Тама Яновиц - На прибрежье Гитчи-Гюми
– Мне показалось, что между нами что-то есть, – сказал он. – Что-то особенное. Не просто секс.
– Секс-шмекс, – сказала я. – У меня есть цели в жизни, устремления, желания, потребности.
– Понимаю, – сказал он. – У меня тоже. Я живой человек. Ты мне даже полшанса не дала.
– Не могу я позволить себе торчать в этом городишке и крутить роман с полицейским из некогда благородного аристократического рода, – сказала я. – Не хочу портить тебе репутацию.
Он остановился, я тоже. Мы стояли у молодого, еще недавно крепкого клена. А сейчас кора у корней была обглодана начисто, видно, какими-то грызунами. Я присела на корточки, чтобы рассмотреть получше.
– Кстати, какой у тебя любимый грызун?
– Мне нравятся тушканчики, – сказала Фред. – Если ствол перевязать, может, дерево еще оживет. – Он присел рядом со мной.
От нечего делать я пошарила в листве и вытащила дохлого скрючившегося паучка.
– А ты знаешь, что паук, чтобы самка его не съела, выпускает семя на паутину, а потом обмакивает в него свои щупики?
– Щупики? – переспросил Фред.
– У паука, Фред, нет шпинделя! – сказала я. – Или ты решил, что есть? – Я в тоске возвела очи горе. – На окончаниях лапок у него щупики, устроенные как шприц. Он окунает эти щупики в сперму, собранную в специальном мешочке на брюшке. Как только самка приближается, он выпускает на нее из шприца сперму и мчится прочь, чтобы не угодить в ее объятия. Если самке удается схватить самца, она его пожирает. Видишь этого паучка? Его задушили.
– Но самцу ведь это нравится.
– Конечно, нравится! Он обожает опасность.
Фред склонился ко мне, обнял за плечи и начал меня целовать. Это было так ужасно! У меня снова все поплыло перед глазами, и я забыла, где я и что я. А если бы Саймон, лорд Холкетт, это увидел? Он бы бог знает что подумал! Я оттолкнула Фреда.
– Откуда ты столько всего знаешь про секс? – спросил он.
– Читаю всякие грязные книжонки, – сказала я. – Моя любимая – «Сексуальная жизнь животных». Садовая улитка, например, гермафродит. Шпиндель у нее на голове, а Эдита сам понимаешь где. Еще у нее из головы торчат кинжальчики. Перед тем как совокупиться, улитки разят друг друга этими кинжальчиками, что порой приводит к печальному исходу. Но если оба партнера остаются в живых, они предаются безумной страсти, и каждый является одновременно как активной, так и пассивной стороной. Я читала, что в их любовных играх столько пыла и эротики, что людям и не снилось. Короче, если хочешь, можем до моего отъезда в Лос-Анджелес как-нибудь перепихнуться по-быстрому. – Я отряхнула руки и, источая презрение, встала.
Он проводил меня до дому.
– Я не хочу по-быстрому, – сказал он. – Может, у нас все будет иначе?
– Не хочешь – как хочешь.
Войдя в дом, я отдала Пирсу пружинки и шурупчики.
– Почини, хорошо? – Он только что встал и делал себе яичницу. – Как ты можешь есть столько яиц?
– Люблю я их, – сказал он обиженно.
Мамочка, Теодор и Леопольд сидели на диване.
– Потрясающая новость! – сказал Теодор. – Мама позвонила в банк спермы нобелевских лауреатов, в Калифорнию. Она им не подходит – слишком стара, и мы решили записать тебя.
– Что ты несешь? Я не собираюсь рожать!
– Да ладно тебе! – сказала мамочка. – Родишь ребеночка от нобелевского лауреата и отдашь мне. Ты еще совсем молоденькая. Через несколько недель от живота и следа не останется.
– Твоя внешность плюс нобелевские мозги – ты только представь, что получится! – сказал Теодор.
– А если наоборот? – сказал Леопольд. Мамочка с Теодором расхохотались.
Не переживай, – сказала мамочка, увидев, как я сникла. – Мозги у тебя есть, не бог весть какие, но есть. Он вовсе не хотел тебя обидеть. Мы все так этого хотим, Мод. Только что по телевизору показывали, как собирают сперму у нобелевских лауреатов. Это нас всех совершенно потрясло, вот мы и загорелись.
– Приедем в Калифорнию – сразу этим и займешься, – сказал Теодор. – Правда, я, возможно, передумаю и с вами не поеду.
– Новый братик или сестренка – это просто здорово! – сказал Леопольд. – Он или она сможет помогать готовить и убираться.
– Так мы компенсируем утрату Мариэтты, – сказала мамочка.
– Да вы все спятили! – сказала я. – Как можно заводить ребенка в наше время! Озоновая дыра растет и растет.
Все задумчиво помолчали.
– Ну и пожалуйста, – сказал наконец Леопольд. – Сейчас выпускают замечательные кремы от солнца.
