Герман Кох - Звезда Одессы
Потягивая мелкими глотками кофе, который вызывал жжение в пищеводе, я мысленно воспроизводил последние полчаса вчерашнего вечера, проведенного в гостях у шурина и невестки. Во-первых, никто не связал тот факт, что жертва преподавала в коллеже имени Эразма, с моими школьными годами. Шурин был для этого слишком туп, а Давид и Тамар ничего не знали или не находили интереса в запоминании таких пустяков. Остальные, как я уже говорил, были на кухне.
Потом в моих воспоминаниях совсем ничего не происходило, а в следующий момент мы все стояли в коридоре и прощались. Давид спустился по лестнице и уже открыл наружную дверь; снизу ворвался приятный сквознячок, погладивший меня по лицу.
— Я приду завтра и занесу новую рассаду, — сообщила теща моей жене. — Для балкона.
— Мама, я не знаю, будем ли мы дома, — сказала жена. — Давай сначала созвонимся.
Когда она заканчивала произносить последнюю фразу, из другого конца коридора опрометью прибежал шурин — согнувшись, держась за нос, брызги крови из которого летели на паркетный пол. Изрыгая громкие проклятия, он исчез в кухне.
Я выключил телевизор, взял бутылку «Джека Дэниелса» и до краев налил виски в кофейную чашку. Что-то удерживало меня от звонка на домашний телефон Макса: была суббота, и если он находился в комнате вместе с дочкой (Шерон!), то, значит, не мог говорить свободно. Я одним духом осушил свою чашку и проверил номер — как и сказал Макс, тот был в телефонной книге. Телефон прогудел несколько раз, и включился автоответчик с сообщением: кроме Макса и Сильвии, в сообщении упоминалась Шерон, а в заключение указывались два мобильных номера, по которым можно было звонить Максу и Сильвии соответственно.
Через считаные секунды мне ответили.
— Алло?
В трубке раздавался какой-то шум, не только от помех на линии, но и от чего-то еще, похожего на машину.
— Это я, — сказал я. — Фред…
Последовала короткая пауза, во время которой шум вообще пропал. Потом звук восстановился; я услышал другой голос, принадлежавший не Максу. Незнакомец сказал несколько слов.
— Алло?
Это опять был Макс.
— Это Фред, — сказал я. — Фред Морман. Мы в последний раз…
— Да, Фред. Зачем ты звонишь?
Я сделал глубокий вдох и уставился на пустую кофейную чашку.
— Я смотрел новости, — сказал я.
— Да?
— И газету тоже читал.
Я опять слышал один шум; вскоре кто-то сказал другим голосом «тут налево». Я не знал точно, можно ли прослушивать мобильные телефоны, но читал, что израильская армия умеет выслеживать предполагаемых террористов, пеленгуя их мобильники; гангстеры в кино для обмена конфиденциальной информацией часто пользуются телефонами-автоматами.
— Фред, ты еще там? Ты куда-то пропал…
— Макс, я слышу тебя хорошо.
— Фред, как у тебя с французским?
— Что?
— С французским. Ты все еще пожинаешь плоды образования или задним числом недоволен преподаванием?
Моя голова, только что казавшаяся раскаленной, внезапно заледенела. С телефоном у уха я пошел на кухню и только там сообразил, что «Джек Дэниелс» стоит в гостиной.
— Помнишь, у тебя на дне рождения? — продолжал Макс. — У меня тогда не было времени, чтобы выбрать подарок. Но я не забыл. Макс никогда не забывает друзей.
— Но… но…
Я колебался, не желая выдавать «конфиденциальную информацию».
— Но разве французский не преподавали на должном уровне?
Макс на другом конце линии засмеялся. Я услышал, как поворачивается ключ в замке входной двери, и секунду спустя увидел Кристину, стоявшую в коридоре с двумя оранжевыми хозяйственными сумками.
— У тебя было что-нибудь еще? — спросил Макс.
Я улыбнулся жене, которая улыбнулась в ответ.
— Да, — сказал я. — Помнишь, о чем мы говорили в последний раз? Ты не собираешься в скором времени снова…
— Сколько сейчас? Одиннадцать. Слушай, тебе везет, я как раз въезжаю в Амстердам. У меня тут есть кое-какие делишки, но я смогу полвторого или в два быть у тебя. Годится?
Я посмотрел в сторону коридора, но жена с покупками уже исчезла на кухне.
— Да, — сказал я.
4
— Я вот сижу и думаю, — сказал я жене. — Почему бы летом опять не поехать на пару недель в ту гостиницу на Менорке, где мы в прошлом году так славно провели время? Может быть, это наш последний шанс что-то делать вместе. Всей семьей, я имею в виду. Давиду четырнадцать. Через год ему совсем не захочется ехать с нами.
