Владимир Владмели - 11 сентября и другие рассказы
— Ещё раз, — сказал доктор спокойно.
Полину опять тряхнуло, колебания на экране возобновились, но её глаза оставались закрытыми. Врач большим пальцем приподнял её веко. Так обычно проверяли, жив человек или нет. У Кости задрожали колени и он опустился на стул. Он со злобой посмотрел на доктора, для которого Полина была статистической единицей. Он и теперь спокойно поднёс к её носу ватку с нашатырным спиртом.
Резкий запах подействовал, Полина повернула голову, на лице её стала появляться краска, дыхание сделалось глубже и она открыла глаза. Медсестра подождала пока она окончательно пришла в себя и сказала:
— Ну, вот видите, у вас восстановилось ровное сердцебиение, — она впервые за весь вечер показала на экран монитора, — доктор заполнит историю болезни и даст направление к специалисту, но самое главное хороший уход. Это входит в обязанности мужа.
— А если его нет? — еле слышно спросила Полина.
— Как нет? — обеспокоенно сказала негритянка, переводя взгляд с Полины на Костю. Ей даже в голову не могло придти, что эти двое не связаны брачными узами.
— Она шутит, — успокоил сестру Костя.
— Не надо так шутить, это очень… — сестра пыталась подобрать правильное слово, — это очень опасно.
— Больше не буду, — сказала Полина, глядя Косте в глаза, — никогда.
Улица Королёва в Израиле
— Гриша в любой другой стране уже был бы академиком, — сказала Тамара, — а здесь он до сих пор старший научный сотрудник.
— Значит, больше не заслужил, — ответил её отец.
— Конечно! В Советском Союзе человек-еврей по фамилии Рабинович и не мог заслужить больше. Удивительно как вообще ему позволили докторскую защитить.
— Чушь всё это, — возразил полковник, — у меня есть сотрудник еврей в доску, а преподаёт на военной кафедре технического ВУЗа.
— Ну и что?
— То, что он работает в Москве с интеллигентными ребятами, а не в тундре с новобранцами. За такое тёплое местечко любой офицер глотку бы перегрыз.
— Не всем офицерам нужна Москва, в театрах они не бывают, на выставки не ходят, а водку глушить можно где угодно.
— Нормальный человек без театров и выставок проживёт, а вот без жратвы, извини, сдохнет. К твоему сведению в тундре снабжение чуть похуже, чем в столице, да и удобства все на улице.
— В нормальной стране такие удобства существуют в любом захолустье, а в государстве абсурда тратят деньги на коммунистическую идеологию. Ты только подумай, в диссертации по автоматическому регулированию в списке литературы твоему зятю на первое место пришлось поставить произведения Маркса и Ленина.
— От него не убыло.
— Вот мы и живём в нищете, потому что автоматическим регулированием у нас руководят Маркс и Ленин.
— Ты живёшь в тепличных условиях и понятия не имеешь, что такое нищета. Знаешь, каков средний уровень зарплаты советского человека?
— Средний уровень это выдумка для идиотов. Если взять какую-нибудь подзаборную проститутку и меня, то получается, что в среднем мы обе бляди. Мне не надо всеобщего равенства, я хочу жить в стране, где мой муж будет получать по способностям.
— Кто же тебя держит?
— Ты. Если бы мы уехали, тебя бы тут же выгнали из армии и лишили военной пенсии.
— Ах, какие вы благородные, просто слеза прошибает, только я в вашем великодушии не нуждаюсь. Я инженер, я могу танк с закрытыми глазами собрать, меня куда угодно на работу возьмут.
— Ну, так едем в Израиль, там такие специалисты нужны.
Павел Иванович Королёв так часто спорил со своей дочерью, что они легко могли бы поменяться ролями. Переубедить друг друга они не могли, а уступать не хотели. Полковник чувствовал, что после этих разговоров Тамара всё больше отдаляется от него и каждый раз давал себе слово молчать, но был не в состоянии удержаться. Когда дочь первый раз предложила ему поехать в Израиль, он так шарахнул кулаком по столу, что отремонтировать его уже было невозможно. Теперь же он только сказал:
— Я русский офицер, я давал присягу и не намерен становиться клятвопреступником.
— Да я не предлагаю тебе выдавать военные секреты, я просто хочу, чтобы ты жил с нами.
— А вы уже решили?
— Папа, у моих детей здесь нет будущего.
— Чушь собачья.
— Чушь?! Ты знаешь, что Игоря недавно избил Щукин. Тот хулиган, который живёт в нашем дворе. Я пошла в школу, но ни классная руководительница, ни директор ничего не сделали.
