Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 1, 2004
Сашка перебил ее мысли.
— Шабаш! — закричал он, вскидывая на берег последний мешок. — Умаялись, перекур!
Все закурили, кроме Шварца да парня, возившегося с сетью.
Мурзилка поискал по карманам курево, но не нашел и, вздохнув, уселся на песок чуть в стороне от всех.
— Максимыч, — вдруг позвал Николай, протягивая сигареты, — на-ка покури.
Мурзилка потянулся, кивая благодарно. Грубые руки его дрожали. Сашка, поглядев на него, усмехнулся. Мужик в оранжевом комбинезоне, поморщившись, отвернулся в сторону.
— Гриша, — словно только того и ожидая, вдруг спросил Николай. — А что ж не встречались мы тут с тобой прежде?
— Бог миловал, — отрезал мужик не поворачиваясь.
Желтый глаз хромого ожил:
— Кошечку мою помнишь?
Мужик из-за плеча взглянул на Николая с опаской.
— А помнишь, как ты меня напоить велел и в трюме бросил?
— Не надо, Коля, — попросил мужик в оранжевом, поднимаясь с земли. — Жизнь прошла, теперь-то что?
— Он боцманом у нас был, стучал, падла, — вдруг нехорошо стал заводиться Николай. — Котенка моего утопил — за то, что я его на чистую вывел… А меня…
Тут к месту случившийся Сашка обхватил Николая за плечи:
— Ты, Коля, остынь, ладно, знаем же все…
Николай неожиданно подчинился:
— Вот увидал его, гада…
Тишина повисла. Ей страшно было взглянуть на Николая и на Григория, и она смотрела в воду реки, понемногу просветлевшую от мути.
О чем же я буду писать? — вдруг подумала она. И зачем это? Зачем кому-то знать, что живут на свете эти люди? Ведь никому нет дела до них… До того, какая нечеловеческая тоска тут, на берегу, и как пахнет их дом, где спит этот мальчик в куче одеял, на которые и смотреть-то страшно, не то что… и про это Николаево несчастье, и про этого мужика, забившегося в эту беспросветную дыру подальше от чужих глаз и собственной совести…
Она не знала, что с нею и почему ей так жалко этих людей, этих омерзительно грязных и подлых людей, но, если бы это было в ее власти, она сделала бы так, чтобы они уехали, а Мурзилка и его люди остались на берегу, и чтоб ничего не надо было писать — ни протоколов, ни статей в газету, а просто — будто они ехали мимо и ничего не заметили.
— Послушайте, — повернулась она к Шварцу. — А что дальше? Что с ними будет?
Шварц внимательно взглянул на нее.
— Рыбу конфискуем, — сказал он спокойно. — А Максимыча судить бы надо. Не первый раз он уже…
— А я бы отпустила его, — вдруг неожиданно для себя произнесла она.
Все обернулись. Николай вдруг глянул на нее с интересом, и даже Мурзилка, до этого не обращавший на нее ровным счетом никакого внимания, уставился на нее в полнейшем недоумении. Он был больше всех удивлен ее словами — и даже, собственно, не возможностью какого-то нежданного поворота своей горемычной судьбы, а именно тем, что посторонний человек, баба, стала его, Мурзилку, защищать.
— Почему отпустила бы? — вдруг спросил Шварц серьезно.
Но решимость уже оставила ее, в глаза набрались слезы, и сил только хватило, чтобы кивнуть на них — на Мурзилку, на паренька этого — и прошептать:
— Да вы посмотрите на них…
IXМурзилка курил, сплевывая тягучую желтую слюну. Только сейчас Шварц заметил, какое истертое, изможденное у него лицо, какое безразличие и тоска в глазах. Ничего не выражали они, даже жалости к себе. Паренек… Шварц разглядел паренька… с кем останется? Дурацкая история. Не протокол же переписывать? И не его это дело — грехи отпускать, что он — Иисус Христос, что ли? Шварц на миг представил себя Иисусом Христом. Ну, Мурзилку бы он, конечно, отпустил. Но из инспекции был бы уволен. И что бы делать стал?
В этот момент он разглядел на песке следы. Свежие следы широченных гусениц военного тягача. И потом, подумал Шварц нервно, предчувствуя новый и неожиданный поворот дела, этот парень в гимнастерке — откуда он здесь взялся-то все-таки?
Он обошел ближайшие кусты и сразу нашел пилотку, ремень и припрятанные под кустом сапоги. Его осенило.
— Эй! — крикнул он парню, который по-прежнему стоял в реке, весь серый от холода. — Где твои сапоги-то?
— В… в доме, — еле выговорил тот.
— Чего ж не надел? — спросил он и усмехнулся. — Короче: кто спирт привез?
Мурзилка понял, что пропал, и угрюмо глядел в песок.
— Кто утром на военном тягаче приезжал? Кто солдата привез? Кто нерку ловить надоумил? А?
Мурзилка молчал. Он попытался затянуться, но сигарета у него погасла. Девушка глядела то на Максимыча, то на Шварца — непонимающе и тревожно. Сейчас я тебе покажу, милая моя, кого ты отпустить собиралась, не без удовольствия подумал Шварц. Он сделал несколько шагов и остановился у Мурзилки за спиной.
— Молчи, молчи. А я сам тебе расскажу, кто спиртом поил, кто нерку ловить надоумил… Майор ведь? Майор Коблев?
Мурзилка еще ниже склонил голову.
— Чего в рот воды набрали? — не выдержал Сашка, сообразив, в чем дело. — Кого жалеете?
Мурзилка поерзал и кашлянул, но опять ничего не сказал.
— Значит, дураки, на себя все берете? То-то он порадуется! — с издевкой произнес Шварц. — А вам за чужие грехи под суд. Что, Гриша? Неохота? Тогда говори: майор был?
— Он, — сказал Григорий.
— И не в первый раз, — подсказал Шварц.
— Каждое лето дань с нас берет.
— Сегодня вернется?
— Обещался быть.
Шварц быстро взглянул на Сашку.
— Машину заметит! — вскочил Сашка на ноги. — На самом виду оставили, дураки…
Николай выругался. Силуэт грузовика отчетливо чернел на фоне серого неба с той стороны реки.
— Когда он вернуться должен? — толкнул Шварц Григория. — Убрать успеем?
Григорий пожал плечами.
— Ну а поехал-то он куда? Откуда появится?
— Да он не докладывает ведь… Но карабин у него был, так к озеру, верно. Там в прошлом году медведя мы нашли: мясо брошено, ошкурен, а желчь вынута…
— Так, — нервно сказал Шварц. — Так, так, так… Это совсем другой разговор получается…
Он не успел договорить — Сашка схватил его за руку и стиснул до боли:
— Тише!
Откуда-то издалека докатился низкий звук, похожий на отдаленный гром.
— Перегазовка, — сказал Сашка. — Вот опять…
Шварц знал, что в таких вещах Сашка не ошибается.
Он увидел, как Мурзилка повел вокруг затравленным и обреченным взглядом, как попятился к обрыву Григорий, а Пашка вскарабкался на вездеход, пылая от любопытства, и только этот парень стоял в воде как приговоренный, этот парень…
Шварц понял вдруг, что надо первым делом убрать вот этого из воды.
— Эй! — скомандовал он. — В кузов, быстро!
Парень подчинился без промедления. С какой-то лихорадочной поспешностью на негнущихся ногах вскарабкался он на берег, подбежал к вездеходу, но в кузов сразу не полез, а стал мочиться на гусеницу вездехода, глядя перед собой бездумными слепыми глазами.
— Николай, Лена! — распоряжался Шварц. — Вы тоже в кузов давайте. И парня держите, чтоб дела нам не испортил… Сашка, в кабину! И чтоб видно никого не было!
Теперь уже отчетливо вдалеке слышался рев мотора.
— Максимыч! — позвал Шварц.
Мурзилка с тоской поглядел на него.
— Поможешь — от суда избавлю. Честно. Мне одно надо: чтоб он на землю спустился. Чтоб из кабины вылез, понимаешь?
XКузов был завален мешками с рыбой, и за кабиной, где все они сидели, согнувшись в три погибели, ибо брезентовая крыша кузова давно сгнила и поверх бортов торчали лишь гнутые ржавые ребра, когда-то поддерживавшие ее, скопилась вонючая вода, розовая от рыбьей крови. К счастью, Николай оказался между нею и этим парнем, опрокинувшимся на мешок, как мертвый. Над синеватой верхней губой парня она заметила несколько волосиков и тут только подумала, что этот солдат, скорее всего, не старше ее. Она видела белую и слабую, как у подростка, шею и еще ногу, почти синюю от холода, в луже розоватой воды. И почему-то мысль о том, что эта нога с желтыми ногтями и скрюченными пальцами принадлежит ее ровеснику, была ей страшна. Никогда, за все годы жизни, она не думала, что можно подвергнуться столь страшному физическому унижению. Больше она ничего не видела — только напряженно-внимательный профиль Николая и его вспыхивающий огнем ожидания глаз.
Снаружи была сначала какая-то суета, но потом все стихло, и только один звук неумолимо ширился и нарастал, вытесняя из пространства меж небом и землей и шум прибоя, и шорохи ветра, и крики чаек. Теперь он слышался совсем близко: сотрясая Мурзилкин вездеход, низом стлался грозный рокот мотора и тяжелый лязг рвущих землю гусениц. В какой-то момент звук достиг такой густоты и силы, что ей показалось, будто он висит над ними и вот-вот накроет их и раздавит. Взглянув на Николая, она увидела его огненный глаз, неистово вращающийся от невозможности увидеть то, что происходит снаружи. Это показалось ей до того смешным, что она фыркнула, а он посмотрел на нее, приложил палец к губам и прошептал доверительно:
