Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии
Жена Лазара исторгла из своей груди крик восторга, предназначавшийся, как мне показалось, для индусов и, безусловно, им польстивший. Лазар осторожно перемещался по балюстраде, смотрел на открывшуюся перед ним картину и чему-то задумчиво улыбался. Внезапно мне стала понятной тайная сила, скрытая в его жене, равно как и то, почему он так быстро уступил ей в вопросе о поиске другой гостиницы: он столь глубоко верил в присущую ей интуицию, касающуюся людей, что без сопротивления принял и ее веру в маленького носильщика, пообещавшего доставить нас в место, откуда откроется нам лучший из возможных обзоров Ганга и прилегающих окрестностей. Не исключено также, что решающую роль в принятии подобного решения сыграло то, что при этом экономилась ощутимая сумма денег, ибо, как я заметил уже раньше, несмотря на тщательные расчеты предстоящих на путешествие расходов, Лазар был вовсе не безразличен к величине этих расходов в реальности. Весьма значительная сумма была уже потрачена на наше путешествие, и никто не мог бы сказать наперед, сколько денег еще предстояло потратить на обратном пути, когда с нами будет заболевшая девушка. Каким образом сможем мы дотащить ее до обычной гостиницы сквозь все эти заросшие и узкие аллеи, какой бы красоты вид с балкона не ожидал ее потом — вид, которым жена Лазара продолжала, к вящему удовольствию владельцев отеля, восхищаться?
Но только в этот момент владельцы гостиницы вдруг уразумели, что нам нужны две комнаты. Коротышка-носильщик принял нас за семью, превратив меня в сына Лазаров, проводящего отпуск в сопровождении родителей. И даже после того, как они поняли свою ошибку, узнав, что я всего лишь врач, сопровождающий чету Лазаров до Гаи, они не в состоянии были понять, почему нам понадобилась еще одна комната. Они вынесут одну из кроватей, придвинут другую к стене, а посередине огромной комнаты поставят ширму.
Лазар смотрел на меня. Мне следовало отказаться в ту же минуту, но я хотел, чтобы не я, а он потребовал еще одну комнату. Сама мысль о том, чтобы провести целую ночь в одной комнате с ними… это уже было слишком. Лазары, судя по всему, тоже были не в восторге от подобной идеи.
— Нет, — твердо сказал Лазар. — Мы получим для него другую комнату. Пусть даже не такую большую…
Но оказалось, что все номера в гостинице были заполнены, и единственный выход из положения выглядел так: поместить меня в отдельную пристройку, которую всякий назвал бы просто сараем; строение это примыкало вплотную к другой пристройке, служившей общежитием для одиноких паломников со скромным бюджетом.
Неожиданно я испытал какое-то подобие злобы по отношению к жене Лазара, притащившей нас сюда, однако я не произнес ни слова и снова вскинул на плечи свой рюкзак, решив, что лучше пойду спать в сарай, чем всю ночь слушать их интимную воркотню. Но она, почувствовав свою вину и оскорбленная в лучших чувствах, отреагировала с неожиданной страстностью. Мысль о том, что они останутся здесь с фантастическим видом на священную реку, в то время как я окажусь в заброшенном сарае возле общежития, мысль эта показалась ей настолько несправедливой, что она немедленно принялась убеждать меня остаться с ними.
