Петер Розай - Отсюда - туда
— Знаешь, — говорю я ему.
— Да, знаю, — говорит Перкинс, — можешь не объяснять.
Я сидел в саду, пока не стемнело. В зале зажгли свет. В снопах света, падавших из окна, летали всякие насекомые. Говорят, что они танцуют, но это неверно. Это ведь не развлечение для них, а сама жизнь.
***Бродил по городу. Делать-то нечего. Как вспыхнуло лицо от беспричинной радости. Мне на ум приходило много мест, которые я бы мог посетить. Но по некотором размышлении мне начинало казаться, что это слишком далеко, у черта на куличках. Сил никаких. Один раз даже выпали из руки деньги.
Всего интереснее были витрины магазинов. Я рассматривал все подряд, ничего не пропуская. Ошейники в магазине собачьих принадлежностей. Бело-голубые полосатые майки в детской одежде. Во всем столько значения. Чемодан, сверкая алюминием, как говорится, прямо-таки мозолил глаза. Он мне понравился, и я купил его. Сидел потом в кафе и играл на чемодане, как на барабане. Какое-то время сидел так, играя, и глядел на улицу.
В чемодан я упаковал все самое важное. Но что это такое — самое важное? Снова вынимал из чемодана то одну, то другую вещь, взвешивал на руке, словно спрашивая совета. Вовсе не размышлял, просто ждал, пока что-то во мне определится. Наконец все это стало мне безразлично, и я захлопнул чемодан. Он понравился мне тем, что в нем была какая-то решительность.
— Не желаете ли ликвидировать свой счет? — спросил банковский служащий.
— Это выглядело бы слишком драматично, — ответил я.
Самолет вылетал сразу после обеда. Рейс я выбрал по номеру. Оказалось, на юг.
В аэропорту я сразу побежал в справочное бюро, чтобы не ошибиться.
— У меня срочное дело, — сказал я девушке.
— Разрешите взглянуть на ваш билет!
Девушка позвонила куда-то. И пока она еще слушала голос в трубке, я плел ей всякую всячину о сюрпризе, о том, как я рад и тому подобное.
— Вы внесены в список пассажиров, так что все в порядке, — сказала девушка, — посадочный талон можете получить в третьем окошке.
Девушка улыбалась.
— Желаю вам хорошего полета, — сказала она. Но зазвонил телефон, и девушка сняла трубку.
Пока таможенник изучал мой чемодан, небрежно и как бы брезгливо перебирая вещи, я протянул ему пластиковую сумку для досмотра, но он отмахнулся. Зато пристально, со значением посмотрел мне в глаза, как будто мог благодаря этому узнать все, что ему нужно.
— Позвольте напомнить вам о порядке обмена валюты, — сказал он.
— Я всего лишь к родственникам, — ответил я, и он кивнул головой.
Опять меня удивило, как легко найти общий язык. Так во сне слова, которые я выкрикивал, становились чем-то вроде воздушных шаров, и на них можно было подняться из пропасти, куда я упал.
Самолет был основательно заполнен. Сел сначала в середину, а потом, когда освободилось место у окна, пересел туда. Шум, производимый пассажирами, был негромок, так что его еще мог заглушить шум кондиционеров. В информационном листочке я прочел, что скорость полета составляет девятьсот тридцать километров в час, от чего немедленно сделался счастлив.
После того как я просмотрел полицейскую хронику в газете, ощущение счастья усилилось. Сидел как под дождем. Издалека донеслось приветствие командира. Автомобиль в красно-белую клетку ехал перед нами. Follow те[11] было написано на нем. Я был оглушен, просто одурел от счастья.
И снова перед нами ехал автомобиль. Человек в комбинезоне размахивал какими-то табличками. Выглядело это смешно. Пассажиры уже сгрудились у выхода, хотя все еще горела надпись, запрещавшая подниматься с места. Здание аэровокзала стояло в глубине бесконечно пустой бетонной площади, как сказочный замок. Fiumicino. Фьюмичино. Я повторял это слово. Оно принадлежало мне. Чем меньше надежд, тем больше обещаний. Насколько конец всякой истории интереснее ее начала. Впереди загорелась другая надпись, белая. Темная, мягко освещенная рулежная дорожка, красиво. А на здании диспетчерской огни и светящиеся знаки. Пассажиры в другом самолете были совсем маленькими. Хотел закурить, но стюардесса так посмотрела на меня, что охота пропала. Оно и к лучшему. Во всем порядок. У выхода стоял экипаж, прощался. Легкий ветерок снаружи. Женщина придерживала рукой шляпку, хотя необходимости в этом не было. Ее ошибка мне не мешала. Я был ей рад. Почти трогательно видеть человеческие заблуждения. От здания долетал бой курантов. Так вот, за здорово живешь, я оказался на юге. Стоял и улыбался.
