину.
Сам я до сих пор не умею ее толком мыть. У всех длинных мочалок треклятые тесемки отрываются на второй-третий раз. Признаюсь, я мылся раз в неделю, зато основательно, с мочалкой и мылом, как в российской бане. А родители, словно прирожденные европейцы, принимали душ каждый день. Сам того не зная, старлей здорово похвалил меня, сказав, что нет синяков на спине. Значит, я не показывал спину врагу, не драпал от него, а сражался лицом к лицу.
Но ближе к бою. Мы таки угадали, что враги предпримут атаку. Когда они, выскочив из окопа, понеслись на нас, Леонид закричал страшным голосом:
— Рэкс, фас!
И Зинка выпустила собаку.
— Фас! — кричал Леонид, выскочив из окопа, и, словно маршал Жуков, указывал рукой на противника.
Однако враги не дрогнули и осыпали Рэкса градом камней. Рэкс, запнувшись, повернул обратно и, скуля, спрыгнул к нам в окоп. А немцы организованно отступили к себе в укрытие. Соваться в наш окоп, где была овчарка, они не решились, хватило ума. К нам присоединилась Зинка, и началась перекричка. Не перекличка, а именно перекричка: противники кричали друг другу.
— Нечестно, мы тоже собаку приведем! — переводила нам Зинка.
— А вас больше! — вновь переводила она, теперь в другую сторону.
И так до бесконечности, до хрипоты.
Мы поздно заметили, что у Рэкса рассечена до крови бровь над правым глазом. Первой узрела Зинка:
— Держите его крепче, — и обработала ему рану йодом. В благодарность Рэкс чуть не цапнул ее. Немецкая псина, ничего удивительного.
— Вас даже ваши собаки ненавидят! Овчарка-то немецкая! — внезапно заорал Леонид врагам. Зинка охотно и громко перевела немчуре.
— Швайнхунд! — прокричали оттуда.
— Свинья-собака, — разъяснила нам Зинка и растерянно спросила: — А что, бывает такая порода?
— Нет. Они нашу собаку свиньей обозвали, — хмуро ответил Леонид.
Снова началась перекричка. И договорились о позиционной войне: со следующего раза никто — ни они, ни мы — в атаку ходить не будет, а мы уберем собаку.
— Нет, ну надо же! — возмущался на обратном пути Витька. — Их же больше!
— Ничего, их и под Москвой было больше, — зловеще произнес Леонид, вынул из кармана дамский револьвер, что я ему подарил, и откинул пальцем вбок барабан. В нем медно сияли затылки с капсюлями шести патрончиков.
— Будет мне работы, — нервно хихикнула Зинка.
Мы молчали и старались не глядеть друг на друга. Теперь, давно уже взрослый, я понимаю, что слишком быстро мы становились взрослыми.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Было еще несколько сражений, снова с переменным успехом. Но самое решающее и страшное еще не наступило.
Если вспомнить и посчитать, то мы сражались, наверно, месяца два-три, с перерывами. А тогда казалось — вечность.
В один чудесный, дивный день в городе выпал снег. Вероятно, его не видали здесь лет сто. Он нежными, воздушными шапками и перинами лежал на крышах, на ветках деревьев и на головах старинных памятников, что было им зимой очень даже к лицу. На каждом зубчике штакетников у любого дома, на фонарях и на пожарных колонках стояли невесомые белые столбики, такие же сказочные, как на рождественских открытках Фрагельки, которые я видел в ее альбомах в книжном шкафу.
Весь город высыпал на улицы. Все играли в снежки. Я попал снежком в какого-то немецкого мальчишку. Он, засмеявшись, обернулся, и я узнал Эрвина. Лицо у него тут же перекосилось, он туго-претуго слепил комок, пару раз слегка подбросил его на ладони, посмотрел на меня и... ушел. Он не желал играть со мною в снежки, он хотел играть со мною по меньшей мере в камни. Для него тоже война не кончилась, хотя мне она, пожалуй, уже надоела. Тем более что в Большой войне победили МЫ.
Ах, как потом я играл в снежки со своими ребятами! Мне казалось, что снег прилетел на облаках из России, которая нас не забыла и посылает нам свой снежный привет. Конечно, я не думал тогда так приподнято, но непередаваемо чувствовал это.