– Подумай хорошенько, – сказала мамочка. – Я могу одновременно с тобой завести ребенка традиционным способом, буду воспитывать сразу двоих. Тогда получится, что у меня семеро.
– Кошмар какой-то, – сказала я. – Так когда мы все-таки уезжаем?
Мы совсем забыли про Фреда – он стоял у входной двери, зажав в кулаке ручку, которая снова отвалилась.
– Может, мне тоже с вами поехать? – сказал он.
– Я же тебе говорила, – сказала я, – что тебе нельзя с нами ехать.
– А я тебе в который раз говорю: жених твоей матери очень опасен. Я вам и половины всего не рассказал. Вы еще обрадуетесь, что я с вами поехал.
– Если хочет, пусть едет, – сказала мамочка. – Если он тебе не нужен, я возьму его себе. Да и вообще, лучше ехать на двух машинах.
– Я, скорее всего, присоединюсь к вам попозже, – сказал он. – Мне еще нужно подать рапорт о переводе. Пусть хоть у одного из нас будет постоянный заработок.
– Ты не один из нас! – сказала я.
– Не обращай на нее внимания, – сказала мамочка. – Я считаю тебя одним из нас. Здесь только мое мнение имеет значение.
– Господи! – сказал Леопольд. – Нельзя так воспитывать ребенка!
– Какого ребенка? – спросила я.
– Меня! – ответил Леопольд. – Похоже, все забыли, что я ребенок. Детям нужны порядок, стабильность и обилие материальных благ.
– С полицейским в доме стабильность гарантирована, – сказала мамочка. – Разве нет?
– Откуда мне знать? – сказал Леопольд. – А они не разбрасывают где попало заряженные пистолеты?
– Нет! – твердо ответил Фред. – Я никогда не разбрасываю где попало заряженные пистолеты, особенно если в доме дети. Если захочешь, в Калифорнии мы с тобой запишемся в стрелковый клуб, я тебя всему научу.
– Круто, – сказал Пирс, выходя из кухни с тарелкой политой кетчупом яичницы.
– Ой, как я ненавижу пистолеты, – сказала мамочка. – Обещай, что будешь хранить их в запертом чемодане под вашей с Мод кроватью.
– Как я могу хранить их в запертом чемодане? – сказал Фред. – А если в дом полезет грабитель? А если вашего жениха выпустят? У меня не будет времени искать ключ или вспоминать шифр. Оружие всегда должно быть наготове.
Теодор посерел.
– В таком случае лучше вам с Мод жить отдельно.
– Что такое, Теодор? – сказала мамочка. – У тебя дурное предчувствие?
– Да, – сказал Теодор. – Смутное.
– Я сниму квартиру поблизости, – сказал Фред едва слышно. – Знаете, у меня у самого в жизни все было не так легко и просто. Я ведь рос не зная родительской ласки.
– Какой ужас! – сказала мамочка. – Ты что, из неблагополучной семьи?
Фред кивнул.
– Мы этого не знали, но у отца в соседнем городе была другая семья. А когда все выяснилось, он нам сказал, что та семья гораздо лучше нашей.
– Это не неблагополучная семья, – сказала мамочка.
– Почему это? – расстроился Фред.
– Ну что в ней неблагополучного? – сказала мамочка. – Мать у тебя была? Была. Отец был? Был. Братья, сестры, крыша над головой, образование? Подростком баловался спиртным и наркотиками?
– Да, но…
– Вполне благополучная семья, – сказала мамочка.
– Как вы не понимаете! У него в соседнем городе была другая семья, о которой мы даже не подозревали, и эта семья была ему гораздо милее. Он тратил на них больше денег. И джинсы у них были лучше.
– Случаи убийства были? Инцест? Самоубийства? Побоища? Сексуальные надругательства? Нет? В таком случае дело закрыто.
– Как хотите, – сказал Фред разочарованно и, так и держа в руке дверную ручку, плюхнулся в кресло-качалку.
– По-моему, тебе пора везти щенков домой, – сказала я. – Надо их устроить на новом месте. Только учти, они везде писают, а по ночам непрерывно скулят.
Он попытался встать, но кресло завалилось набок.
– Я не хотел! – сказал Фред сдавленным голосом.
– Все в этом доме разваливается, – сказала мамочка. – Мод, помоги ему. Он же твой парень.
– Никакой он не мой парень! У меня совсем другие планы. Я не такая, как вы с Мариэттой, и на первых попавшихся мужиков не бросаюсь.
– Как ты несправедлива! – сказала мамочка. – Ты же знаешь, как плохо в здешних местах с кавалерами. Я всегда вела себя безупречно. Можно сказать, в жизни почти ни одного мужчины не видела.
– Это потому, что свет не зажигала, – буркнул Теодор.
– Отец пресекал все мои попытки завести роман, – продолжала она, не обращая внимания на Тео. – Может, мне лесбиянкой стать? Как вы думаете, это даст мне большую свободу выбора?
