Вера Чайковская - Мания встречи (сборник)
Вероятно, поэтому она словно бы пропустила, не осознав и не загрустив, все моменты женского старения, а жила, как птица, сегодняшним днем и сегодняшним полетом…
«Пророческий» цикл успеха у публики не имел, хотя в узком кругу профессионалов он произвел своеобразный взрыв, заставив снова заговорить о правах реализма и о его магическом воздействии.
Сама же Ольга так вымоталась, что в начале лета устремилась с мужем в небольшой прибалтийский городок, где прежде никогда не бывала. По просьбе мужа им сняли там квартиру какие-то его знакомые. Муж ей случайно сказал, что один сослуживец собирается в прибалтийский городок, и Ольга сразу же решилась тоже туда поехать.
Между тем муж, рассказывая об этом сослуживце (и его жене, которую он тоже несколько раз видел), всегда использовал ироническую интонацию. Они попадали в разряд «мещан», которых, несмотря на новые веяния, не только реабилитирующие, но и превозносящие эту категорию людей, он продолжал глубоко презирать. Муж в этом смысле был из «староверов». И сам занимался вещами немодными и непопулярными – теоретической физикой. Если за границей за нее еще иногда давали гранты, то Нобеля получали почти исключительно люди дела – экспериментаторы. В России же физикам-теоретикам не светили ни гранты, ни тем более премии. Тут оставались только люди идеи и призвания. Прочим же казалось, что Вселенная уже не таит в себе никаких загадок. Все давно раскрыто и растолковано. Осталось только разобраться с хиггсовским бозоном, и все окончательно прояснится. (Муж считал суету вокруг бозона плясками вокруг золотого тельца, так как под него давали особенно «золотые» гранты, а ситуацию в теоретической физике – почти безнадежной. Тут снова нужно было добираться до «начал», которые с течением времени исказились и замутились.) Он работал во второразрядном институте, считался аутсайдером, и более удачливые коллеги делали вид, что его в науке не существует, хотя он со своими вопросами изрядно портил их «законченную» физическую картину…
…С чего вдруг она стала размышлять об этих мещанистых знакомых? Ольга приостановилась в раздумье в одной из двух, снятых с их помощью, комнат – большой и светлой, с окном во всю стену. Всего же их было две – невыразимое удобство. Они с мужем не мешают друг другу думать, как всегда мешают даже самые близкие люди – при них думаешь уже как-то иначе. Да, но зачем ей эти Элькины? За ту неделю, что они тут были, Гриша Элькин успел намозолить ей глаза и уши. Ах да! Элькины сняли квартиру (и надо признать, удачную!) не только им, но и еще какому-то знакомому знакомых. И вот сегодня Ольга, выбежав в магазин, случайно увидела Гришу Элькина, который, судя по всему, встречал на вокзале этого знакомого знакомых и теперь вел его в снятую квартиру.
Вид этого человека Ольгу поразил и несколько испугал. В руках у него был какой-то небольшой узелок, как у приехавшего из Швейцарии в Россию князя Мышкина. На щеках – недельная щетина (а ехать – не больше суток). Высокий, но сутулый и какой-то расплывшийся, с большим животом, что Ольгу всегда отталкивало в молодых и немолодых мужчинах, с седыми неопрятными космами вокруг лысины. В какой-то мышиного цвета рубашечке, измятой и застиранной.
Все в облике, в фигуре, в лице – абсолютно мертвое.
Зачем такому человеку приезжать на людный курорт? Демонстрировать свои болезни, старость, неудачи, одиночество?
Он шел, уставившись в землю (на самом деле это была красиво подобранная цветная плитка), а Гриша Элькин не закрывал рта.
На лице у этого знакомого знакомых застыло выражение не то злое, не то страдальческое. Может, у него что-то болело? Или болтающий Гриша его раздражал?
Проходя мимо Ольги, с которой Гриша обменялся кивками и улыбками, знакомый знакомых внезапно приостановился и поднял глаза.
Ее прожгло насквозь, словно по ней прошел ток. Что это? Она его знает? Да нет, не было у нее никогда таких тяжелых и мрачных знакомых. Таких опустившихся, небритых, толстых, ужасных…
Они одновременно друг от друга отшатнулись, и он почти побежал по улице, подволакивая ногу. Гриша за ним, причем Ольга почему-то подумала о том, с какой невероятной скоростью должен теперь двигаться не умолкающий ни на минуту Гришин рот.
– Олечка, за продуктами? – Гриша успел-таки обернуться и помахать ей рукой, догоняя небритого.
Она кивнула ошарашенно.
И вот с тех пор не понимает, что такое с ней случилось. Да ведь ничего и не случилось! Встретился какой-то тип. Пугающий. Неприятный. Ужасного вида.
Ольга ведь была художницей. И визуальные впечатления оказывались для нее важнейшими. Она взяла карандаш и лист бумаги. Может, нарисовать? И это избавит от наваждения? Но очень не захотелось припоминать эти черты, это мертвое лицо.
Бог с ним совсем!
Вечером они с мужем отправились гулять на мол, как ходили туда почти каждый вечер. Тут возникло поветрие – наблюдать закат. Они с мужем были людьми свободных решений, но на такой закат грех было не полюбоваться. И вообще они жили тут по разработанному ритуалу, так как нужно было занять время между работой – муж сидел за компьютером, она рисовала. Но это было в середине дня. А по утрам они ходили в местный старинный парк с ухоженными аллеями и прудом с двумя белыми лебедями. Вечером же выбирались к морю поглядеть на очередной фантастический закат.
Не успели выйти, их окликнули:
– Оля! Борис!
Гриша Элькин снял им квартиру в соседнем со своей квартирой доме и постоянно с ними сталкивался по дороге на пляж и в парк. Вечерний холодок его не брал – он был в длинных красных шортах и желтой футболке.
– Маечка немного простудилась, – с живостью сообщил он. – Вот купил с лотка малины – пусть ест. Свежая малина не хуже помогает от простуды, чем малиновое варенье. Знаю по собственному опыту.
Он радостно рассмеялся своим собственным словам. (Мещанство Гриши, по мнению Бориса, как раз и состояло в том, что он не умел и не хотел слышать других, довольствуясь собственными сентенциями.)
Но тут Гриша что-то припомнил и ближе подошел к Ольге.
– А как вам, Олечка, этот?
Он не назвал его по имени, что было странно. Гриша в тонкостях человеческой натуры мало разбирался, но, видно, «этот» и его удивил.
– Кто? – подошел к ним Борис, поправляя очки. Он не был любопытен и спросил из вежливости, для порядка.
– Ты не знаешь, – быстро и раздраженно проговорила Ольга и сама себе удивилась: откуда это раздражение? – Похож на шизика, – сказала она, несколько огрубляя свое впечатление.
Гриша заулыбался заговорщицки.
– И мне так показалось! Приличные люди за него просили. Брат – доктор или, может быть, кандидат химических наук. Мой сосед по подъезду. Попросил последить, потому что кто-то у них там умер. Какая-то тетка. Или кого-то убили. Словом, что-то случилось. И его отправили… но почему-то одного. Не то потом кто-то из женщин приедет, не то сам брат. Я снял комнату на двоих, как они просили. Даже задаток прислали для хозяев…
– А как зовут? – помявшись, спросила Ольга. Спрашивать не хотелось, но какое-то странное любопытство мучило.
– Вот это-то и смешно, – хохотнул Гриша. – Он свое имя не назвал.
– Как не назвал? – машинально спросил Борис.
Разговор ему был совершенно не интересен, и он не понимал, о ком идет речь.
– Значит, это капитан Немо, раз не назвал! – рассеянно добавил он.
– Правильно! – восхитился Гриша. – Так и будем его называть. А, Олечка Михайловна? Вы что-то тепло оделись, в куртке. Тут двадцать градусов – большая редкость! Настоящее лето – все купаться бегут!
– Еще не адаптировалась к здешней погоде, – буркнула Ольга и потянула Бориса к морю.
К морю, к молу, к простору!
Бог с ними, с этими странными людьми, с этими смутными воспоминаниями. Что-то такое в ней зашевелилось, но она противилась, не хотела. Сердце холодело от ужаса. Туда нельзя!
Но в покое ее не оставляли. На следующий день, когда она уселась перед зеркалом, положив на столик лист плотной французской бумаги (ей вздумалось нарисовать пастелью автопортрет), зазвонил мобильный.
Звонил Гриша Элькин. Голос был растерянный.
– Олечка, это вы?
Она не ответила, ожидая продолжения.
– Вы знаете, мне пришлось…
Гриша мялся, а при той степени бесцеремонности, которая была ему свойственна, это казалось очень странным.
– Олечка, мне пришлось… Меня просто вынудили дать ваш адрес…
– Кто вынудил?
Ольга облегченно рассмеялась. Ерунда какая-то! Кому она тут нужна? Ее и в Москве-то знают только профессионалы, никакой «народной молвы». Неужели тут нашлись поклонники?
– Нашлись почитатели моих картин? Или, может, покупатели?
Она говорила шутливым тоном. Глупая растерянность Гриши Элькина ей не нравилась. Не тот был типаж.
