Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)
Секретарша, однако, умела не только симпатизировать, и худо было тому, кого она невзлюбила. Заслужить ее неприязнь можно было, совсем того не желая. Некоторые сотрудники и сотрудницы были у Маечки не в чести, а по какой причине, никто не знал. Такая уж прихотливая была у нее натура. Лишь в отношении шефа Розкинда всё было предельно ясно: Маечка недолюбливала его по причине ориентации. В Проектной организации не носили бейджиков с соответствующим указанием, но Маечка шефу Розкинду навешивала от себя отвратительные ярлыки. А была бы на то ее воля, то и повесила бы самого его. Маечкина гомофобия объяснялась просто: она была из тех женщин, которые, как говорится, в жизни сами всего добились, а от таких, как Розкинд, такие женщины добиться ничего не могут.
5. ГомофобияКоллектив Проектной организации «доедал» отложенные заказы, неаппетитные и непитательные. Работы на всех сотрудников не хватало. Но главное, не хватало надежды на положительные изменения. Раньше тоже случались кризисы, и тогда героем-спасителем выступал начальник, который пользовался известностью не только в градостроительных, но и в градокомандующих кругах. В прежние времена он как-то, но умудрялся обеспечить работой любящих его сотрудников. Этой зимой, однако, начальник будто не замечал приближения катастрофы. Сотрудники перешептывались:
– Что происходит? Почему он не чешется?
– Где вообще он прячется? Кто-нибудь его видел?
– Да где ж ему быть – в кабинете с Маечкой.
– Ох эта Маечка, чтоб ее!
Все они дружно винили секретаршу Маечку в том, что начальника организации разбил паралич воли. Простые суждения свойственны рядовым сотрудникам. Тимоша тоже был рядовым, но после командировки в Новый Бурым, после того, что он там узнал, Тимоша больше не верил простым суждениям. Коллеги перемывали косточки секретарше Маечке, а он не участвовал в этом. Только однажды, ни на кого не глядя, Тимоша пробормотал:
– Всей правды мы никогда не узнаем…
Может быть, их начальник утратил свое влияние, стал невхож в кабинеты власти. Может быть, кабинеты эти уже захватили хозяева технологий на погибель проектным организациям по всей Москве.
Начальник практически стал невидим для коллектива, но ежедневные распоряжения откуда-то исходили. Они были частью хозяйственные, частью просто бессмысленные, и разносила их Маечка. Возможно, она же и генерировала эти распоряжения. Также, по умолчанию, Маечка контролировала соблюдение трудовой дисциплины. Единомышленницы ее (были такие среди сотрудниц) отлучались в рабочее время на спа-процедуры и по иным своим надобностям. Остальным позволялось чатиться в соцсетях, но только используя личные гаджеты. Чего не терпела Маечка, так это игры в преферанс, который в ее сознании ассоциировался с шефом Розкиндом. Жесткий стук каблуков возвещал о ее приближении; если стук прерывался, это значило, что она подкрадывается.
– Что я вижу! – взвывала Маечка. – Карты! Это беспрецедентно! Вы бы еще бордель открыли!
– Кто бы здесь про бордель говорил, – огрызался Розкинд.
Но Маечку нелегко было обескуражить.
– И конкретно про Розкинда будет доложено, – обещала она зловеще. – Скоро накроется этот ваш гей-клуб.
Она удалялась, победно стуча каблуками, а Розкинд был выбит из колеи.
– Доложено! – возмущался он. – Определенно, отсюда пора валить.
6. Весна более или менееСамый ненужный, никем не любимый месяц в году – февраль. Словно больная собака с отмороженным концом хвоста, полз он и полз, покуда не околел. В марте тоже было довольно холодно, и пожилые сугробы, которые наметали за зиму таджики-дворники, еще громоздились в московских дворах. Но это была уже не зима – это был труп ее. Разложение начиналось. Что-то такое возникло в воздухе, что можно было почуять, а объяснить нельзя. Весенние ветерки нагоняли неясные ассоциации; сознание озарялось частыми дежавю; нервы, как струны, пели. Весна набегала, словно волна, которую ждали все – и смельчаки, и трусы. Одни, чтобы весело прокатиться, другие, страшась быть прибитыми ею. Белки сновали в парках, грязные и худые. В аллеях младенцы уже совершали выезды в несамоходных своих экипажах. Их мамочки разом оконопатели. Обескровленная, но живая, под ледяной коростой кряхтела Москва-река.
Возрастая, соляризация провоцирует выброс гормонов в человеческом организме. Но действует этот выброс на всех по-разному. Кто-то почувствует литературное вдохновение и погрузится в творчество, сутками не выходя из комнаты. Кто-то, напротив, сбежит из дома, потому что ему жена надоела за зиму. А он пойдет на речной бережок, сядет на бревнышко и напьется. Женщины тоже томятся, но у них это выражено иначе. По весне они мониторят курортные предложения, обмеряют свою окружность и записываются на массаж.
