Андрей Юрич - Ржа
Дуди споткнулся в самом начале, когда индейцы были полны страха и поэтому не остановились. Черноголовая фигурка кувыркнулась в пыль и осталась лежать. Алешка и Спиря обернулись только через несколько шагов. Они видели, как их мелкий соплеменник пытается встать и как мимо него пробегают враги: им нужны были старшие индейцы. Поэтому не остановились. Крутнулись только на бегу. И даже не крикнули ничего своему шаману, которого подстерег дух неудачи. Оба они, Спиря и Алешка, были проворны и легки, как подобает настоящим воинам. Не успели еще их гортани заболеть от долгого быстрого бега, как они сбросили с себя погоню. Повиляли во дворах, чтобы запутать преследователей. Залегли в опилках между сваями одного из длинных домов, отплевываясь тягучей слюной. Смотрели друг на друга настороженно.
— Пойдем? — спросил Алешка через несколько минут.
Спиря сосредоточенно кивнул.
Они встали, и вождь охнул. Снова сел и, вывернув ногу коленом в сторону, стал осматривать правое бедро. На штанине, повыше подколенной впадины, виднелся разрез длиной сантиметра три. Под ним сочилась тихонько кровь — индейский сюрикен поразил своего же хозяина. Бросок десятиклассника был сильным, и потому лепесток могильного цветка пробил одежду.
— Ерунда, — махнул вождь, слегка нахмурив лоб.
Встал и пошел, ничуть не хромая. За ним, оглядываясь, поспешил Спиря.
Они быстро нашли десятиклассников. Те переместились всего за несколько дворов от места схватки. Стояли втроем, окружив маленького Дуди, и один из них вытирал кровь с лица — индейская атака не прошла врагам даром. Что-то говорили шаману, слышно было только громко произносимое: «Скажи!»
Дуди поднимал голову и неслышно отвечал. Его хватали за ворот курточки, трясли и снова повторяли: «Скажи! Скажи!»
— Что будем делать? — прошептал Алешка.
Спиря молчал. Его лицо было бледным и злым. Они стояли за углом деревянного цоколя и выглядывали оттуда по очереди.
— Мы не можем отбить его, — рассуждал тихо вождь, — никак не можем. Даже если бы все были здесь — вряд ли смогли бы. Ну, они же не будут его бить, он маленький…
— Надо к ним, — сказал Спиря.
Вождь вопросительно посмотрел на воина.
— Нужно, чтобы к ним вышел, кто важнее Дуди. Тогда они его отпустят.
Алешка ощутил холод в груди и давление в горле. Сглотнул.
— Но тогда… Если пойти и они отпустят Дуди, они оставят… меня…
Спиря посмотрел на него внимательно:
— Им нужен, кто сможет ответить за всех. Ты отвечаешь за всех.
На этот раз промолчал Алешка. В глубинах его памяти вдруг всколыхнулись волнами алые флаги, и тонкий детский голосок крикнул:«За краааааааасныыых!»
Он стоял, опершись спиной о доски домового цоколя, нагретые, неровные, по которым ползали мелкие самцы волосогрызок. И думал, что он будет делать, когда враги станут харкать ему в лицо или положат на его голову пропитанную мочой тряпку. Это казалось невыносимым.
— Знаешь, — сказал он, — они ведь не станут делать это с Дуди. Он слишком маленький. Он не поймет, если ему плевать в лицо.
Спиря выглянул на секунду из-за угла, увидел Дуди и десятиклассников, а потом сдержанно покосился на своего вождя.
— Ну, поорут на него и отпустят. Видно же, что он дурачок, — продолжил Алешка.
Ему хотелось, чтобы Спиря согласился с ним. Но Спиря молчал. И только выглядывал во двор, наклоняясь вперед, держась рукой за доски. И его всегда бледное, без румянца, лицо приобретало, казалось, голубоватый оттенок.
— Ведь на самом деле они и с Пашкой ничего плохого не сделали, — голос Алешки начал подрагивать от напряжения. — Просто он был старше, и поэтому…
— Пассатижи, — сказал вдруг Спиря, отшатнувшись назад.
— Что? — вождю показалось, что мир вокруг начинает едва заметно вращаться.
— Они ему пассатижи, — Спиря больше не хотел выглядывать и показывал рукой на угол цоколя.
Алешка осторожно взялся за угловые доски и высунулся. Десятиклассники стояли там же. И все так же между ними стоял нахохлившийся, мрачный Дуди. Он не улыбался. Один из врагов держал в руке плоскогубцы с красными пластиковыми ручками.
— Смотри! — сказал враг Дуди.
Дуди посмотрел на плоскогубцы равнодушно.
— Боишься? — спросил враг.
Дуди молча запрокинул голову и посмотрел врагу в глаза. Тот захихикал.
— Не бойся, будет просто немного больно. Это не опасно.
Враг был белобрысым, незнакомым. Прыгун и еще один десятиклассник взяли Дуди за плечи, а белобрысый схватил Дуди за руку и поднес к ней плоскогубцы.