Детская игра! Мысль работает, как эскалатор, на котором поднимаются дети, все выше, чтобы попробовать взлететь, как тогда, когда это у них не получилось.
Я находился в стеклянной, ярко освещенной башне. А дети скользили мимо меня, с закрытыми глазами, как во сне. Я хлопал в ладоши. Много раз. Слышалось эхо. Мной овладевал страх.
Какое-то время слонялся по аэропорту. Купил себе план, чтобы узнать, как велик город, в который приехал. Разглядывал план, полностью развернув его. Снова мне стало не по себе, как подумал о том, что вот и в этом городе, тут и там, всюду живут люди, что они здесь дома. А другим стоит открыть глаза, чтобы тотчас потеряться в загадках. Это тоскливцы. Почему думать можно только о невозможном? Водил пальцем по улицам города на плане. Тыкал в площади и перекрестки. Чемодан мой был рядом, да что толку. Кто такой Одинокий? Разве Оторвавшийся имеет вес? Разве не должен такой потихоньку выйти из жизни и осторожно прикрыть за собой дверь?
Мимо меня прошла женщина в чем-то вроде тюрбана. Тюрбан был из шелка. И оттого, что глаза женщины были подведены черной тушью, облик ее казался волшебным. Женщина коротко и, как мне почудилось, с участием взглянула на меня. Но, может, это она просто от задумчивости? Да и почему я должен вызывать сочувствие? Я вышел на балюстраду здания; план города, который я все еще держал в руке, шелестел от ветра; самолет поднялся и исчез в темноте вечера.
Женщина спускалась по лестнице, носильщики следовали за ней. Багажа было много, носильщиков, естественно, тоже. Прямо целая процессия. Потом я увидел, как к женщине подошел мужчина и поцеловал ее. Потом они ушли. Разглядывая самолеты, которые поднимались и шли на посадку, я совсем забыл про них. На какое-то время взлетные полосы опустели. Было хорошо видно маркировочные линии и ровные цепи сигнальных огней. Было пусто. Сзади меня по лестнице поднималась группа людей, которые о чем-то оживленно говорили.
Мне предложили прекрасный отель.
— Отель я бы хотел первоклассный, — сказал я.
И вот теперь ехал на такси в город. Фонари на длинных столбах лили свет, розовый свет. За ним темная глубь. На перекрестке увидел двух проституток, красиво накрашенных. На одной из них была косынка, которая развевалась на ветру. Она наклонилась так, чтобы, проезжая, я мог видеть ее грудь. Таксист засмеялся. Справа, со стороны поля, поднималась туча. Вспомнилась любовная история, когда-то со мной приключившаяся. Погладь меня. Или лучше: усыпи меня. Помоги мне заснуть.
Потом мы угодили в пробку. Шофер вышел из машины и дал волю своему возмущению. Женщина в машине слева от нас подводила губы помадой. Я пристально смотрел на нее. Но она не замечала этого и не реагировала. Низко над нами пролетел полицейский вертолет. В мигании его огней мне хотелось прочесть предзнаменование.
Я успел заснуть, пока пробка рассосалась и все снова пришло в движение. Шофер растолкал меня, когда мы приехали. Отельный бой был уже у дверцы и помог мне выйти из автомобиля. Так меня довели, почти донесли до моего номера. Ничего не надо было покупать, все было мое.
Комнат было целых три: спальня, салон, большая ванная. Прошелся по комнатам, чтобы удостовериться, что никого в них нет. Я был один. По внутреннему телефону заказал себе тарелку спагетти. Люблю спагетти, ем их каждый день.
Кельнер нашего этажа вкатил еду на сервировочном столике. Когда он собрался церемонно накрыть обеденный стол, я дал ему знаком понять, что он может идти. Спагетти я ел прямо из кастрюльки, полив сверху соусом. Чемодан мой стоял посреди комнаты. Там я его оставил. Через спущенные шторы доносился глухой шум города.
Лежа потом в широкой кровати, я пытался представить себе внешний вид отеля, внутренности которого я мог разглядывать. Но не очень-то получалось. Видел только ряд белых, как луна, окон, в которых развевались полотнища занавесок. И ветер тряс над входом светящиеся буквы названия отеля. Потом все жильцы высыпали на балконы и, свесившись, стали смотреть вниз, в сад. Узкая туча как раз рассекла сияющую луну. Пальмы шелестели на ветру, который был немного холоднее, чем можно было ожидать. Для развлечения гостей персонал намеревался устроить фейерверк. Люди в белом сновали по саду. Доносились отдельные крики, плач ребенка. Был гром и грохот, ракеты взрывались, но не взлетали. Лишь одна-единственная взмыла по неуверенной кривой вдоль фасада отеля, отбросив бледный, угасающий свет. Постояльцы еще хлопали в ладоши, а я уже потерял ее из виду. Начался дождь, смешавшийся со звуками бури. Я лежал в комнате, там было совершенно темно. Сердце мое громко стучало.