В Москве за прошедший год стало меньше одним массажистом, но больше одним литератором. И добавился один влюбленный, может быть, даже двое. Тимоше хотелось верить, что Надя с ним не играла. Вообще, ему много чего хотелось. Хотелось писать и хотелось на бережок; хотелось, вытеснив всё ненужное, ассоциировать и созерцать. Этой весной Тимоша решил не противиться своим желаниям. С анализом он покончил еще зимой, а теперь был намерен отдаться природным естественным побуждениям. Только было немножко рано: лед не везде растаял, поэтому в Москву-реку еще не пустили из Волги воду. Тимоша ходил на берег канала и проверял. Он даже прогуливался в зеленой зоне, еще не зеленой и неопрятной, – пока что без Нади, но с думой о ней. Главное было не прозевать весну – эту, как все предыдущие.
7. Ярлыки от МаечкиВесенние настроения не обошли стороной коллектив Проектной организации. Можно было заметить игру гормонов и непосредственно в офисе, и на крыльце, где курили сотрудники разных подразделений. Даже обычное их присловье: «Пора валить» – звучало теперь мечтательно-томно. «Или какую-нибудь завалить», – каламбурили грубоватые маркетологи. Женщины вправду похорошели; походка их сделалась интереснее; макияж, бижутерия, аксессуары, всё у них стало ярче. Участились отлучки сотрудников и сотрудниц. Кто сбегал на спа-процедуры, кто на протестные демонстрации, ставшие модными в этом году. Некоторые успевали за один прогул и салон красоты посетить, и постоять в антиправительственном пикете.
Кое-что человеческое было не чуждо и секретарше Маечке. С приходом весны она не то чтобы расцвела, но стала одеваться во всё цветастое и поменяла парфюм на более сладкий. Ее интерес к Тимоше день ото дня усиливался. Она приняла в его отношении тон материнской строгости, на который не имела права ни по возрасту, ни по должности. В Тимоше всё туже сжималась пружина терпения. И вот наконец между ним и Маечкой произошло выяснение отношений. Однажды ее каблуки простучали прямо к его столу. Тимоша поднял на нее глаза.
– Пойдем, ты мне нужен, – сказала Маечка.
– Куда и зачем? – с опаской поинтересовался он.
– Скажу не при всех, – ответила она кокетливо.
Некоторые из коллег прыснули, прячась за мониторами. Тимоша со вздохом поднялся. Маечка повела его коридором, как какого-то подконвойного.
– Новые джинсы, – заметила она неожиданно интимным тоном.
– Что? – удивился Тимоша.
– Джинсы новые у тебя. Очень тебе к лицу.
Тимоша обеспокоился:
– Ты не скажешь, куда мы идем?
– На стоянку, – ответила Маечка. – У меня колесо спустило.
– А при чем тут я?
– Думала, ты поменяешь. Не мне же самой это делать.
Было нетрудно понять, что Маечка с помощью колеса хочет сойтись с ним поближе. Но Тимоша этого и боялся.
– Как это так! – возмутился он. – Кто я тебе? Автомеханик, что ли?
Маечка посмотрела ему в глаза:
– Просто мужчина, – сказала она значительно.
В их диалоге повисла пауза.
– Нет, извини, – пробормотал Тимоша. – Я абсолютно не расположен менять тебе колесо.
Маечка не ждала отказа. Гримаса презрения исказила ее лицо, ставшее очень непривлекательным.
– Вот оно что! – зловеще произнесла она. – Тогда с тобой всё понятно.
В Проектной организации были повсюду уши, поэтому закричать Маечка не могла. Но она зашипела так и с такими брызгами, как если бы села на сковородку:
– Ты знаешь, что ты ничтожество? Он не готов поменять колесо! Это беспрецедентно! Никчемность! Пустое место! И все о тебе так считают! И правильно…
Не ожидал и Тимоша такой бурной реакции от секретарши. Он, конечно, расстался с нею так быстро, как только смог, но в душе был впечатлен этим выплеском негатива в свой адрес. Он запомнил каждое злое определение, которым его наградила Маечка. С этого дня гонения на преферанс усилились, и уже не один только Розкинд был предметом нападок Маечки.
8. Перемены назрелиСложности на работе, московские политические волнения, общая напряженность в мире и, собственно, увеличившаяся соляризация способствовали непокою. Но у Тимоши все эти факторы только служили фоном для центральной душевной драмы. Его отношения с Надей были единственным невытесняемым. Даже в прозе Тимоша не мог отписаться от этой темы, потому что прямая лирика выдала бы его хозяевам технологий. И поскольку нельзя было вытеснить, все-таки приходилось искать ответы на мучительные вопросы. Главное, что Тимоша хотел бы знать, – чем же на самом деле он привлекает Надю: литературным своим талантом или физической красотой? Этот вопрос встает перед каждым автором, который кого-нибудь привлекает. Только у старых и безобразных авторов нет причин сомневаться в своем таланте, а Тимоша был молод и хорош собой. Враг таланта – сомнения. Неуверенность тормозит творческое развитие. Конечно, Тимоше пора было развиваться. Малые формы стали ему тесны; он перерос свою «Азбуку»; его подмывало приняться за большой роман.
