Герман Садулаев - Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях
И жизнь срифмовала. Однажды Ауслендер сидел и разбирал свою электронную почту. И увидел два приглашения на санскритологические конференции. К нему часто приходили такие формальные приглашения. Они не подразумевали оплаты проезда и проживания, поэтому рассылались организаторами по широкому списку – всем известным санскритологам и просто любителям санскрита. Никакого гонорара, никакой компенсации, никакого доклада в расписании конференции, максимум – короткое сообщение. Если хочешь – можешь просто сам приехать, послушать, поучаствовать в массовке, придать мероприятию больше веса. Обычно Иван Борисович игнорировал такие письма. Но сейчас он решил отправиться в путешествие. Иван Борисович решил не сидеть в офисе, на работе, и ждать, а использовать месяц до операции на то, чтобы сделать что-то такое, чего раньше не стал бы предпринимать. Например, путешествовать без особой цели. Одному. Приглашения были одно в Париж, другое в Архангельск. Ауслендер решил принять оба и отписал об этом организаторам.
Первым был Архангельск. И Ауслендер в первых числах нового года полетел на север. В Петербурге было ещё аномально тепло, Архангельск встретил нормальной русской зимой – морозом и сугробами снега. Конференция шла три дня. Заседания проходили в читальном зале областной библиотеки. Выступали какие-то странные лингвисты, ранее Ивану Борисовичу не известные. Было много случайных людей: библиотечных бабушек. Всё вместе напоминало общество Рериха, какую-то дремучую «агни-йогу». Оказывается, не вымерли рериховцы, ауробиндовцы и прочие, но окопались в Архангельске, да и в Петербурге они есть. Места надо знать. Основной темой конференции было доказывание близости санскрита и поморских диалектов русского языка. Схожие слова действительно наличествовали во множестве. Из чего докладчики делали выводы об особом родстве поморов и арийцев, вспоминали и теорию о полярном происхождении Вед. Ауслендер выступил в полемике. Он очень мягко, стараясь не обидеть собравшихся, тихо помешанных лингвистов-любителей, объяснил: да, поморские диалекты обнаруживают более сходства с санскритом, чем современный общепринятый русский язык. Но вряд ли это свидетельствует об особой связи Поморья с Индией, тем паче с ариями, сочинившими Веды. Скорее это следствие архаичности поморских диалектов. А чем архаичнее – тем ближе к праславянскому языку, соответственно, ближе к гипотетическому праиндоевропейскому, от которого, условно говоря, произошёл и язык ведийских ариев, и славянские, и германские языки. Скептическое замечание Ауслендера на поморском санскритологическом форуме успеха не имело. Но Иван Борисович нисколько не расстроился. Больше, чем сидеть в заседаниях, понравилось Ивану Борисовичу гулять по набережной Северной Двины, что была рядом с библиотекой, шла по центру города Архангельска и была красива. Дви-на, думал про себя Ауслендер. Двойная, двойная река, если перевести с санскрита. Чёрт их знает, этих безумных поморов. У них в губернии почти все гидронимы и топонимы переводятся только с санскрита. И почему я раньше никогда здесь не бывал? Может быть, тоже проникся бы. И даже сочинил бы какую-нибудь «поморскую Веду», как тот мошенник Изинбек. Сколько всего в жизни увлекательного прошло мимо. Но почему двойная? Ауслендер поднял глаза, и на минуту ему показалось, что он видит: река текла поверху, как и понизу. В небе, как на земле. И эта, земная река, белая во льду, была отражением той, небесной реки.
Обратно Иван Борисович решил ехать на поезде – чтобы смотреть в окно на губернию, видеть эти реки, озёра, деревни, названные ведийскими именами. Чтобы продлить путешествие. Чтобы продлить время – своё время. Ведь это так, разве вы не замечали? Когда медленно едешь, то медленнее время течёт, больше его становится. А когда быстро летаешь, то быстро утекает время и ты стареешь быстро. Ауслендер подумал, что он слишком много летал. А надо было ездить на поездах. Плацкартные вагоны были забиты, а купейные – полупусты. Дело было, наверное, в том, что сэкономить деньги на времени можно, только если ты едешь в плацкарте. А купейный билет по цене такой же, как самолётный. И люди думают, что лучше лететь. Бедные люди. Они постоянно считают свои бедные деньги. И никогда не считают своё время. Они знают, что у них так мало денег. Но забывают, что времени ещё меньше. А время можно растянуть, продлить! Если поехать на поезде, вместо того чтобы лететь в самолёте. Ах, в детстве мы всё знали, умели. Мы понимали, как растянуть время удовольствия. Как медленно кушать сладкую шоколадку. Можно даже в два или в три приёма. И ничего не пить и не есть другого и не полоскать рот. Чтобы дольше оставался на нёбе горько-сладкий пьянящий вкус. Потом, конечно, у нас болели зубы. И мы боялись стоматологов. Но шоколад – это того стоило. Дело ведь не в самом шоколаде. Дело во времени, которым мы в детстве умели владеть, умели растягивать, смаковать время, как собственную тягучую слюну, смешанную с шоколадом.
