Джулия Тот - Гном
За эти восемь месяцев их работы над его процессом, Катя так и не смогла почувствовать никаких более или менее теплых человеческих чувств к Сергею, несмотря на то, что он не был для нее клиентом, как все — одинаковый недуг, несомненно, связывал их. Она так и не смогла простить ему пренебрежительное отношение к жизни, смиренность и согласие с происходящим, но никогда не говорила ему об этом, не видя в этом совершенно никакого смысла. Во всей их совместности смысл был для обоих: для Сергея — быть оправданным и начать жить, для Кати — победить в таком раздутом процессе. Мысленно еще раз расставив все пешки в зале суда по местам, подвигав остальные фигуры и, решив, что время еще есть — она продолжит завтра, Катя допила виски и, набрав номер Джейка, удивив звонком и себя и его, попросила приехать — просто так, без информации и номеров телефонов.
Сергей, не знавший ни о существовании в жизни Кати Джейка, ни, тем более, о помолвке, принял придуманную ей игру за реальность. И сейчас, после издания книги, написанной в этой тюремной келье, он улыбнулся, вспомнив, как издатели схватились за рукопись и какими тиражами издали ее, понимая, что, когда скандал вокруг него утихнет и станет ясным исход процесса, он перестанет быть — возможно — «писателем, убившим писателя», и глыбы денег, напоминающие обрамление Гранд-каньона, им уже на нем не заработать. Сергей чувствовал себя, как никогда в жизни — мужчиной, способным заботится о своей женщине, с которой совсем скоро сможет быть рядом. Посмотрев на висевший в углу камеры костюм, сшитый для суда на заказ, он с легким сердцем совершенно свободного человека, слыша повизгивание маленьких розовых поросят, стал проваливаться в нормальный сон — без страха за завтрашний день, без страха перед насилием, без страха потерять мечту — он уже обрел свое собственное имя — книгой. И мечта — Катя — тоже была уже в его жизни.
США, Сан-Диего. 2005 год
У здания суда толпились журналисты, фотографы, просто любопытные и только появившиеся поклонники писателя Сергея Матвеева. Все уже знали, что Сергей оправдан и ждали только появления его и победительницы — Кейт Невзоровой, чтобы разодрать их на интервью и фото. Когда дверь распахнулась, толпа не кинулась — по обычаю — сметая жертвы и тыча в лица камерами и микрофонами, — разразившись аплодисментами, люди смотрели на пару лилипутов, выходящую, как гуляющие дети, взявшись за руки.
Сергей, ослепленный уже забытым за годы заточения в доме и камере многоцветием: зеленым — деревьев, голубым — неба, желто-золотым — солнца, и — многоголосым, но уже не пугающим гомоном толпы, держа руку Кати, думал о том, что это минута его настоящего рождения, и что теперь никто не лишит его жизни — как у всех, свободы и счастья. Катя, улыбаясь, думала, что с этой минуты у нее появится множество скандальных клиентов, и уже предвкушала, как будет расставлять новые фигуры на своем шахматном поле. Неудобство ей доставляли только туфли без каблуков, отсутствовавшие до сегодняшнего дня в ее гардеробе и купленные специально для дня заключительной речи в суде.
Уверенная, что Сергей будет оправдан, но привыкшая использовать все страховочные канаты, Катя придумала этот безкаблучный вариант в последнюю минуту, представив, насколько маленькой и беззащитной будет выглядеть, расхаживая во время заключительной речи перед присяжными в замершем тишиной огромном зале, как они будут пытаться, перегибаясь немного вниз, разглядеть ее получше и, жалея и одновременно поражаясь ее силе и стойкости в жизни, будут испытывать те же чувства — только намного сильнее — к ее подзащитному. Как во всех ее играх, она победила и в этой, и ей оставалось только неделю поиграть в счастье со спасенным ею возлюбленным, пока пресса и другие медиа не устанут от них, а после — выйти замуж за Джейка, уже уставшего от этого представления, но терпеливо ожидавшего его окончания, зная, что просто прервать игру означало проиграть, обрезать сверкающую карьеру адвоката Невзоровой. Им предстояло весьма тягостное присутствие Сергея в ее доме в течение этой заключительной недели, но она не могла отвезти его в гостиницу или вынудить купить жилище за один день — папарацци должны были убедиться в их совместности, чтобы — наделав фотографий и статей — наконец отстать и забыть.
Катю не беспокоило, что Сергей — совершенно очевидно — принял ее сценарий за реальность. Как-то она даже задумалась над возможностью такой реальности и для нее самой, но, решив, что ни признанность его как писателя, ни гонорары, делающие его богатым человеком, несравнимы с влиятельностью Джейка, выбросила этот вариант из головы. Тем более, что жить в аду, вынося мягкотелость и постоянное прогибание Сергея под этот мир, не входило в ее планы.