Почему я утверждаю, что снег был из России? Да, так сказать, из-за снежного юмора. Ну какой юмор-то в Германии?! Признанный их анекдот, который я там слышал, заключался в том, что человек, стоявший на стене разрушенного дома и писавший на улицу, мгновенно перестал после замечания полицейского. “Почему вы так быстро прекратили безобразие?” — удивился тот. “Я боялся, что вы меня стащите вниз за струю!” А вот снег и впрямь рассмешил нас. На стене пивной, возле кинотеатра, была нарисована большая, в два этажа, картина: группа веселых пьяниц пьет за круглым столом пиво из большущих кружек. Так снег на ней, играя, залепил глаза предводителю застолья и края всех кружек. И получилась рельефная пивная пена не только на кружках, но и на глазах главного бюргера.
— Глаза залил! — засмеялся старлей, увидев преображенную снегом картину.
Как-то я спросил его:
— А почему у них анекдоты глупые?
— Да, может, потому, что они всех евреев уничтожили или выгнали, — недолго думал он.
...Привычно сбив с проходившего немца шляпу, на этот раз снежком, я крикнул ему радостно:
— Привет из России!
Но по-прежнему считаю, что снежный привет был не им, а нам, русским.
Снег быстро растаял, и к вечеру улицы резко почернели. Лишь кое-где на мокрой черепице крыш остались белые одинокие клочки.
ЛЮБОВЬ ЗЛА
У всех была первая любовь. Была она и у меня, бедолаги.
Я, кажется, уже говорил о том, что до сих пор не могу есть зайчатины, пирожных и шоколада. Шоколадом я объелся в первый же день приезда в Германию. Отчим, ожидая нас, постепенно накопил — не думайте, что там это было запросто, — много шоколадных конфет и фигурок, наверно, целый килограмм. Ох, как мне было потом плохо, вспомнить тошно. Еле выжил.
Но вот беда. Куда бы мы с родителями (буду их так называть, хотя отчим мне не родитель), — куда бы мы ни приходили к нашим в гости, повсюду нас непременно угощали тортом и шоколадными конфетами. Вместе с чаем, конечно. Это считалось хорошим тоном. Кофе, без которого немцы, как известно, жить не могут, не подавали. Кому он нужен, желудевый?..
Я все это веду к тому, что мы наконец попали в гости к одному майору, у которого я страсть как хотел побывать. У него было двое сыновей, пятнадцатилетних близнецов, но главное — дочь Галя. Я всегда с дрожью сердца смотрел на нее издали и в городе, и в школе, никогда не решаясь подойти. Впрочем, до школы я, может, и видел-то ее всего пару раз. Но она вдруг настолько поразила мое воображение, что представьте, какое мне, презирающему девчонок скопом и поодиночке, выпало испытание. Меня даже незвано посещали мечты, в которых мы с Галей прогуливались по парку, взявшись за руки. Тьфу! И все же... А я ведь был с нею не знаком и имя ее узнал стороной.
Почему я говорю о тортах и конфетах? Просто я боялся показаться в гостях неучтивым, а то и капризным, отказываясь от угощения. Поэтому я целый день ничего не ел, чтобы предстоящее чаепитие прошло гладко. Голодный может и торт с конфетами есть. Верно?
Напрасно я голодал, ни парней, ни Гали за столом не оказалось. Близнецы, по словам майора, чем-то занимались на чердаке, а Галя с подругой гуляла где-то у реки.
Я легко отказался от предложенного чая и, оставив взрослых за бутылочкой ликера (можно подумать, они в России ликер потягивали!), полез по винтовой лестнице на чердак.
Майор со своим семейством жил в старом замке. Над рекой возвышались две сложенные из грубых камней крепостные башни, они были пустые внутри, без всяких перекрытий, и внизу в них росла сорная трава. А рядом стоял белый двухэтажный дом с мансардой. Он-то, собственно, и был жильем майора. Честно, я завидовал братьям-близнецам, точнее, их возрасту. И еще тому, что они каждый день могли видеть вблизи свою сестру, хотя, по-моему, она была им до лампочки.