В купе Ауслендера было занято два места из четырёх. Вторым пассажиром, попутчиком Ауслендера, оказался православный священник. Батюшка был в штатском. Он представился: отец Алексей. Иван Борисович церемонно поклонился. Отец Алексей был бородат, но по виду всё равно младше Ауслендера лет на десять. Отец Алексей был то ли настоятель, то ли нет, он рассказал о себе Ивану Борисовичу, но Иван Борисович не очень разбирался в православных иерархиях и всё забыл. Позже, вспоминая эту встречу, Иван Борисович даже не мог отчётливо сообразить, был ли отец Алексей приходским священником или монастырским чином. Батюшка был разговорчив. Много спрашивал Ивана Борисовича о том, кто он да как. Иван Борисович стеснялся говорить о себе, что он предприниматель. Проще было сказать «учитель». Преподавал в университете древние языки. А сейчас пока так, в коммерции. Ничего особенного. Про древние языки батюшке понравилось. Он покивал: Библия тоже древними языками написана. Еврейским и греческим. Санскрит? Слыхал, как же. Бхагавад-гита, которая в Индии заместо Библии. Хорошая книга. Батюшка был мультикультуралист. На сходстве и различии религий задерживаться не стали, быстро перешли к обсуждению политической и общественной обстановки. Батюшка сказал, что у него есть история, замечательно иллюстрирующая современную ситуацию, а также живописующая наилучший из нея выход. Ауслендер попросил рассказать обстоятельно. Налил чаю, сел у окна, приготовился слушать. Батюшка тоже себе чаю налил и стал рассказывать.
Правдивая история, рассказанная батюшкой Алексеем, о череде событий, произошедших в одном из городов северной или восточной провинции
Сам я не местный, я ещё дальше живу. Там и служу. Городок наш ни мал ни велик. Называется как – я помню, да тебе говорить не стану. Что толку? Ты сейчас же забудешь. Много таких городков и на севере Руси, и на востоке. Поставили его века назад казаки-ушкуйники, потом был острог, крепость от диких племён, потом тюрьма для разбойников, место ссылки для непокорных людей. В советские времена был неподалёку промысел, да закончился вместе с советской властью. Ну что ещё? Лес есть. Лес валят, пилят, продают за границу. Те, кто на эту тему встали, – те живут хорошо. Хотя это только они сами так думают. Потому что у них деньги и большие машины. А мы видим: в аду живут. А все прочие – люди бедные. Бюджетники или прислуга у богачей. Есть у нас небольшой монастырь, остался с давних времён. И церковь. Люди не сказать чтобы шибко верующие, но не без креста. А некоторые даже воцерковлённые. Само же общество ещё совсем недавно было словно стая волков. Все друг друга ненавидели. Сильные притесняли слабых. А теперь у нас другое, теперь у нас как на ковчеге Ноя, как в раю, лев обнимает трепетную лань, лисы и зайцы пьют воду рядышком у ручья, такое в воздухе благолепие, что и не описать. И вот как оно всё поменялось.
Был у меня один прихожанин, Олегом зовут. Регулярно окормлялся духовно, исповедовался, советов просил. И такая с ним случилась история. Ехал он по дороге за городком на своей машине, четвёртой модели «жигулей» синего цвета. Вёз жену, младенца Фёдора и дочерь Аксинью подросткового возраста. То ли они ехали на дачу за картофелем, припасённым в погребе, то ли с дачи, то ли ещё с какой оказией. Дорога была пустынна. И вдруг с рёвом догнал их большой чёрный джип. Лесовик, значит. У нас в городке всё сразу всем понятно – по автомобилю. Потому что обыкновенные люди – они на «жигулях», или на «рено», или на старом «пассате», тоже бывает. А которые на большом чёрном джипе – это лесовики. Те, что лес продают, владеют делянками, вбелую и вчёрную рубят и вывозят его. Не сами, конечно, рубят. Они же капиталисты. Или бандиты, так тоже их называют. И они у нас себя считали как белую кость, те, кто на чёрных джипах. А всех остальных – неграми. И в лучшем случае презирали, а иногда и тешились. Большой чёрный джип стал забавляться с синими «жигулями». То выскочит вперёд и затормозит. То сзади едет и подгоняет, чуть в бампер не стучит. То боком трётся. Как кошка с мышкой играет. А дело было осенью. Дорога скользкая. С обочины обрыв – вылетишь и начнёшь кувыркаться. Олег пытается машину вести так, чтобы ненароком не стукнуть большой чёрный джип – потом ведь придётся платить, всегда сам будешь во всём виноватым, полиция или ГИБДД – они слова против лесовиков не скажут. И чтобы самому не погибнуть. Но тяжело ему. А жена вопит, от страха за Олега цепляется, младенец Фёдор плачет, дочерь Аксинья сидит бледная и трясётся. Джип опять вырвался вперёд и тормознул перед «жигулями». Олег не выдержал. Остановил автомобиль на обочине. Вышел, открыл багажник и достал «Сайгу».