— Игорь должен уметь за себя постоять, — ответил Павел Иванович.
— Как же, интересно, он за себя постоит, если Щукин на два года старше его.
— В жизни противники не всегда бывают одного возраста.
— И одной национальности.
— Что ты всё время тычешь мне национальностью. Ты русская, а фамилия моего внука Королёв.
— Бьют не по паспорту.
Когда дочь ушла, Павел Иванович встал и начал ходить по комнате. Он невольно вспомнил, с чего это всё началось.
* * *Тамару направили делать диплом в НИИ. Научным руководителем её оказался Григорий Яковлевич Рабинович. Она рассказывала о нём не замолкая, а после защиты диплома осталась у него в лаборатории. Павел Иванович сопротивлялся этому как мог. Он уговаривал дочь перейти в любое другое место, доказывал ей, что ничего против евреев не имеет, но всё же лучше встречаться со своими. Иногда он подсовывал ей статьи из газет, в которых клеймили позором израильских агрессоров. Она, обычно, ничего ему не отвечала, но однажды, когда он сказал, что Гриша в любой момент может уехать на свою историческую родину и начать расстреливать палестинцев, она не выдержала.
— Кого ты слушаешь? — тихо сказала она и лицо её покрылось красными пятнами, — этот Рашид Мулюков такой же подонок, как и его братья мусульмане. Он не говорит, что они взрывают школьные автобусы, бросают бомбы на рынках и расстреливают спортсменов на Олимпиаде.
— А ты откуда всё это знаешь, «Голос Америки» слушаешь?
— Да.
— Скоро ты станешь ещё большей сионисткой, чем твой Рабинович.
— Мой Рабинович ничем кроме науки не интересуется. Я сама не могу слышать, когда мне врут в глаза.
— Поэтому ты рвёшься грудью на амбразуру?
— Поэтому я хочу перейти в иудаизм.
— Дурацкая шутка.
— Я не шучу.
Он посмотрел на неё и Тамара ответила ему вызывающим взглядом.
Наступила тяжёлая пауза. Павлу Ивановичу показалось, что какие-то невидимые силы отнимают у него дочь. С огромным трудом он взял себя в руки и спросил:
— Зачем тебе это надо?
— Гришина мать боится, что после её смерти, он женится на шиксе.
— Что такое шикса?
— Так еврейские родители называют женщин других национальностей.
— Так пусть их чадо и женится на какой-нибудь Саре.
— Я его никому не отдам, — сказала Тамара и мельком взглянула на мать. Полковник почувствовал, что за его спиной женщины уже о чём-то договорились.
— Может, вы и меня посвятите в свои планы, — сказал он.
— Мы с Гришей собираемся жениться, — ответила Тамара.
У полковника вдруг заныла рука. Он сломал её, когда учился в военной академии. Он был тогда молод, здоров и самоуверен. Перелом ещё не успел до конца зажить, а тренер уже выставил его на соревнования. Павел сам рвался в бой, рассчитывая занять первое место в чемпионате Вооружённых сил, но произошло непредвиденное, он вторично сломал руку. Его спортивная карьера была окончена и с тех пор, когда он нервничал, рука напоминала о себе ноющей болью. Чтобы заполнить тяжёлое молчание, Павел Иванович стал её массажировать.
— Я твоего жениха в глаза не видел, — наконец сказал он.
— Если ты обещаешь вести себя прилично, я приглашу его к нам на обед.
— Зови, обещаю.
* * *Гриша не любил резких перемен и если бы не Тамара, то, возможно, так и жил бы со своей мамой, которая была очень религиозной женщиной. Сам он относился к Богу с большой долей скептицизма, и считал, что Тамаре совсем не обязательно проходить гиюр[37], но конфликтовать с матерью не хотел. В глубине души он даже боялся, что по своим взглядам он гораздо ближе к своему будущему солдафону-тестю, чем к жене.
* * *Дверь Грише открыла Тамара. Павел Иванович поднялся навстречу, протянул ему руку и сказал:
— Полковник Королёв.
— Доктор технических наук Рабинович.
— А я думал, ты кандидат, — не удержался от шпильки Павел Иванович, глядя на Гришу, который выглядел гораздо моложе своих 34 лет.
— Внешность обманчива, я тоже думал, что ты майор.
На секунду Павел Иванович потерял дар речи, а потом так посмотрел на доктора, что любой из его подчинённых предпочёл бы прогуляться по минному полю, а не находиться с ним в одной комнате, но Гриша спокойно выдержал его взгляд.
