Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я
Я ломал себе голову: окончательно покинуть Виннипег означало также покончить с большой частью моего прошлого, а ведь Агнес и Джимми всё ещё оставались моей единственной семьёй. Неужто я сделаю моему дяде то же, что Агнес сделала мне? Просто так брошу и уеду?
Но наш песчаный берег в Ротфлисе, даже её бегство в Калгари — всё это было уже далеко позади, как в другой солнечной системе. Почему же это продолжало так тревожить меня?
Больше всего меня изводили мысли о том, что я должен как-то расплатиться, загладить свою вину перед ними, особенно перед дядей, которому я всё-таки был обязан возможностью эмигрировать в Канаду.
И ещё я всерьёз подумывал, не купить ли мне новую машину, в конце концов, чтобы больше не мёрзнуть зимними утрами на автобусной остановке, но Чак сказал:
— Стоп! Ты что, свихнулся? Ты вбухаешь все свои деньги в какую-нибудь уродливую «тойоту», будешь повсюду возить своего дядю, а с мыслью о нашем отпуске можно будет распроститься, потому что у тебя снова не останется ни гроша!
В январе 1991 года Джимми учинил на стройке пожар, который вверг нас в весьма стеснённые обстоятельства. Мы настилали в небоскрёбе паркетные полы. Наш шеф мистер Миллер, Рыбак, регулярно контролировал, всё ли идёт по плану, и был очень доволен, если мы справлялись. Мы работали аккордно и были, как правило, впереди всех. Но новое здание пока ещё не отапливалось. Мой дядя мёрз, как стриженная наголо овца. Время от времени он разводил небольшой костерок. Он сжигал в железном ведре деревянные обрезки, старые кисти и картон. Короче, всё, что могло гореть и немного согреть его.
Группа электриков, состоявшая из одних казахов, несколько раз высказывала дяде своё недовольство из-за нестерпимого чада.
— Посмотрите на этого поляка! — ругались они. — Жирный, как свинья, а мёрзнет, как крыса! Он же нам спалит всю стройку!
Они грозились донести на него строительному начальству. Он не обращал внимания на жалобы казахов, спорил с ними каждый день и даже начал жечь паркет.
В феврале термометр показывал минус тридцать семь градусов — рекорд мороза.
В то утро мы прекратили работу часа через три, потому что у нас замерзало дыхание.
— Я сейчас вернусь, — сказал мой дядя и исчез на двадцать минут.
Я стоял в уголке и ждал. Выкурил сигарету и слушал радио.
Когда Джимми вернулся, держа под мышкой китайскую масляную мини-печку, у меня зуб на зуб не попадал, я щёлкал челюстями, как кастаньетами.
— Можешь прекращать, — сказал он. — Я тут купил для нас одну полезную вещь, у барахольщиков за углом. Эта штука работает на дизельном топливе. Даёт столько тепла, что ты будешь думать, будто ты на юге.
Я сказал:
— И что теперь? Что мне, бежать на бензоколонку с двадцатилитровой канистрой?
— Не-е… Стоит только оглядеться как следует! — сказал он. — Тут кругом полно всяких горшков и банок: краски, лаки, растворители. Всё это горит, как солома! Сейчас увидишь!
Он схватил бутылку растворителя и ведёрко красной масляной краски и заправил печь обеими жидкостями.
Фейерверк был фантастический, тучи дыма и вонь — и всё это стало распространяться по этажам. Я тут же распахнул окно, и красные клубы дыма вырвались наружу.
— Бегом отсюда! — закричал я в панике.
Мы ринулись на лестницу. Когда мы сбежали вниз, вой пожарных сирен уже приближался. Пожарников вызвали местные жители.
Я вернулся домой с сильными головными болями и не хотел ни есть, ни пить, только поскорее лечь в постель. Работу мы потеряли.
Мой дядя вообще не видел никаких оснований для отчаяния. Он сказал:
— У меня ещё есть две тысячи долларов, а мой гешефт с каталогами идёт как по маслу: в иной месяц моя Hi-Fi-аппаратура приносит мне супердоход! Дай бог каждому!
Он решил в ближайшие дни из своей комнаты не выходить.
Он залез в свою постель и даже носа не высовывал за дверь, разве что сбегать за сигаретами и водкой. Раз в месяц он выписывал мне чек, чтобы я мог расплатиться за квартиру. Обычно мы с ним делили эту сумму поровну, но теперь его взносы по чеку становились всё меньше, а мне взять на себя все расходы по квартплате — это было бы слишком.