— В чем дело? Что это для вас? В огромной комнате нам лично потребуется совсем немного места, а кроме того слуги сейчас принесут большую ширму. Почему вы хотите лишить себя такого необыкновенного зрелища — вида на реку и причалы? Ведь это как раз то, зачем мы в первую очередь и забрались сюда, не так ли? Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось мнение, что мы вас бросили одного…
— Я вовсе не чувствую себя одиноким и брошенным, — возразил я с несколько надменной улыбкой, но она предпочла не понять, на что я намекаю, и с прежним напором продолжала:
— Впервые в жизни вы получили возможность увидеть все это великолепие. Эту красоту… Какое значение имеет комната? Важно лишь, что именно вы можете увидеть, оставаясь в ней. Этот божественный вид, эту реку, эти причалы, этих паломников… и эту накрывшую нас ночь! Что заставляет вас спать в каком-то забытом богом углу? Вы достойны самого лучшего. — А затем она неожиданно добавила: — Что вас беспокоит на самом деле? Если мне не изменяет память, прошлую ночь мы все трое провели вместе со старым индусом в одном очень тесном купе…
Лазар все это время хранил молчание с хмурым видом, явно показывавшим, что ему совсем не нравится привычка жены усложнять ситуацию. Но она с беспомощным выражением лица обратилась к нему в надежде, что ему удастся склонить меня; в подтверждение своей просьбы она тихонько коснулась его рукава, и Лазар тихо произнес:
— Оставь его, Дори. Он сам в состоянии решить, где именно он предпочитает провести эту ночь, и, пожалуйста, перестань его дергать.
На что она ответила мужу:
— Нет. Это нечестно. Нечестно, чтобы он спал черт знает где со всеми этими бродягами. — И тут же, безо всякого перехода (похоже, что она на самом деле была перевозбуждена) заявила, что мы должны немедленно отправиться на поиски нового отеля, который удовлетворил бы нас всех, раз уж я так упорно отказываюсь разделить с ними этот номер.
И в этот момент я перехватил устремленный на меня взгляд Лазара, полный отчаяния.
— И в самом деле — почему бы вам не провести эту ночь вместе с нами? Если вы согласитесь, будут сами собой решены все проблемы. Завтра утром мы уедем отсюда… Здесь такой чудный воздух… и бесподобный вид.
Его глаза глубоко запали, а кожа выглядела настолько серой, что на мгновение у меня вновь мелькнула мысль, что со здоровьем у него не все в порядке. Тем временем индусы решили за нас все наши проблемы, и двое парней, сверкая ослепительно белой улыбкой, притащили раскладушку и большую красную ширму, украшенную орнаментом из змей, и жена Лазара без дальнейших церемоний указала им место у окна, где они поставили эту раскладушку и развернули ширму. Лишь после всего этого она повернулась ко мне и сказала:
— Вот тут, за ширмой, можете оставить свой рюкзак. И ради бога, не беспокойтесь — мы будем вести себя тише, чем мыши… вы даже не поймете, в комнате мы или нет.
И я сдался. Вид, открывавшийся с маленького балкона был настолько ошеломляющим и великолепным, включая изобилие цветочных горшков, и так все это вместе взятое отличалось от стиснутости нашего бытия в железнодорожном вагоне во время долгого нашего путешествия, что я не смог заставить себя только из нежелания оставаться с Лазарами в одной комнате отказаться от всего этого, — в особенности, зная, что жена Лазара не успокоится, пока не переберет все существующие в округе гостиницы в поисках подходящего номера для меня. А кроме того мне было очень жаль самого Лазара, выглядевшего совершенно изнуренным. Но и при этом, даже если я принял решение переночевать с ними в одной комнате, это вовсе не обязывало меня сейчас прятаться за ширмой на огромной кровати, ожидая, пока они переоденутся, примут душ, стараясь при этом каким-то нечаянным образом не показаться мне на глаза. И хотя собственная моя одежда была столь же пропитана пылью и я тоже больше всего хотел бы постоять под душем и переодеться, я тут же заявил, что намерен совершить небольшую ознакомительную прогулку и посмотреть поближе на толпы бесчисленных паломников, погружающихся в воды Ганга, и увидеть, если повезет, еще до наступления темноты, ритуальную кремацию, известную как «огненные плоты», обязательно упоминаемые во всех путеводителях. Лазар, который уже успел освободиться от обуви и рубашки и теперь был занят тем, что массировал свой большой живот, произнес с усталой улыбкой:
