Татьяна Устинова - Я - судья. Божий дар
Наверное, я максималистка, больше того: скорее всего, я совершеннейшая идиотка и никогда не научусь рассуждать, как взрослые разумные люди, к когорте которых принадлежит Кирилл. Но я хочу, чтобы мою свободу ограничивал единственный любимый мужчина. И хочу ограничивать его свободу. Я хотела жить по Ветхому Завету, хотела отдать себя всю, без остатка, и получить взамен его. Жизнь за жизнь, вот как. Наверное, так не бывает. И не о чем тут говорить.
— Я хотел поговорить о нас, — сказал Кирилл.
— Нас нет. И говорить не о чем. Ты меня использовал, я была дурой, больше дурой быть не хочу. Разговор окончен. Уходи и больше не появляйся, договорились? Если хочешь, можешь сразу припомнить, не забыл ли ты у меня что-то, кроме камеры. Потом я тебя не пущу, а вещи твои выброшу.
— Слушай, Лен, мы взрослые люди…
Господи, как же я это ненавижу! Как я ненавижу взрослых людей с их взрослыми отношениями, в которых никто никого не ограничивает и никто никому ничего не должен!
— Зачем ты устраиваешь на пустом месте целую трагедию? И в дом не пущу, и для меня тебя не существует, просто малый театр, вишневый сад, честное слово. Ну в чем драма жизни, а?
— Нет никакой драмы, о чем ты? Ни драмы нет, ни жизни. Было — и прошло.
— Ну, хорошо, ты обиделась. Хорошо, мы расстались. При этом, обрати внимание, не я с тобой расстался — ты ушла. И что? Я же не устраиваю истерик. Ты хотела расстаться, и мы расстались, что теперь, в лицо друг другу плевать, что ли?
Значит, вот как. Значит, это я ушла. Наверное, мне должно быть стыдно, что я его вот так вот бросила на произвол судьбы. Только почему-то мне не стыдно. Больно. Но не стыдно.
— Я не собираюсь никому плевать в лицо, — сказала я. — Меня не так воспитывали. Бабушка говорила, что плевать в людей — невежливо. Но видеть тебя я действительно больше не хочу. Повторяю: ты меня использовал. Это гнусно. Я не набивалась тебе в любовницы. Ты это затеял сам. Ты мне врал все время, тебе нужно было решить свои проблемы, нужно было, чтобы тебя свели с прокурором…
— Слушай, ну что ты все валишь в одну кучу? Любовь, дела… У меня были свои интересы. Но это не значит, что ты мне не нравилась тогда и не нравишься теперь. И у тебя, кстати, тоже был свой интерес. Что? Не так?
Я вдруг жутко устала.
— Весь мой интерес заключался в том, что я хотела найти по-настоящему близкого человека, Кирилл. Я думала, что нашла. Мечтала, что мы счастливо проживем жизнь и умрем в один день. Это смешно, наверное. Но я действительно так думала. Мне не нужны были все эти взрослые отношения, свобода, другие мужики. Мне тебя за глаза хватало. И я думала, тебе тоже достаточно меня одной.
Кирилл покачал головой. Может, собирался снова сказать, что я устраиваю драму на пустом месте. Но тут в кухню влетела Сашка:
— Мам! Теть Маша звонила!
Увидев Кирилла, Сашка поджала губы и буркнула: «Здрассьти».
— Что Машка говорит? Когда они приедут? — спросила я.
— Говорит, через две минуты будут, — ответила Санька и вышла из кухни, глянув на Кирилла из-под бровей.
Если моя сестра сказала: «через две минуты», значит, до вечера можно расслабиться. Но Машкины две минуты — это ровно сто двадцать секунд. Такая теория относительности на практике. Я обрадовалась, что времени на тет-а-тет с Кириллом больше нет. Не хотела я с ним разговаривать. И слушать его не хотела. Потому что я боюсь его слушать. Потому что он всегда мог убедить меня в чем угодно. И сейчас смог бы, будь у него достаточно времени.
— Извини, Кирилл. Мы должны грузить вещи.
Ровно через две минуты в прихожей послышался Машкин голос.
— Кузнецова! — заорала подруга. — Ну ты с ума, что ли, сошла?! У тебя еще половина вещей не собрана?! Сань, давай мы с тобой сейчас будем паковать все из прихожей, а Павлик начнет коробки вниз таскать. Паш! Давай, займись! Начинай с кухни!
На пороге появился Паша, прошествовал мимо меня к куче коробок в углу. Заметив Кирилла, сунул ему руку:
— Привет.
— Привет.
Пашка критически оглядел громоздящиеся во всех коробках вещи, кивнул Кириллу:
— Бери вот эту, а я — вон ту. Машина во дворе.
— Паш, Кирилл уже уходит. Он нам, к сожалению, помочь не может. Дела, — сообщила я.
Взяла со стола камеру, сунула Кириллу в руки.
— Ну все, пока.
— Ладно, — сказал Кирилл. — Пока, Лен. Если что — звони.
Я кивнула. Мы оба знали, что звонить я никогда не стану.
* * *Через час Пашка выволок на лестницу последние коробки с нашим имуществом. Я прошлась по квартире, проверяя, закрыты ли окна и выключен ли газ. На всякий случай перекрыла воду в туалете. Все? Ну, вроде все.
Я поправила завернувшийся коврик в коридоре, задвинула в угол одиноко стоявшую посреди прихожей табуретку и заперла дверь — навсегда.
Во дворе Машка с Павликом вталкивали в машину узлы с нашим барахлом. Сашка с Сенькой на руках уже сидели в кабине «Газели».
— Присядем на дорожку? — предложила Машка, кивая на стоящие на асфальте коробки.
Мы присели.
— Чего он приперся-то? — спросила она.
— Камеру забрать, — ответила я. В сущности, это была чистая правда.
Мы сели в машину. Павлик газанул, и перегруженная «Газель» медленно вырулила со двора.
Я в последний раз посмотрела на дом, в котором мы с Сашкой прожили последние пять лет. Машина повернула, и дом скрылся из виду. Мне вдруг стало легко. Может, на новом месте у меня начнется совершенно новая, прекрасная и удивительная жизнь? Почему бы и нет.
* * *Беременность протекала замечательно. Профессор, наблюдавший Люду, каждый раз во время осмотра восхищенно прищелкивал языком: «Великолепно! Ваша беременность просто для учебных пособий». Люда всегда думала, что все профессора — тщедушные старички с пергаментной кожей, длинными седыми бородами, которые обращаются к окружающим не иначе как «сударь мой» и «голубчик». Но этот профессор был вполне себе нестарый, плечистый дядька под два метра ростом. Никакой бороды — ни длинной, ни короткой — у него не было, зато имелись дорогущие очки, сквозь стекла которых он смотрел на Люду внимательными серыми глазами. При осмотре профессор напевал себе под нос что-нибудь из репертуара группы «Ленинград» и называл Люду вовсе не «голубушка», а, напротив, «звезда моя». Профессор был ею чрезвычайно доволен, говорил, что такой талант к материнству нельзя закапывать, и предлагал Люде наладить производство детей в промышленных масштабах. В шутку, конечно.
Несмотря на отсутствие осложнений и течение беременности как для учебника акушерства, за неделю до предполагаемой даты родов Люду положили в клинику.
