Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»
— Вы похудели с тех пор, как я вас видела. Много работы?
— Да, знаете ли, в мирной жизни приходится не так уж легко, — улыбнулся Барт.
— И старше выглядите тоже. — Она склонилась над столиком и, облокотившись на него, долго смотрела Барту в лицо. — Сейчас скажу… впалые щеки — вот что придает вам такой благородный вид. Вы случайно не собираетесь сниматься в кино?
— В настоящий момент нет, хотя мне и предлагали заменить Чипса Рэфферти.
— Что ж, меня это бы ничуть не удивило, хотя, по-моему, ему чего-то недостает, что есть в вас.
— Может, рыжих волос?
— Возможно. Наверно, это символ.
— Символ или симптом?
— Симптом? Чего же — ненасытности и пылкого темперамента?
Она с вызовом и кокетством смотрела ему прямо в глаза.
Он пожал плечами:
— Может быть.
Когда Барту в конце ужина вручили счет, ему в первый момент даже нехорошо стало. И он рад был, что у него все же хватило денег, чтобы расплатиться, несмотря на всю непомерность суммы. То, что он смог заплатить за ужин так же, как и ее муж-спекулянт, принесло ему какое-то злобное чувство удовлетворения. И, словно почувствовав перемену в его настроении, она примяла остатки своей сигареты и, взяв перчатки, взглянула на усыпанные драгоценными камнями часики.
— Ого! Почти половина десятого, мне пора идти.
Он подал ей шубу. Магда медленно продела руки в широкие рукава и на мгновение, нарочно откинувшись назад, прислонилась к нему. Барт стоял, обнимая ее за плечи и сдерживая себя, потом опустил руки со странным ощущением, будто его смыло отливом и вот теперь выносит обратно на берег из темной глубины. Он заплатил за ужин, грустно отметив про себя, что у него осталась какая-то мелочь, на которую едва ли протянешь до следующей получки. Они поднялись по ступенькам и вышли на мокрую, холодную улицу.
— Посмотрю, может, я такси вам найду.
— Не стоит. Я живу тут рядом, на Мэклиэй-стрит. Можем дойти, тут навес всю дорогу.
Барт едва понимал, о чем она говорит, такое смятение охватило его.
Она остановилась на нижней ступеньке лестницы, ведущей в вестибюль роскошного дома. Теперь она стояла вровень с ним.
— Если бы в квартире не было такого разгрома после сборов мужа, я бы пригласила вас выпить.
Она взглянула на него, и он прочел в ее взгляде, что она хочет этого.
Барт был в нерешительности. Он знал, стоит ему сейчас сказать, что ему наплевать на разгром и что ему хочется выпить, и она пригласит его к себе. Она ждала. Он подумал о холодной койке в казарме, об одинокой, без конца тянущейся ночи впереди. Потом подумал о Джэн…
— Да нет, спасибо, не надо, — сказал он с какой-то неловкостью. — Боюсь, мне тоже пора, мне ведь еще сегодня в полночь в караул заступать.
Он лгал, и она знала, что он лжет. Но лицо ее ничего не выдало.
— Жаль, жаль! Но я должна как-нибудь вечерком угостить вас ужином, чтобы отплатить за вашу любезность. Не отказывайтесь, а то меня совесть замучит. Найдете мое имя в телефонной книге вот по этому адресу.
Барт поблагодарил. У него с трудом ворочался язык, и он чувствовал, что ведет себя дурацки натянуто.
— Что ж, как-нибудь вечерком я вам об этом напомню.
Она протянула руку и коснулась его руки.
— Не забудьте.
Она стала подниматься по лестнице, и ее туфельки на высоких каблуках легко касались ступенек. Она помахала ему рукой из освещенного вестибюля. Барт повернулся и зашагал вдоль улицы к трамвайной остановке.
Глава 20
Джэн глазам своим не поверила, когда в среду после полудня вдруг увидела в дверях Барта. Над долиной, словно над кипящим котлом, клубясь, поднимался туман. Он стлался над верандой, проникал в их комнату, оставляя на всех предметах свой сырой след. Барт казался в дверях непомерно огромным, полы его шинели, сверху донизу унизанной бисеринками влаги, еще мотались после быстрой ходьбы. На мгновение Джэн показалось, что тоска вдруг вынесла ее за границы реального мира, и вот Барт возник перед ней из тумана как порождение ее одиночества и стремления к нему.
— Привет, — он взял в свои холодные жесткие ладони ее горячую ручку. — У тебя такой вид, будто ты увидела призрак.
— Да мне в первую минуту так и показалось.
— Ну, на призрак-то я все же не похож. И что еще там офицеры скажут, когда заметят, что я улизнул. Хотя, между нами говоря, мне на это наплевать.
— О Барт! Это так чудесно!
— Ну, конечно, чудесно, моя синьорина. Сидней так просто утопает под водой, рыба заплыла ко мне в окно и присела на койку, и когда я услышал по радио, что на Голубые горы лег туман, я подумал, что мне самое время ехать. Я подумал, что, так или иначе, вам, девочки, не помешает немножко искусственного солнца.