Несколько секунд все стояли, замерев. А когда враг убрал свои плоскогубцы, Дуди согнулся пополам и закричал. Десятиклассники прыгнули в стороны.
— Да я немножко прижал! Мизинец! Чо ты! — взвизгнул тот, что держал Дуди за руку.
Дуди захлебнулся нечленораздельным воплем, захрипел, распрямился резко, прогнулся всем телом, так что даже поднялся на цыпочки, и упал навзничь, сухо стукнувшись черепом о щербатый асфальт. Его колотило, как будто кто-то невидимый и сильный тряс жестоко и молча тряпичную куклу.
— Бежим на хрен! — громко сказал Прыгун.
Десятиклассники ломанулись к выходу со двора, а с другой стороны, из-за угла синего деревянного цоколя, уже неслись индейцы. Алешка с разбегу упал на колени возле бьющегося в пыли шамана. Через плечо вождя перегнулся Спиря.
— Голову держи! Голову! — рявкнул он едва понятно.
Алешка схватил Дудины щеки, напряженные до состояния деревянности, попытался прижать, удержать на месте. И в этот момент шаман раскрыл огромные черные глаза в пушистых ресницах. Страшные круглые глаза. Без единой мысли. А меж его белых стиснутых губ поползла на Алешкины ладони теплая розовая пена. Спиря забежал с другой стороны и, оттолкнув Алешку, повернул голову шамана набок, подложив руку под его висок. Дуди еще несколько раз выгнулся и замер.
20
Алешка хотел, чтобы дома было спокойно. Чтобы папа был трезвый, а лучше бы вообще его сегодня не было. (Алешке было все равно, где бывает папа, когда его нет.)
Пока Спиря держал голову шамана (Дуди все же раскроил себе кожу на затылке, и руки Спири были в липкой подсыхающей крови), Алешка добежал до детского сада и, ворвавшись в ясельную группу, начал сбивчиво и непонятно рассказывать незнакомой воспитательнице о страшном. В конце концов, с Алешкой отправилась нянечка из этой группы. У нее сначала было недоверчивое лицо, а когда она увидела слабо шевелящегося Дуди с окровавленной головой, она разохалась, вместе с Алешкой кое-как поставила шамана на ноги (его тут же вырвало ей на юбку и туфли) и медленно, со слезами в глазах, увела в детский сад. Вызвали «скорую». Прибежала откуда-то мама Дуди и быстро говорила с ним на непонятном подвывающем языке, но он не отвечал, а только снова улыбался глупо. Стали обсуждать, надо ли вызвать милицию, но Алешка чувствовал такую тяжесть в сознании, что молча вышел из садика и равнодушно отправился домой.
А дома на табуретке у самой двери сидел Пашкин папа. Пьяный, с красным лицом и виноватыми глазами. Он молча улыбнулся Алешке, а потом сказал Алешкиной маме, которая, как обычно, гремела посудой на кухне:
— Ты, Людмила, только не говори пока моей Любке. Я посижу вот у вас немного и пойду. Я, видишь ли, выпил. Сам не знаю, вроде немного… Вот сейчас протрезвею и пойду.
Мама не отвечала. Алешка разулся и прошел в свою комнату. Скоро зазвонил телефон, и он слышал, как мама насмешливо говорит в трубку:
— Да, у нас. Сидит чуть живой. Домой идти боится. Да. Сейчас погоню.
И даже сквозь комнатную дверь было слышно виноватое пьяное сопение Пашкиного папы.
Вообще-то в тот день Пашкин папа собирался прийти домой в праздничном настроении и обрадовать домашних: его назначили начальником автоколонны. (Потом Алешка часто представлял себе эту должность и завидовал Пашке. Ему виделась длинная колонна могучих МАЗов, КрАЗов и КамАЗов, с высокими бортами, широкими полярными шинами — «лапником». А в начале колонны, в самом первом оранжевом КрАЗе, сидел Пашкин папа, начальник этой колонны. И вот, высунувшись в дверь и встав на пороге кабины во весь рост, Пашкин папа кричал назад, всем этим грузовикам и суровым шоферам. И махал рукой. Что кричал Пашкин папа и зачем махал — Алешка не мог придумать, но все равно представлял, это выглядело очень мужественно.)
Прошло минут сорок. Алешка сидел на диване и смотрел прямо перед собой. Не так давно, или, наоборот, вечность назад, он сидел так же и смотрел в ту же стену в голубых обоях, а руки его были испачканы в белой краске, и в прихожей уже стоял страшный, разрисованный белым Дуди с его улыбающейся мамой. А теперь ему казалось, что он до сих пор держит в руках страшную Дудину голову, такую тяжелую. И вспоминалась эта жуткая пена. Алешка не мог понять, откуда во рту человека может взяться пена. Раньше он видел, что изо рта могут течь слюни или кровь, он даже видел, как один мальчик в садике мог набирать в рот куриный суп с лапшой и выпускать через нос, так что лапша выползала на верхнюю губу, как сопли. А розовой пены изо рта он ни разу не видел.