Время от времени я заглядывал в службу занятости и подавал заявки на все возможные работы, но не было ничего, что бы меня хоть как-то устроило. Работать за пять долларов в час я больше не хотел. Я уже привык к другим деньгам. На стройке мне платили столько, что мы с Чаком могли позволить себе любые удовольствия: ночные попойки, вечеринки до рассвета
Мой дядя беззаботно проспал всю весну, но летом последовало великое пробуждение: деньги у него кончились, а русские больше ничего не покупали. На его счету в банке было пусто, все его запасы перетекли в винный магазин, а его долги по квартплате я больше на себя не брал, потому что ясно было, что он их мне никогда не вернёт.
Бэбифейс сделал моему дяде мирное предложение:
— Летом и медведь-гризли выходит на охоту. Тогда и он работает. Тебе тоже надо так поступить. Я поговорю с моим шефом. Он наверняка не откажется нанять для стрижки газонов одного восточного европейца!
Джимми сказал:
— Хоть я и страдаю хронической астмой, но с этими вашими газонами уж как-нибудь справлюсь! Можешь на меня положиться, краснокожий!
Дядю взяли с тем условием, что зимой он будет работать на уборке снега наравне с Бэбифейсом.
Я в их дела больше не вмешивался. Прошли те времена, когда я ломал голову над тем, что будет с Джимми дальше. В мои двадцать четыре года мне пора было подумать о себе. Аттестата зрелости я предъявить не мог, и даже законченные мною курсы английского не значили ничего. Наша музыкальная группа тоже не могла сослужить мне службу. Как гитарист, игравший только на свадьбах в польским клубе, я был попросту никем, а таких рок-групп без договоров на звукозапись было в Виннипеге как песка в море — в каждом притоне, в каждом забаррикадированном подвале по группе, и все гении, один другого круче. Я тоже попытал счастья, с польскими текстами и музыкой кантри от моего дяди.
А дядя надел зелёный комбинезон и поехал с Бэбифейсом косить газоны, подстригать деревья и розовые кусты. Поначалу он рассчитывал на хороший месячный заработок, но ему пришлось удовольствоваться тысячей долларов, хотя после десяти часов косьбы, вскапывания, пиления и обрезания кустов он валился в постель, как мокрый мешок.
Лишь на уборке снега Джимми Коронко сумел заработать побольше — из-за доплаты за ночную работу на улице.
И он радовался:
— Дополнительно двести монет! Всегда хватит на восемь шестибаночных упаковок, на три блока цигарок и ещё останется на две лакомые рождественские индейки для двух семей — Бэбифейс и Коронко, а ведь многим для этого приходится неделями воровать и собирать пивные банки!
IV. Калифорния или Мексика
К ноябрю 1991 года и мои денежные запасы подошли к концу, оставался лишь неприкосновенный запас, к которому я не должен был притрагиваться, если не хотел очутиться на улице.
Четыре тысячи долларов, раздумывал я, на что бы их пустить?
Чак недолго ломал голову над тем, как поступить с моими накоплениями. Он сказал:
— Мысль поехать в отпуск пока ещё осуществима. Давай же наконец увидимся с Агнес, навестим её!
Затевать путешествие только ради нескольких дней у Агнес казалось мне нерациональным, и я наметил планы более дальней поездки. Но всё упиралось в тупик при мысли о том, что в Виннипеге нас будут ждать два этих старых дурака. Чак сказал:
— Я сыт по горло Бэбифейсом и твоим дядей! Если мы сейчас самостоятельно не сделаем ничего путного, то скоро сами превратимся в таких же неудачников, как эти растяпы! Спорим?
Я сказал:
— Решено, брат, будь по-твоему! Правда, однажды я уже убежал из дому — и что из этого вышло? Сижу теперь в луже, ничему не выучился, безработный, а из-за Агнес чуть было даже не застрелился!
Чак сказал:
— А меня уже начинает трясти, как только я слышу слова «замена масла». У меня сразу же температура в голове повышается! Мне просто необходимо наконец расслабиться и отдохнуть!
Его телефон давно молчал, и женщины больше не звонили ему.
— Вот видишь, — говорил он, — как они меня любят! Ничего больше не складывается: сплошные пьяные ночи, непрерывная смена имён и лиц, которые забываешь уже на следующее утро, — все эти осточертевшие случайности, да и те больше не случаются! Я на пределе!
Мы обсудили наше положение в деталях и пришли к совместному решению. Цель была абсолютно ясна, чего раньше у нас не бывало: навещаем Агнес в Калгари, а затем отрываемся в Калифорнию. Мы мечтали завоевать солнце! Нас ждали бескрайние многокилометровые пляжи, пальмы, а может, и студентки в бикини, и ледяные напитки, пинаколада и джин с тоником, и сладкие плоды манго, только что сорванные с дерева! Мы решили отправиться на машине ранним утром, без прощальных церемоний, не предупредив ни Джимми, ни Бэбифейса; они должны были оставаться в неведении.