Он повернулся к миссис Карлтон:
— Надеюсь, вы не будете возражать против того, что ультрафиолетовые лучи вторгаются сюда в образе мокрого пса, и, надеюсь, дамы не сочтут оскорбительным для себя этот запах, боюсь, несколько… — Он понюхал грубую защитную ткань шинели, — и не несколько, а определенно собачий.
Миссис Карлтон улыбнулась и протянула ему руку:
— Ну что вы, Барт! Лучшего способа для принятия ультрафиолетовых лучей просто не придумаешь.
— Несмотря на собачий запах?
— А я люблю собак, и вот теперь только я заметила, что вы очень похожи на моего эрдельтерьера — у меня когда-то был эрдель.
Барт поклонился, прижав руку к сердцу.
— Миссис Карлтон, вы редкая женщина. Я уверен, что у этого славного пса было большое сердце.
— О, любой лев мог позавидовать! Вам бы он понравился.
— Не сомневаюсь. А где он теперь?
Лицо ее помрачнело.
— Видите ли, когда я сюда во второй раз легла, хозяйство наше распалось, мы отказались от дома, а большая собака, ведь знаете, как с ней…
Он дружески сжал ей руку.
— Знаю.
Барт глянул на себя в зеркало.
— Эрдельтерьер, говорите вы, так, кажется?
— Совершеннейший.
— Гм… Между нами говоря, я думал, что у меня черты лица несколько правильней.
Она задумчиво посмотрела на него.
— Да это дело вкуса. Видите ли, мой пес тоже был в своем роде пес выдающийся.
Оба рассмеялись, и Барт заметил, что лицо ее немного просветлело.
— Вы гораздо лучше выглядите, чем в воскресенье.
— Да я и чувствую себя лучше. Уверена, что после вашего сегодняшнего посещения я в полдник уже буду сидеть за чаем, вгрызаясь в кусок телячьей вырезки.
— Ради бога, не надо, — взмолилась Джэн, — ведь если хозяйка это увидит, она больше не разрешит ему приезжать. Не забывайте, у нас сегодня на ужин копченые сосиски.
Миссис Карлтон зажмурила глаза и содрогнулась.
— Сосиски! Подумать, до чего я дожила!
Они снова засмеялись, хотя вряд ли могли бы сказать, что тут было смешного: просто какой-то возбуждающий ток пробежал по их нервам. Барт принес с собой столько тепла и силы, что они больше не замечали ни тумана, клубившегося вокруг, ни монотонного стука капель, падавших с деревьев в саду.
Миссис Карлтон взглянула по очереди на них обоих.
— Вы ведь знаете, что я себя все еще постыдно балую, так что с вашего разрешения я сегодня свой послеобеденный сон начну пораньше. Вы уж мне простите. Ладно?
— А мы вам не будем мешать?
— Да нет, не беспокойтесь. Когда я сплю, вы можете в комнате галдеть, как на аукционе, меня это не потревожит.
Барт осторожно положил руку на ее покрывало.
— Вы знаете, по-моему, Джэн очень повезло, что у нее такая соседка.
— И мне повезло. И вам тоже.
Она улыбнулась, глядя ему в глаза.
— И раз уж вы здесь, помогите Джэн составить список заказов в библиотеку на этот месяц. Да, и тут у нас есть одна новая книжка про Японию, мне ее муж прислал, вы тоже можете взять ее почитать.
Она легонько пожала ему руку.
— А теперь я засну.
Она повернулась к стенке, и они остались одни, отгороженные от всего мира.
Барт пододвинул стул к кровати Джэн, погладил ее руку, потом взял библиотечный каталог.
— Что ж, это интересно, — сказал он, — сейчас мы тебе пропишем что-нибудь полегче, хотя бы на часть месяца. С чего начнем?
Закончив, они помолчали. Ни разу еще за все эти месяцы Барт не чувствовал себя так спокойно. Ручка Джэн в его ладонях была словно якорь, прочно удерживавший его в созданном ими мире. Узкая больничная кровать, в которой она лежала, опершись на подушки, была оазисом в пустыне. Смятение в его крови затихало. Во всем этом сумасшедшем мире только Джэн была реальностью. И долгие часы, проведенные вдали от нее, не значили ничего. Он не целовал ее сейчас. Ему почему-то не хотелось целовать ее сегодня. Ему хотелось только быть рядом, ощущать тепло ее любви. Быть рядом с Джэн — этого было достаточно.
Последние три ночи он провел в казарме без сна. Мысли его были в лихорадочном смятении, тело томилось мукой. Эти ночи и заставили его мчаться сломя голову на вокзал, к поезду, уходившему в горы. Забившись в угол купе, он курил без конца, сигарету за сигаретой, глядя невидящим взглядом на пробегавший за окнами мир, мир клубящихся туманов и призрачных деревьев. Он шел от станции, не замечая холодного тумана, лизавшего лицо, шел быстрым шагом, как человек, убегающий от своих мыслей. И вот в комнате Джэн он, наконец, обрел мир: понимание без слов, обладание без прикосновения. Рядом была Джэн.
