Светлана Борминская - Куплю свадебное платье
В общем, Илья Леонидович зажег древнюю плитку со спиралью, сел, налил воды в эмалированную чашку и стал ждать закипания, а она все не кипела, только намеревалась. Илья Леонидович не глядя вытянул из пакета со дна баночку — это был бразильский «Негро» — и, поддев черным ногтем одинокого мужчины крышку, втянул кофейный запах в обе ноздри.
Пахло чем-то этаким! Но — не кофеем.
В банке, туго свернувшись, лежали и улыбались доллары.
— С новосельицем! — На пороге возник участковый Автандил Георгиевич Сазанчук. — Кого убил?..
* * *— Кого убил, кого убил? — сварливо передразнил Илья Леонидович участкового и аккуратно завинтил крышку бразильского «Негро». — Кончился кофеек, баночка совсем пустая. — Он кинул банку на бетонный пол, ногой загнал ее под матрас, который лежал на шести кирпичах, и посмотрел на участкового взглядом, в котором, кроме уюта, был еще покой, да.
— Значит, кофейком не угостишь? — внимательно оглядев простыню, о пропаже которой с утра пылилось заявление пенсионерки Гусельной, вздохнул Сазанчук.
— Отчего же, у меня еще баночка имеется, — подмигнул Илья Леонидович и начал рыться сперва в одном пакете с Майклом Джексоном, потом в другом — с лицом Христа… Вытянул сперва трусы без резинки, затем несколько разных носков нескромных расцветок, спиртометр, брошюрку о раке толстой кишки и много использованных железнодорожных билетов, которые зачем-то собирал…
— Ладно, чего там, я в другой раз зайду, — серьезно сказал участковый. — Не беспокойся так… Илья Леонидыч.
— Я гостю — все!.. — Вывалив содержимое мешка на пол и вытянув длинный галстук цвета палтуса, который был, между прочим, от Хьюго Босс, Илья Леонидович царским жестом поставил банку аргентинского «Танго» на табурет.
— Ну, заваривай, — уселся рядом на матрац Автандил Георгиевич. — Слушай, ты простыню где покупал?
Илья Леонидович, склонив голову над плиткой, ждал признаков кипячения и прочистил горло, сказав: «Гммм!..» — проигнорировал вопрос участкового.
Вода забурлила неожиданно.
— Ну, заваривай, — потянулся и пощупал матрац под собой Автандил Георгиевич.
— Не гони, — солидно произнес Илья и, поставив рядом два стакана, открыл банку «Танго».
— Ты куда деньги дел? — неожиданно спросил участковый.
А надо вам сказать, это был его второй коронный вопрос.
Первый: «Кого убил?»
Второй: «Куда деньги дел?»
И задавал их Автандил Георгиевич всем и всюду, кроме начальства, конечно, а подчиненных у него не было.
Если бы вы видели Илью Леонидовича в тот момент, то тоже прикусили бы язык, как и он, увидев во второй кофейной банке свернутые доллары… Илья Леонидович почувствовал, что может умереть…
— Мне плохо! — прохрипел Илья и, стукнувшись грудью о матрац, придавил впалым животом банку с долларами, и было ему, кроме шуток, отвратительно.
Радостное безумие от обнаружения денег перемешалось со страхом перед дотошным участковым, а еще сюда примешались покойники из 56-й квартиры, которых он ограбил. «Хотя раз они покойники, зачем им деньги? — всхлипнул и засучил ногами по бетонному полу бомж Брежнев. — На фига им доллары?»
— Ты бы встал. — Участковый сперва даже подумал, что бомж устроил комедию с наигрышем, бомжи — они такие… Но Илья Леонидович всхлипывал и стонал, поджав ноги к животу, вода кипела, а плакал Илья до того правдоподобно — банка впилась ему под ребро прямо в печенку!..
— Может, фельдшера? — сочувственно спросил Автандил Георгиевич.
— Ты дверь прикрой, Автандил, — просипел сквозь зубы бомж Илья, — я посплю, отлежусь… А кофей мы с тобой потом… попьем…
— Да? Ну гляди. — Автандил Георгиевич вышел из трансформаторной будки, прикрыл дверь и пошел в сторону опорного пункта, где его дожидалась гражданка Гусельная, которая не могла смириться с потерей простыни в голубых незабудках и, размазав слезы, намеревалась плакать еще дней пять.
Илья Леонидович расстелил газетку, смахнул с нее пыль, разложил рыбку, хлеб и начал есть. То, что он теперь богат, придавало такой необыкновенный вкус и хлебу на газетке, и подлещику! Эх, в общем, если раньше Илья жил жизнью-эрзацем, то с находкой денег в кофейных банках жизнь развернулась к нему лицом, а не задницей.
