Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон
— Знаю. Приходится ходить осторожно.
— Бокал красного, Полина? — спрашивает Морис. — Или продолжите белое?
— Не того и не другого.
Он на миг теряется, уловив резкие нотки в ее голосе. В глазах мелькает опаска, но только на мгновение, — и вот уже Морис ставит бутылку на место, возвращается на свой стул, говорит Джеймсу, что надо бы как-нибудь съездить в Музей керамического производства. Тут входит Тереза.
— Все хорошо? — спрашивает Полина.
Тереза говорит: «Вроде бы да» — и садится за стол.
Полина подает сыр и фрукты. Повсюду пустые бутылки и посуда. Казалось бы, уютная сцена дружеской пирушки. Однако Полина чувствует лишь силовые линии, протянутые от одного человека к другому, замкнутое лицо Терезы, кто как на кого смотрит или, наоборот, не смотрит. Только Джеймс, пожалуй, не затронут общим напряжением. Он сидит, приятно разомлев от вина, ест персик, болтает, иногда убирая со лба темную челку.
Понедельник. Кэрол и Джеймс уехали. «Дали» вступили в очередную рабочую неделю: Морис в своем кабинете, Полина — в своем, Тереза занята Люком. Трактор Чонди проехал куда-то по дороге; пшеница зреет.
Полина перекинулась несколькими словами с почтальоном, услышала прогноз погоды и узнала, что вчера ночью на шоссе случилось крупное ДТП, есть жертвы. Она отнесла письма Морису и Терезе и увидела, что сегодня у Терезы настроение совсем другое. Наступила ремиссия: вчерашние подозрения кажутся беспочвенными. Полина видит это, и у нее все внутри сжимается. Она уходит на свою половину дома, садится за стол и погружается в историю нефтедобычи.
Звонит телефон.
— Это я, Крис.
— Добрый день, — отвечает Полина. — Как идет переписывание главы?
— Боюсь, что никак.
— Может быть, вам снова надо забраться на ту гору. Или на другую. Поймать вдохновение.
— Вряд ли это поможет, — скорбно произносит Крис Роджерс.
Пауза.
— Что-то случилось? — спрашивает Полина.
— Да. От меня ушла жена.
— Ой!
Новая пауза.
Затем Полина говорит осторожно:
— А вы знаете, где она сейчас?
— Да. У своей матери.
— А… В таком случае можно смело сказать, что она вернется. Это ненадолго.
— Вы уверены?
— Да, — твердо отвечает Полина. — Но это первый звоночек. Вам надо серьезно подумать над ситуацией. Понять, в чем дело.
— Я думаю, — отвечает Крис. — Думаю, как сумасшедший. Когда не готовлю, не кормлю детей и не стираю.
— Может быть, ей не нравится жить в диких валлийских горах.
— Тут вы правы.
— Пообещайте ей Суонси, — говорит Полина. — Вдруг поможет? Я имею в виду… у вас ведь до сих пор все было более или менее хорошо?
— Мне казалось, что да.
— А где живет ее мама?
— В Шропшире, в маленьком поселке.
— В таком случае я даю ей неделю, — говорит Полина. — Она вернется. Пусть дети звонят ей и рассказывают, как ужасно скучают.
После обеда Полина, Тереза и Люк идут прогуляться до птицефермы за холмом. Поначалу Морис собирался с ними («Мне надо проветриться», — сказал он), но тут зазвонил телефон. Кто-то из Фонда культурного наследия ответил на его вчерашний звонок.
— Идите без меня, — говорит Морис, прикрывая рукой трубку. — Это надолго. Может, я позже вас догоню.
— Хорошо, — соглашается Тереза.
Полина видит, что она все еще в ремиссии — убедила себя, будто все хорошо, будто то, от чего вчера все внутри оборвалось, ей послышалось или почудилось. Разумеется, ничего между ними нет, убедила себя Тереза, и теперь она весело идет рядом с матерью, везя подпрыгивающую на ухабах коляску. Люк напевает некий бессловесный гимн пшенице, траве, голубому-преголубому небу. Тереза тоже радуется жизни. Она болтает о чем попало. Ей всегда были свойственны такие стремительные скачки настроения. И ее внешность отражает эту переменчивость. В подавленном состоянии она бледна и незаметна, зато уж если счастлива, то глаза сияют, а лицо светится красотой. Именно такая она сейчас, когда, досказав смешную историю, поворачивается к Полине. А та вспоминает руку Мориса у Кэрол на шее и чувствует себя невольной соучастницей преступления.
