Алена Артамонова - Маша, прости
Федор вернулся в прежнюю компанию школьных друзей и пустился во все тяжкие, наперебой флиртуя с девчонками.
И вот школьные экзамены остались позади.
После выпускного бала Федор вернулся лишь утром, но головная боль от праздничного коктейля не дала ему долго спать.
Он побрел на кухню за анальгином.
– Хорошо погуляли? – в кухню вошла мать.
– А ты почему не на работе? – хрипло спросил Федор.
– Отгул взяла, иди, умойся, я пока завтрак приготовлю.
Он через силу съел омлет, запив его горячим чаем с лимоном, и как ни странно, ему стало легче.
– Феденька, – сидевшая напротив мать серьезно посмотрела на сына. – Куда будешь поступать?
– Не знаю.
– Ты должен определиться, осталось слишком мало времени. Мне ведь еще нужно договориться.
– Не знаю! – еще резче ответил сын. – Что ты ко мне пристала? Может, я вообще никуда не буду поступать!
– Но тебя же заберут в армию! – мать даже не обратила внимание на его хамство. Сама по себе мысль, что ее родное дитятко могут отправить воевать, повергла ее в ужас.
– Ну и хорошо!
– Федя, сейчас не время для шуток.
– Я не шучу, а вдруг стану хорошим генералом?
– Чтобы стать генералом, тебе вначале придется проползти на пузе полстраны, и поверь, не самую лучшую ее часть!
– Отстань! – он грубо перебил мать. – Это мое дело! Мое!!! – он уже кричал.
Нина Сергеевна заплакала.
Федор хлопнул дверью. «Что они все ко мне пристали? Ну не хочу я ничего! Ни-че-го!!!» – его разъедала ярость и злость. И самое страшное, что он, забыв про любовь и сострадание, все больше погружался в пучину ненависти. Его ум метался, дух томился!
Свободу Федор воспринял как вседозволенность и нечегонеделание, по вечерам он пил, а до обеда спал. Мать вместе с сестрой каждый день взывали к его разуму, но чем активнее были их попытки, тем яростнее он сопротивлялся. Приобретенный комплекс собственной неполноценности заставлял его бороться за любое вмешательство в свою жизнь.
Однажды, когда он выпивал в подворотне с местными алкашами, теперешними лучшими друзьями, его нашли Васька Петров и Колька.
– Привет, – они обменялись рукопожатиями.
– Федь, ты мне друг? – задал вечный русский вопрос Васька.
– Ну! – Федор мутными глазами посмотрел на товарища.
– Сделай одолжение.
– Ну?
– Че занукал? – разозлился Колька. – Ваське помощь нужна.
– Ну.
– У меня завтра первый тур в «Щуке». – Петров как можно доходчивее старался донести до этих безумных глаз приятеля хоть какую-нибудь информацию. – Отец, конечно, договорился, но сам понимаешь, нужно создавать видимость.
– Ну?
– Так вот, самому в лом. Пошли за компанию?
– Пошли, – Федор пьяно кивнул.
Утром Федор проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо, голова гудела, пересохшее горло просило пить.
– Ну, просыпайся же! – перед ним стоял Петров с банкой рассола.
Федор жадно прильнул к живительной влаге.
– А ты что здесь делаешь? – Федор мутными глазами смотрел на Ваську.
– Как че?! – разозлился тот. – Ты же мне обещал, что сегодня пойдешь со мной.
Федор смутно припомнил вчерашний разговор.
– Ой, Вась, нет. Иди сам, голова трещит, – и он опять упал на подушку.
– Голова трещит – выпей анальгин! – не отставал тот. – Слушай, ты мужик или тряпка? – взревел друг, сам того не зная, задев Федора за больное место. – Обещал – делай!
Федор поднялся. Бриться он отказался наотрез – из вредности, нужно же хоть в чем-то настоять на своем. Нацепил грязные джинсы и помятую рубашку. Васька скрипел зубами, но молчал.
Уже потом, вспоминая, Федор и сам не мог понять, что это было. Судьба? Или сговор безутешной матери и неравнодушных друзей? Но случилось то, что случилось.
Их человек восемь-десять завели в небольшую комнату, где за большим столом сидело три человека, два старых дядьки и одна моложавая дама. Ребята по очереди читали стихи. Федор прочитал Есенина «Я московский озорной гуляка». Ему даже не нужно было стараться, он и выглядел, и чувствовал себя шпаной.
Затем им предложили представить себя в предлагаемых обстоятельствах, а точнее, сыграть этюд на тему морского купания. Кто-то изо всех сил загребал руками, изображая мастера спорта по плаванью, одна девица даже завертела задом, словно веслом. У Федора болела голова, и он так устал, что просто лег на пол и наслаждался покоем.
– Вы почему легли, молодой человек?
– А я плавать не умею, – Федор смачно зевнул и добавил: – Утонул я.
– Ну, ты даешь! – от души хохотал Васька. – Ты видел их рожи?
Федору стало приятно от похвалы, это помогало ему самоутверждаться.
– Степанов, стойте! – их догнала дама из приемной комиссии. – Вы, конечно, хам! – тяжело дыша, обратилась она к Федору. – Но в вас что-то есть. На прослушивание можете больше не приходить. Постарайтесь сдать экзамены, я беру вас к себе, – и она с гордым видом удалилась.
– Вот это да! – у Петрова отвисла челюсть.
– Да пошла она, – равнодушно махнул рукой Федор.
– Ты чего! Ты хоть знаешь, кто это?
– И знать не хочу. Вась, пошли домой, спать ужасно хочется.
– Это же Майер!!! – благоговейно воскликнул Петров.
Федор, далекий от театральной жизни, только отмахнулся.
– Не, Федь, ты не прав. Знаешь, какая у нее кличка? Геббельс! Чтобы она кого-нибудь похвалила? – и он с явным удивлением посмотрел на Федора. – Наверное, мне еще придется гордиться, что я был твоим одноклассником! – (Сам Петров, проучившись пару курсов, эмигрирует в Америку, где, впрочем, неплохо устроится.)
Искренний восторг Васьки елеем пролился на его зачерствевшее сердце. «А почему бы и нет? Я стану лучшим! И они еще все пожалеют, что бросили меня!»
Нина Сергеевна сидела на кухне и думала, как ей поступить. Федор стал просто невыносим, радовало одно – он хотя бы поступил в институт, не в такой, какой она желала, но это все же лучше, чем армия. Но его вечные пьянки, неприкрытый цинизм и откровенное хамство уже невозможно было терпеть. Ей с трудом верилось, что это ее милый, добрый Феденька.
А вчерашняя выходка сына просто переполнила чашу ее ангельского терпения. Никого не стесняясь, вдрызг пьяный, он привел в дом девицу, и мать была вынуждена слушать их непристойности всю ночь. Слава богу, что гостья убежала рано утром.
«Нет! – сказала себе Нина Сергеевна. – Так больше продолжаться не может! В доме возникла нездоровая обстановка, он хамит мне, издевается над сестрой».
Решение далось ей с трудом. У Нины Сергеевны была еще одна двухкомнатная квартира, которую сразу после их свадьбы с Павлом отец выбил для молодых, но «дети» решили остаться под родительским крылышком, о чем ни разу не пожалели. Квартира долго пустовала, а после бегства мужа Нина Сергеевна стала ее сдавать, что было хорошим подспорьем в их теперешнем скромном бюджете.
Именно в эту квартиру она и решила переселить сына. «Пусть перебесится, его переходный возраст что-то затянулся», – тихо убеждала себя Нина Сергеевна.
Федор открыл глаза и опять почувствовал неприятный, ставший уже привычным, запах во рту, голова шумела и налилась свинцом. Он попытался воспроизвести ход вчерашних событий, какое-то смутное воспоминание не давало ему покоя. «Кажется, вчера я подцепил какую-то „морковку“».
Теперь Федор менял девиц, как перчатки, даже не пытаясь запомнить их имена, про себя он называл их «морковки», вслух – «крошки», это позволяло не запутаться в именах.
«Но вчера я переборщил», – отчаянно подумал он, вспомнив удивленные глаза матери при виде пьяной парочки. Где-то там, далеко, совсем чуть-чуть, кольнули осколки совести, но он тут же перекрыл им кислород. Единственное, что его сейчас мучило: «Куда подевалась „крошка“? Хоть бы уже свалила!»
Он побрел в ванную, потом на кухню. «Кажется, пронесло!» – присутствие ночной спутницы нигде не наблюдалось.
На кухню зашла мать, молча сварила кофе, сделала бутерброды и, дождавшись, пока он поест, обратилась к сыну.
– Ты стал совсем взрослым, – она старалась говорить спокойно. – Думаю, тебе стоит пожить одному. С начала следующего месяца ты переедешь на Полежаевскую, а пока, – она строго посмотрела на сына, – прошу воздержаться от привода в дом девиц. Тебе ведь не понравится, если у меня будут ночевать мужчины.
– Только без нотаций! – завелся Федор.
– Нам больше не о чем разговаривать! – она встала и оставила его одного.
«Ну вот, я стал не нужен даже собственной матери!»
«Надеюсь, я поступила правильно», – думала Нина Сергеевна, вспоминая глаза своего сына.
Федор переехал. Довольно большая двухкомнатная квартира находилась совсем рядом с метро. Перед его переездом мать наняла пару рабочих, которые сделали косметический ремонт, еще она обставила квартиру минимальным количеством мебели.
