Анна Матвеева - Девять девяностых
Эта женщина В. у меня за спиной должна носить что-то узкое и длинное, белое и бежевое — но, возможно, я слишком увлекся и примеряю сейчас на нее гардероб моей бывшей жены. Хмурясь, она собирает лоб в три морщины — две вертикальные и черточка сверху. Число «пи».
У числа «пи» приблизительное значение, поэтому женщины за моей спиной были равны между собой.
Вот только одна из них скоро умрет.
Я встал с места, и элегантная дама вздрогнула, проснувшись. К сожалению, именно в эту минуту в вагон зашел контролер, и я снова сел. Соседка спала с билетом в руке, и я тоже приготовил свой, хотя был опечален тем, что не смогу выйти, — контролер приближался к нам, и мое исчезновение могло быть принято за бегство безбилетника. Да, мне очень хотелось посмотреть на женщин — и проверить, как мои фантазии ложатся на реальность, — но я решил, что случай еще представится. Контролер был болтлив, разговаривал с пассажирами, подробно отвечал на вопросы — и это замедляло его продвижение по вагону. Но дошел и до нас наконец. Он говорил со мной по-немецки, и я отвечал ему тоже на немецком. Я хотел, чтобы В. была уверена в том, что в вагоне нет русских.
Элегантная дама убрала билет в сумочку и тут же снова заснула, а женщина А. вернулась на свое место как раз в тот момент, когда контролер проверял билет у В.
Потом, к несчастью, оживились девицы, давно съевшие свои сэндвичи, — и начали болтать по-французски. Когда девушки болтают по-французски, они мило надувают губки, но даже это их не извиняло, ведь французский лопот мешал мне слушать радиоспектакль на русском. У меня отличный слух, и всё равно история В. досталась мне в виде разрозненных кусков — благодаря этим француженкам. Поэтому мне пришлось додумывать ее на ходу.
А. слушала свою старую знакомую с таким вниманием, с каким почти никто никого не слушает. Большая часть устных бесед в наше время — да вот хотя бы у этих девчонок-француженок — развивается по принципу «вытерплю чужое, зато озвучу свое». Но эта А. была по-настоящему одаренной слушательницей — она молчала, где нужно, и уточняла, где требовалось.
А история была крайне запутанная, там многое следовало уточнить. Несомненно начало: А. и В. учились в одном классе, и на выпускной вечер В. пришла в черном платье.
Все праздновали рассвет новой жизни в белых и розовых нарядах, а она вырядилась как на поминки. Кто-то из учителей неудачно пошутил, В. оскорбилась и бежала с вечера, даже не получив аттестата. Потом его забирали родители (здесь хохотали француженки). Ночью В. в одиночестве бродила по улицам в этом своем черном платье, и ее предложили подвезти бандиты. Куда угодно, хотя сами они ехали в ресторан «Старая крепость». По дороге в ресторан В. пожаловалась тому, кто был за рулем, на учительницу, которая высмеяла ее наряд (и вдобавок поставила тройку по химии в аттестате), и бандит предложил поехать в школу на разборки, и, если нужно, убить учительницу. Тогда в их городе легко и часто убивали. (Здесь опять француженки.) В «Старой крепости» она танцевала с бандитом, который оказался не настоящим мафиози, а кем-то вроде подпаска — и он полез В. под платье. Она вспомнила, что очень больна, — и рассказала об этом своему кавалеру, жаль, что его это не остановило… У нее с детства было серьезное заболевание (здесь проснулась моя соседка и спросила, сколько времени). В. убегала, подвернула ногу, упала. Разбила колено в кровь. Ее бесплатно подвез домой какой-то добрый человек, — сказал, что у него тоже дочь-идиотка.
В ту ночь В. твердо решила уехать из города. Ей казалось, что здесь с ней будет происходить только плохое. Она выбрала самый романтичный город в стране, уехала туда и сняла комнату — деньги ей дали родители. Зима в романтичном городе была влажная и вонючая, как подвал. Деньги быстро кончились, и В. пела в подземном переходе, а потом сочинила детскую сказку, но ее не приняли ни в одном издательстве. Днем она искала работу, но не попадалось ничего достойного. Любовь тоже не попадалась, хотя В. высматривала ее повсюду, как денежку на асфальте.
Мама умоляла ее вернуться (француженки отъели своим смехом приличный кусок). В. перебралась в самый денежный город нашей страны, и здесь ей поначалу повезло. Она познакомилась с мальчиком, который присматривал за чужой дачей, когда хозяева возвращались в город. Они жили на этой даче с сентября по апрель, и там В. привыкла срывать яблоки с дерева утром. Все дни сентября начинались одинаково: В. вставала раньше мальчика, выходила в сад, и этот сад — сверкал! В. срывала яблоко с дерева, и ветка пружинила над ее головой. Яблоко было холодным и до того вкусным, что радости хватало на целый день — а там уже подступало следующее утро и было новое яблоко. Зиму они просто терпели. Потом хозяева решили продать дачу, и мальчик вернулся в свой город, а В. — осталась и устроилась работать в двухэтажное здание. Первый этаж занимали кресла и диваны, как в мебельном магазине, а на втором обитал мужчина, который с утра до вечера пил кофе. В соседней комнате сидели В. и еще несколько девушек такого же возраста — у них не было никаких обязанностей, кроме того, чтобы приходить иногда в кабинет к мужчине и курить с ним сигареты.
Больше он ни о чем не просил, но однажды сказал В. с надрывом:
— С тобой так хорошо курится!
А она услышала — «курица».
Мужчина, с которым нужно было курить, платил немного, но В. присылали деньги родители — и спрашивали, почему она не поступает в вуз. Она отвечала каждый раз по-новому, ночевала где придется, иногда оставалась внизу, на диванах. Младшая сестра В. уже поступила в университет и получала повышенную стипендию.
Всё дело в том, что В. очень боялась сделать что-то так же, как все. Потому что, если делаешь как все, ты признаешься таким образом, что принимаешь эту жизнь и понимаешь ее.
В. не понимала.
Однажды она целую неделю ночевала в мастерской у знакомых художников, пока они были в Крыму. В понедельник пришла на работу, но мужчины там не было, а с первого этажа пропали все диваны и кресла. Другие девушки тоже пропали — их как будто растворили в кислоте. (Француженки.) Одна знакомая предложила снимать комнату на двоих. Район оказался таким далеким, что местные жители годами не могли вспомнить, что живут в столице. У них там было всё нужное для жизни, включая кладбище, и выбираться в центр никто не стремился. По музеям, что ли, ходить? Так они не для того переехали! В. согласилась, потому что в воздухе уже пахло снегом. Комната, которую им сдавали, была совершенно пустой — только у балконной двери лежал скатанный матрас, и от него исходил подозрительный запах. Девушки вытащили матрас на помойку, а ночью пришли бывшие жильцы и рыдали под дверью — чтобы они их пустили и отдали матрас, потому что в нем зашиты большие деньги. На помойке матраса уже не оказалось, но бывшие жильцы признали, что сами во всем виноваты.