Солодкина
Обычно, когда убийцу задерживают прямо на месте преступления, ход дела предрешен — следствие, суд, тюрьма.
Решающий момент: Горностаева задержали рядом с убитыми матерью и сыном Сидоровыми-Гильзаби, на месте преступления.
Органы следствия выяснили — смерть мальчика произошла в результате многочисленных ушибов головы. Мальчик был убит в прихожей своей квартиры, убийца вошел, видимо, следом, так как дверь свежих следов взлома не имела, мальчик был одет для улицы, на ногах была грязная обувь.
В прихожей оказалось совсем немного следов крови, в основном она натекла из носа мальчика и из сравнительно небольшой раны на темени, нанесенной, возможно, обухом топора, который был в руках Горностаева Д. И. Следов крови и волос О. Н. Сидорова-Гильзаби на топоре, по результатам экспертизы, не обнаружено.
Н. И. Сидорова-Гильзаби была задушена у себя в спальне, куда, видимо, пыталась убежать после непродолжительной борьбы с убийцей на кухне.
Топор как вещественное доказательство был опознан братом убитой и приобщен к делу. Ранее он хранился либо на кухне, либо в «темнушке» для хозяйственных нужд. Маленький декоративный кухонный топорик для разделки мяса.
В кухне кровью были залиты пол и стены. Кровь принадлежала и была идентична той, что вытекла из раны милиционера в штатском, который первым вбежал в квартиру, в него-то топором и угодил подозреваемый Горностаев Д. И. В том, что Горностаев Д. И. — убийца, в первые секунды сомнений не было никаких. Ему случайно сломали челюсть при задержании и, так как он сопротивлялся, нанесли упреждающие удары, чтобы не убежал. Говорить и двигаться ввиду этого в настоящее время он не мог.
В дальнейшем, когда О. Л. Солодкина сопоставила все известные следствию факты по данному делу, всплыло несколько незначительных, на первый взгляд, но существенных подробностей, которые можно было толковать двояко.
Во-первых, не сходились никак следующие моменты — топор в руках Горностаева, его неадекватные действия, когда он кинул топор в милиционера; почему он так долго не уходил с места преступления, находясь в объятой дымом квартире; а также звонок в милицию, сделанный… Горностаевым Д. И.! За полчаса до описываемых событий он из квартиры убитых сообщал об убийстве!!!
«Да, я звонил, потому что не убивал, а топор кинул, потому что думал — это вбежал тот, кто их убил!..» — написал на листе бумаги допрашиваемый Горностаев Д. И. с перевязанной челюстью и настойчиво посмотрел в глаза задержавших его оперативников.
Во-вторых, в течение часа, предшествующего обнаружению убитых, поступило еще три звонка в дежурную часть ОВД:
1) от соседок сверху, заметивших дым и слышавших крики;
2) какая-то женщина звонила из автомата на улице;
3) шепелявый мужчина (дикция как у Брежнева) тоже из автомата на углу улиц Сухаревской и Архангельской.
«Конечно, какой ты убийца, — думала, глядя на желтое в кровоподтеках лицо подозреваемого Горностаева, старший следователь прокуратуры Ольга Солодкина. — Челюсть сломана, через десны продернута закрученная проволока. Ни говорить, ни пить, ни есть не можешь, кормят тебя через трубочку. Менеджер, бывший дантист… И жена с грудным младенцем только что на улице не живет. Натворил дел!»
Неизвестно, кто дает толчок тому или иному делу или человеку, в руках которого это дело находится, и Ольга Леонардовна пообещала докопаться до сути, понять и разобраться в этом мерзком на любой взгляд преступлении — убийстве матери и сына. Ведь посадить невиновного человека на долгие годы в тюрьму — почти то же самое, что убить его без суда.
И, повертев в руках следственный документ — постановление о взятии Горностаева Д И. под стражу, написала: «К настоящему времени собранные доказательства, дающие основание для предъявления обвинения, проверяются и оцениваются в совокупности».
— Найду! — вслух сказала Ольга Леонардовна и стала искать.
Наташа
И тут я заболела.
У меня что-то случилось с организмом. Я упала прямо на лестнице. И лежала там неизвестно сколько…
Я очнулась в палате с белым, окрашенным до середины окном и подумала, что лежу в туалете. Раньше такими белилами пользовались, чтобы с улицы желающие ознакомиться и убедиться, как вы там и легко ли вам при этом, не могли этого себе позволить.
Но я лежала не на полу, имея под головой унитаз, — это была койка. Железная. Пружинистая и старая. Она заскрипела всеми мощами, когда я повернулась и взглянула на…
И тут я снова впала в ничто. И сквозь него у меня сильно болело внутри, и меня, кажется, резали.