Пока дочь была маленькая, Полине часто снились кошмары: Тереза падает под колеса грузовика или вываливается из дверей поезда, а она сама ничего с этим поделать не может. Иногда это были не сны, а разыгравшиеся фантазии, которые никак не удавалось усмирить — мозг упорно рисовал картины того, что могло случиться. Однако ничего из этого не сбылось. Полина уберегла дочь и от летящих грузовиков, и от раскрывающихся дверей. Тереза теперь взрослая женщина, здоровая душой и телом. И Полина видит, что беду нельзя ни угадать, ни предупредить, что несчастье может в любую минуту подкрасться при свете дня, и все по ее вине. Я это сделала, думала она, глядя на Терезу с Морисом после свадьбы. Не хотела, но сделала.
Итак, рядом, но пребывая на противоположных полюсах, они в мягком предвечернем свете шагают по дороге. Сегодня Тереза разговорчива, а Полина отмалчивается. Тереза в какой-то момент даже покосилась на мать, недоумевая, что не так. Они взбираются по склону, выпускают Люка побегать в траве у живой изгороди, затем переваливают через холм и спускаются в ложбину, где на бетонном островке стоят два здания птицефермы.
— Похоже на тюрьму, — говорит Полина. — Немудрено, что их ставят подальше от людских глаз.
— Это не такая птицефабрика, где куры сидят в тесных клетках. А ты была внутри? Кажется, там сейчас кто-то есть.
В конце дороги стоит машина, одна из тех развалюх, что ежедневно снуют мимо «Далей». Как раз когда они подходят, из ближайшего помещения показывается рабочий. Тереза машет рукой.
— Это он катал Люка на тракторе, — объясняет она Полине. — Добрый день! А можно нам заглянуть внутрь?
— Если вони не испугаетесь.
И впрямь, из открытой двери несет вонью — не домашним, органическим запахом скотного двора, а таким густым и тяжелым смрадом, что ждешь увидеть клубящиеся зеленые миазмы.
— Ой! — говорит Тереза и тут же добавляет: — Боже!
Рабочий с мешком как раз заходит внутрь, и пол волной откатывает от его ног — это желтый движущийся ковер, целое море цыплят, которое ходит в берегах, закручиваясь водоворотом у кормушек. Там, где оно отхлынуло, остаются недвижные желтые кучки, которые рабочий собирает в мешок.
— Что вы с ними делаете? — спрашивает Тереза, глядя на мешок с цыплячьими трупиками.
— Выбрасываем лисам, — лаконично отвечает рабочий. — Приходите ночью — увидите кольцо зеленых глаз в темноте.
Он показывает устройство фермы: свет, который включается и выключается автоматически, термостаты, управляющие вентиляцией, механизм, бесперебойно подающий зерно в кормушки.
Видно, что он гордится здешней технической оснащенностью.
— Эта штука может работать почти что сама по себе.
— А если отключается электричество?
— Вот тогда худо. Приходится ехать сюда и все делать руками.
Во втором здании цыплята постарше, голенастые, уже оперившиеся. Более грубый, более толстый ковер, который гуще всего у кормушек. Рабочий называет цифры: столько-то граммов зерна на голову, такой-то привес в первые шесть недель, такой-то — в следующий период.
Подходит Морис и тоже заглядывает внутрь.
— А что потом? — спрашивает Полина у работника.
— Приезжают забойщики. Они управляются за одно утро. А мы чистим помещение и запускаем новых цыплят.
— Современная ферма, — говорит Морис. — Ну что, как насчет куриного салата на ужин?
Тереза подняла Люка и показывает ему цыплят:
— А я читаю ему Беатрис Поттер.
— Читай дальше. Иначе откуда у него сложится правильный образ деревенской жизни?
Морис кладет руку Терезе на плечо, и Полина внутренне сжимается.
— Мой муж острит, — объясняет Тереза работнику, который стоит рядом, закинув за плечо мешок. — Извините. Мы вас задерживаем.
— Ничего-ничего. Я достану одного, показать малышу.
Он ставит мешок на землю и роется в желтой копошащейся массе. Вытаскивает одного пучеглазого птенца и держит перед Люком.
Люк смотрит во все глаза. На его лице молниеносно сменяются чувства: удивление, недоверие и, наконец, страх. Он вцепляется Терезе в ногу.
— Вот смотри, Люк, — говорит Морис. — Куриная котлетка. Или петух в белом вине.
Он смотрит на Полину, ожидая поощрительной улыбки.
Полина отводит глаза.
— Что ж, — говорит работник. — Жизнь у них короткая и веселая. Они же ничего не понимают.
Он бросает цыпленка обратно и закидывает мешок за спину.
— Спасибо, — говорит Тереза. — Мы пойдем, не будем вам больше мешать.
Они идут назад к дороге.
— Правда, было интересно? — спрашивает Тереза Люка. — Будешь это вспоминать, слушая про курочку Пеструшку.