Кристина посмотрела на меня; по ее лицу невозможно было понять, думает она об осьминогах или о чем-то другом.
— Мы могли бы, наверное, взять с собой Натали, — сказал я. — Тогда ему будет не так скучно.
Жена тяжело вздохнула.
— Пойду прилягу наверху, — сказала она.
Я был на кухне. Не успел я закурить сигарету, как вернулся Давид; за свисающими прядями волос не было видно его глаз. Вздохнув, он швырнул спортивную сумку в шкаф возле входной двери.
— Выиграли? — спросил я.
Он взглянул на сигарету в моей руке, поднял брови и только потом посмотрел на меня.
— Проиграли, — бросил он и двинулся в сторону своей комнаты.
— Давид… — сказал я.
Он остановился — с явной неохотой, но все-таки остановился.
— Что?
— Одну минутку. Хочу тебе что-то сказать. Мы тут решили, мама и я, что в этом году можно опять поехать в ту гостиницу на Менорке. Ты понимаешь, о чем я?
— Да, — сказал он.
В его голосе не было ни капли энтузиазма.
— И я вдруг подумал: знаешь, что, наверное, было бы приятно? Тебе? Если твоя подруга тоже поедет с нами. По крайней мере, если ей разрешат родители. В конце концов, мы едем всего на две недели, и проблемы я не вижу. Как ты думаешь?
Давид уставился на меня, его нижняя губа отделилась от верхней и повисла в воздухе, словно не могла решить, надо ли ей опуститься еще ниже.
— Натали понравится эта идея? Как ты думаешь? — сказал я.
Услышав имя своей подруги, он заморгал; а может быть, он заморгал потому, что до этого дня вообще не считал меня способным запомнить имя его подруги.
— Не знаю… — начал он, но вдруг глаза его посветлели. — Я думаю, все о’кей.
— Я тоже так думаю.
Усмехнувшись, я положил руку ему на затылок, легонько потрепал его голову и сказал:
— Знаешь что, для начала поскорее выясни у Натали, можно ли ей ехать. Тогда у меня будет время на бронирование.
И в это время зазвонил звонок.
Я нажал на кнопку, открывавшую наружную дверь. Макс снизу помахал рукой и через две ступеньки взбежал по лестнице; солнечные очки были сдвинуты на лоб.
— Болеешь? — спросил он, пожимая мне руку и с близкого расстояния глядя мне в глаза.
Я пожал плечами.
— Грипп, — сказал я.
Макс повернулся к Давиду:
— А это твой сын, я полагаю?
Он слегка тронул Давида за плечо и протянул ему руку.
— Много слышал о тебе, — сказал он и подмигнул мне. — Только хорошее, если верить твоему отцу.
Я внимательно следил, не подаст ли Давид какой-нибудь, пусть даже скрытый от глаз, знак узнавания, но Давид вел себя так, будто видел Макса впервые.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответил Макс.
Я положил руку на плечо Максу:
— Налить чего-нибудь?
Лицо Макса приняло задумчивое выражение.
— Ну, я бы соблазнился чашечкой чаю, — сказал он. — Лучше всего травяного, если он у тебя найдется. Если тебя не затруднит.
— Травяного чаю… — повторил я.
Я поднес руку к голове, словно собирался поразмыслить над тем, есть ли в доме чай.
Давид не сводил глаз с Макса; во взгляде сына я различил нечто такое, чего не видел уже давно — по крайней мере, в тех случаях, когда он смотрел на меня.
Макс засмеялся.
— Господи, дружище! — сказал он и ткнул меня в живот. — Ты бы видел себя! Травяного чаю! Какую скупердяйскую рожу ты можешь состроить! Ха-ха! Замечательно!
Я тоже засмеялся. В глазах Давида заискрилось явное удовольствие.
— Здорово! — сказал Макс. — Я частенько делаю так в кафе. Знаешь, в одном из тех настоящих темных погребков, где в два часа дня все сидят за старой можжевеловкой. А я вдруг спрашиваю: «Если пьешь больше двух чашек, не дешевле ли взять чайничек травяного чаю?» И вижу рожи посетителей за стойкой бара. Не передать словами.
Давид засмеялся. Я не сразу понял, что уже несколько лет не слышал от него такого смеха: это шло от души, это не был тот снисходительный, скептический смешок, к которому я успел привыкнуть.
— Да, — сказал мой сын. — Здорово.
Мы стояли на балконе, опираясь локтями о перила, и смотрели вдаль, поверх сада. Давид ушел в свою комнату. Кристина все еще дремала наверху. Макс выпустил сигаретный дым через нос и покрутил свой бокал «Джека Дэниелса»: кубики льда столкнулись друг с другом и зазвякали.