Они подъехали к ее дому, у которого, как Катя и предполагала, их ждали все те же безликие журналисты. Она открыла окно автомобиля — чтобы они получили истинное удовлетворение, успев сделать несколько снимков, и проехала в подземный гараж.
По дороге они говорили только о суде и освобождении Сергея, сейчас же, впервые оказавшись вне взглядов, оба почувствовали себя неуютно. Катя пропустила Сергея в квартиру и, по привычке сбросив не мешающие ей сегодня туфли, прошла вглубь, закрывая жалюзи, и на ходу разговаривая со стоящим у двери Сергеем:
— Сереж, я некоторые вещи купила, чтобы ты мог переодеться. Они на кресле. Прими ванну, сейчас покажу… — Сергей развернул ее к себе и начал целовать так неожиданно, что первые несколько секунд у нее была только одна молния-мысль — он просто выражает благодарность. Но поцелуи становились все настойчивее и, к своему удивлению, Катя почувствовала, как возбуждение плывет по ее телу, уже не позволяя сопротивляться.
Стоя под ледяным душем, она пыталась злиться на себя за совершенную ошибку, но, вспомнив многочисленные моменты экстаза, пережитые за последние всего-то полчаса, злилась на Джейка, всегда утомлявшего ее часами секса с полным отсутствием наслаждения. Катя почувствовала, что хочет вернуться в объятия Сергея и опять кричать и стонать от ощущения не испытанной никогда, заполняющей тело и отключающей разум, сладости внутри. Она села в душевой кабине, пытаясь остановить биение сердца и смыть холодом воды горячее возбуждение, выступившее каплями на коже.
Катя не знала, сколько времени провела в душе. Только начав дрожать от холода, заставив себя думать о произошедшем, как о результате усталости, она вышла из ванной, натянула джинсы и легкий свитер, чтобы видом голого тела не вызывать у Сергея мыслей о повторении момента, и вышла в гостиную.
Сергей, сидевший какой-то неестественно идиотской с улыбкой, кинулся к ней, но, отстранив его, Катя прошла мимо и, сев в огромное — для нее — кресло, начала ставить финальную точку в их истории:
— Сереж, пожалуйста, пойми меня правильно: мы выиграли процесс, ты свободен, богат и известен. Ты сам отказался от процесса по возвращению тебе финансов и дома, права же на книги тебе вернут в ближайшее время, — она замолчала и взглянула на Сергея, севшего в кресло напротив и смотревшего на нее с непонятным, серьезно-сосредоточенным безразличием. — Наше с тобой сотрудничество закончено. За неделю мы должны купить тебе дом и наладить твою жизнь, чтобы ты мог существовать и писать книги без посторонней помощи, по возможности, получая от всего удовольствие и удовлетворение.
Сергей молчал и Кате ничего не оставалось, как добавить:
— Сергей, ты меня слышишь?
Он спокойно ответил:
— Конечно, Кать, спасибо за помощь, она мне понадобится в эти дни.
* * *Уже три месяца Сергей жил в своем доме, который купил с помощью Кати, возившей его несколько дней — с утра до вечера — по риэлторам и выставленным на продажу домам и квартирам. Все это время он замечал ее однозначные взгляды — Катя либо была не в силах терпеть его возбуждающее присутствие, либо просто желала побыстрее избавиться от него. Сидя с бокалом вина на большой террасе, усаженной экзотической ботаникой, глядя на бессмысленно огромный океан, Сергей вспомнил тот, последний разговор с Катей, звон очередной, разлетевшейся в пыль надежды, ощущение бесполезности говорить что-либо, и желание — от закипевшей всего на секунду, как от удара, нанесенного другом, злости, — вылить на нее бурлящим, горячим маслом правду, о которой не догадывалась даже она — расчетливая и талантливая змея, всю жизнь глотающая людей целиком и переваривающая их связи, влияние, ум, таланты — годами. Тогда он остановил себя в последнюю секунду, а сейчас думал, что, быть может, зря. Оцени она содеянное Сергеем, может быть она осталась бы с ним. Но теперь и Катя, и прошлое — были ему безразличны, только иногда он вспоминал два дня, оставшиеся его тайной и бывшие его правдой.
Первый из этих дней всегда, при воспоминании, вызывал у него тупую, как боль, к которой привыкаешь, ярость: он сидел в тот день, как и во все предыдущие — с момента разрыва близко-человеческих отношений с Димкой — в своей комнате в московской квартире. Новый роман отказывался развиваться событиями, и Сергей просто смотрел в монитор — без мыслей, когда дверь распахнул Штурман со стопкой бумаги в руках:
