Питер Гитерс - Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви
— Кис-кис! — позвал я.
Кот открыл глаза и, издав ворчливое «брррмяу», бросился в мои объятия.
Все оставшееся время люди излишне опекали Нортона и кудахтали над ним. Но он старался держаться поближе ко мне. Похоже, ему надоели приключения. Я заметил, что кот ласкается лишь к одной сотруднице отеля — очень привлекательной блондинке, работавшей за регистрационной стойкой. Когда я подошел забрать своего маленького возмутителя спокойствия, женщина улыбнулась сначала коту, а потом мне.
— Он ваш? — спросила она. — Такой милый!
Мне показалось, что Нортон подмигнул нам обоим.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КОТ, КОТОРЫЙ ОТПРАВИЛСЯ В ПАРИЖ
По сравнению с обычными котами Нортон первые годы, в том числе проведенные под моей опекой, вел весьма увлекательную жизнь. Его носили в кармане по Манхэттену. Он катался на такси, пароме и поезде. Покорял пляжи Файер-Айленда, снежные вершины Вермонта и антикварные магазины округа Бакс в Пенсильвании (не слишком богатая на события поездка, ели не считать того, что я купил красивую кленовую колыбель XVIII века, которая стала любимым местом Нортона, где ему так замечательно дремалось). Он также стал завсегдатаем моего офиса, проводя там хотя бы один день в неделю, а когда все привыкли к этому, даже начал посещать совещания по вопросу объемов продаж компании. В качестве корпоративного гостя кот побывал в Финиксе в Аризоне, Лагуна-Бич в Калифорнии, на Бермудах и во Флориде. Если поездка не превышала одного или двух часов перелета на самолете, я брал Нортона с собой независимо от того, как долго собирался там оставаться. Если же мне предстояло путешествие через всю страну или нечто подобное, что могло оказаться слишком тяжелым для кота испытанием (например, больше пяти часов без туалета), тогда я оставлял его дома, кроме тех случаев, когда намеревался отсутствовать пять или шесть дней.
До появления Нортона я мечтал о собаке, которую мог в один прекрасный день взять с собой во Францию. Французы обожают животных, они обращаются с ними намного лучше, чем с туристами. Даже в самые модные рестораны разрешено приходить с собаками, где те могут расположиться со всеми удобствами, пока их хозяева заняты обедом. В таких местах, как «Ямин», «Ребушон» или «Амброй», можно часто увидеть джентльменов в смокингах и светских леди в мехах, в то время как их пудели или таксы вольготно лежат под столом. Несколько лет назад французское издательство выпустило ресторанный путеводитель, оценив каждый ресторан в Париже по тому, как в них обращаются с собаками: чем их кормят, разрешают ли находиться без привязи, насколько дружелюбны официанты, когда от них требуется приласкать животных.
На самом деле мне никогда не приходило в голову взять с собой Нортона за границу. Я не знаю, с чем связано это упущение. Наверное, потому, что первые несколько лет, когда он появился у меня, я не так часто ездил в Европу.
Но однажды все изменилось. А началось с телефонного звонка Романа Полански.
— Питер, — произнес он со своим характерным акцентом, своеобразной смеси из польского бунтарства, французской интеллектуальности, английского фатовства, американского своенравия и еврейского дядюшки, — ты когда-нибудь видел Париж в Рождество?
Впервые мы встретились с Романом в 1982 году во время совместного труда над его автобиографией «Роман о Полански». Мы очень хорошо сработались и стали верными друзьями. Знаю, большую часть жизни Роман был окружен самыми противоречивыми слухами и спорами, но, признаюсь, сам я никогда не замечал в нем каких-либо скандальных качеств. Мы одинаково мыслили по множеству вопросов, обладали схожей любознательностью в сочетании с равной долей цинизма. Как друг, Роман оказался невероятно великодушным и щедрым, с отличным чувством юмора. Он рассказывает чудесные истории и больше всего любит посидеть в «Куполе», попивая шампанское, глотая устриц и обмениваясь хорошими шутками.
Я встречал множество очень умных людей, но Полански — единственный известный мне гений. Он говорит на двенадцати языках, обладает интересным складом характера, снял несколько самых утонченных и оригинальных фильмов современности и, помимо всего прочего, знаком примерно с миллионом длинноногих моделей по имени Сюзетта. Я рассказываю все это, чтобы вы поняли: Роман никогда не задаст такой вопрос, как «Ты когда-нибудь видел Париж в Рождество?», при этом ничего не задумав.
— Хм… нет, — ответил я.
— Он очень красивый. Очень. Падает снег, повсюду зажигаются огни. О, огни в Париже — великолепное зрелище. Оно заставляет тебя рыдать. А женщины… Питер, на Рождество сюда приезжает столько красивых женщин!
— Роман, могу я кое-что у тебя уточнить? — произнес я, находясь в своей нью-йоркской квартире.
— Все, что угодно.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Как ты смотришь на то, чтобы приехать на Рождество в Париж и помочь мне написать сценарий к новому фильму для Харрисона Форда?
У этого человека есть свой стиль, не правда ли?
Естественно, я не сразу дал себя уговорить. Я не какая-то там легкая добыча. Сказал, что мне потребуется по крайней мере четыре или пять секунд, чтобы собрать вещи и заказать билеты на самолет. На самом деле это заняло у меня немного больше времени. Не прошло и недели, как мы с Нортоном уже направлялись в Европу.
Многие считают, что поездка за границу вместе с животным — сплошная головная боль. Из-за проблем с карантином (он существует только в Англии), или излишних сложностей с оформлением поездки, или отсутствия условий для проживания питомцев в отеле. На самом деле нет ничего проще, чем перевезти кота на иностранное побережье — если вы делаете это правильно. Естественно, что в первый раз я сделал все не так.
Полански собирался в Амстердам на рекламу своего нового фильма. Пока я занимался своими — извините, нашими — организационными приготовлениями, он сказал:
— Питер, почему бы тебе не прилететь в Амстердам? Мы закатим отличный ужин, постараемся влипнуть в какие-нибудь неприятности, а на следующий день отправимся работать в Париж. Амстердам — прекрасное место, где можно прийти в себя после смены часовых поясов.
Звучит вполне разумно, не так ли? Во всяком случае, для меня. В результате первой остановкой Нортона в Европе — после часовой задержки в аэропорту Шарля де Голля — стал Амстердам.
Перед отъездом мне пришлось отвезти кота к ветеринару, чтобы Нортон получил свой кошачий паспорт. Процедура оказалась простой: врач сделал Нортону прививку, протер его уши ватной палочкой, проверил горло, после чего заполнил маленькую зеленую карточку, в которой говорилось, что Нортон Гитерс — порода «шотландская вислоухая», весом три с половиной килограмма, место рождения — Лос-Анджелес, место проживания — Нью-Йорк — здоров и может сменить континент на усмотрение своего владельца.
Перелет прошел без особых осложнений, за одним исключением. На счету Нортона уже было множество перелетов на различных американских авиалиниях. Из-за их бюрократизма я приучился строго придерживаться всех правил. Обычно я сажал Нортона в контейнер и оставлял его под сиденьем, осмеливаясь вытаскивать и сажать кота на колени лишь в случае, если бортпроводницы просили его показать, что случалось не так уж часто. Но на борту самолета «Эр Франс» Нортона встретили очень тепло, словно он заплатил полную стоимость билета. Бортпроводница обожала, когда на борту были домашние питомцы, поэтому сразу предложила вытащить кота из контейнерного заключения и устроить со всеми удобствами. Благодаря «Уорнер бразерс» мы летели первым классом, и с нами обращались по высшему разряду. Мне подали шампанское и икру, а Нортон получил маленькое блюдце копченой семги и миску молока. Когда настало время десерта, я упомянул, что Нортон питает слабость к шоколаду, и перед ним мгновенно появился шоколадный мусс. Персонал был так внимателен к моему попутчику, что я успокоился. Убаюканный расположившимся у меня на коленях довольным Нортоном, я настолько расслабился, что проспал два часа, которые мы провели над Атлантикой. Я бы проспал до самой Голландии, но меня разбудил бортпроводник мягким толчком в плечо. Когда я протер глаза и сориентировался, то понял, что кот пропал. Я взглянул вверх и увидел: бортпроводник держал Нортона за шкирку. В ужасе я схватил кота, посадил к себе на колени и принялся извиняться. Я был настолько запуган суровым отношением американских стюардесс, что расточал извинения целых пять минут, прежде чем до меня дошли слова доброго французского бортпроводника:
— Все в порядке. Мы не имеем ничего против. Он ходил прогуляться.
В конце концов я поверил, что стюард не сердится. Поэтому, набравшись смелости, я задал ему один мучивший меня вопрос:
— Куда он ходил?
В ответ тот неодобрительно сморщил нос. Очевидно, Нортон сделал нечто такое, что служащий находил отвратительным. Фактически, по французским стандартам, мой кот совершил грех.
