Катя Рубина - Все-все-все и Мураками
Телефон разрывался, звонил не переставая. Мне казалось, что я только прилегла, посмотрела на часы — уже десять. Побежала к трубке. Анжелка!
— Прошу тебя, приходи, я не знаю, что делать.
— Что случилось, Анжел?
— Витька.
— Что с ним?
— Приходи скорее!
Я моментально оделась, не умываясь, кинулась к ней.
Анжелка была в ужасном виде. Синяки под глазами, глаза красные. Видимо, не спала всю ночь.
— Анжел, что?
— У него белая горячка, это кошмар. Вчера весь день пил. Ночью выходил, купил еще бутылку. Я только заснула, слышу, у двери копо— шится. Я умоляла не ходить ночью в таком виде. Пустое. Видимо, уже по дороге полбутылки выпил, пришел в жопу, даже не пришел, приполз, у двери упал с этой бутылкой. Я схватила бутылку, в раковину остатки вылила. Он меня чуть не убил. Кидался как бешеный. Потом у входа в комнату свалился, я его еле до кровати дотащила. Уснул вроде бы. Я тоже прилегла. Забылась ненадолго. Потом он встал… — Анжелка заплакала, — выпил одеколон и пропитку для торта, у меня на кухне стояла в маленьком пузырьке. И тут началось! Орет, бегает по квартире. Кто-то его типа с кровати спихивает, книги, говорит, на ножках бегают. Его трясет всего. Я боюсь в его комнату заходить. Что делать, не знаю. Только что звонил Мураками, хотел зайти попрощаться. Я не могу, не хочу, чтобы он это видел. Договорились, что он через час перезвонит.
Я услышала, как из Витькиной комнаты раздался чудовищный вопль. Анжелку всю передернуло.
— Вот видишь, что творится? За что мне это все?
Мне стало страшно, но что-то надо было делать. Я собралась с духом и пошла в Витькину комнату. Вонь там стояла удушающая, вещи и книги валялись на полу, Витька — на кровати.
Я подошла. Он был черно-синего цвета. Лежал с закрытыми глазами. Я наклонилась над кроватью. В нос сильно ударил запах мочи и одеколона. Витька открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом.
— Ты за мной? — выдавил он заплетающимся языком.
— Витя, надо доктора вызвать. Ты как думаешь?
— Ты — Смерть?
— Это я, Вить, не узнаешь?
— Давай, быстрее забирай меня, терпеть больше не могу…
Он весь дрожал, бился. Зассанная простыня свисала с кровати. Наволочки на подушке не было. На минуту он вроде бы меня узнал — схватил за руку, пролепетал:
— Дай выпить, сейчас сдохну… Потом опять посмотрел отсутствующим взглядом, содрогнулся, громко и очень четко, каким-то высоким голосом почти пропел: Я готов, прозрачная Смерть, мочи нет уже. Лицо его, и без того страшное и черное, покрылось испариной.
Я погладила его по грязной голове. Спокойным голосом, хотя внутри у меня все клокотало, произнесла:
— Витя, тебе очень плохо, к тебе нужно доктора вызвать, ты согласен?
Он открыл глаза, напряженно посмотрел на меня:
— Ну?
— Мы сейчас доктора вызовем. Ты хочешь?
— Зови…
Дальше были слипшиеся слова вроде «молю-тебя»…
— Потерпи, Витя, сейчас.
Я вышла из комнаты. Анжелка на кухне разговаривала по телефону. Я села напротив нее, закурила. Она повесила трубку.
— Это Мураками. Договорились через сорок пять минут в кафе. Не могу я с ним не проститься.
— Конечно, Анжел, не волнуйся. Нам сейчас только надо вызвать врача, что-то сделать с Витькой. Ты иди, я подожду врача. У него вроде бы раньше так никогда не было?
— Так — не было.
Мы нашли какую-то рекламную газету и стали искать телефоны.
«Вывод из запоев, вызов врача на дом».
Я набрала первый попавшийся номер. Женщина задавала дежурные вопросы. Для нее эта ситуация, видимо, была рутинной. Работа у людей такая, ко всему привыкшие. Так часто бывает: то, что для одних — страх, ужас и безысходность, для других — в порядке вещей.
Она назвала сумму и сказала, что врач приедет через час.
Анжелка находилась в состоянии невменяемости и полной подавленности. Мы пошли в Витькину комнату. Он был в забытьи, стонал, крутился.
С большим трудом мы стащили его с кровати, переменили простыню. Меня чуть не стошнило при виде всех этих мерзостей и грязи. Уложили Витьку обратно, он не сопротивлялся. Анжелке надо было уходить. Она кое-как собралась и отправилась прощаться с Мураками. Я осталась. В Витькиной комнате было тихо.
Я сидела на кухне и курила. Задумалась как-то. Внезапно он нарисовался на пороге кухни. Его шатало, глаза были совершенно безумные.
— Если сейчас не выпью, мне хана… — прохрипел он.
— Потерпи, сейчас доктор придет, уже с минуты на минуту будет.
Руки у него дрожали, волосы стояли дыбом. Он начал шарить по кухонным шкафчикам, с полок падали пакеты, посуда.
— Вить, там нет ничего, пойдем, ляжешь.
Я это говорила, а у самой поджилки тряслись: мало ли что ему в таком состоянии в голову может прийти? Я налила ему в чашку немного чаю и сахар насыпала.
— Выпей.
Он взял чашку, сделал глоток, тут же его вырвало. Прямо на пол. Я взяла его за руку и повела в комнату.
— Давай, Вить, ложись.
Послушно лег. Я села на край кровати и взяла его за руку. Он застонал.
Внезапно он заговорил отрывисто, четко, обращаясь не ко мне, а как бы к большой аудитории:
— Река времени перестает быть прямолинейной. Она изгибается. Растягивается. Скручивается. И поскольку всякая кривая длиннее прямой. То временное расстояние между двумя событиями увеличивается. Искривленное время больше прямого. Мое время уже скрутилось. Я вижу тебя, Ангел смерти. Мне так плохо. Я хочу скорее присоединиться к тебе. И уйти. Ты говоришь: «Пора». Я готов…
После этого опять началось бессвязное бормотание.
Мне стало совсем не по себе. Время совсем не скручивалось, напротив, мне казалось, что оно растянулось до неимоверных размеров: может, прошел час, а может, и сутки.
Периодически Витька вскакивал с кровати, пытался выскочить из комнаты. Потом падал и погружался в забытье. Ко мне он обращался ис— ключительно как к ангелу смерти, а то и как к самой смерти. Это было ужасно. Мне начинало казаться, что я действительно не я, а какая-то посторонняя сущность. В один из тех моментов, когда Витька был в дреме, я взглянула на него, и мне показалось, что внутри него находится зеленый шар, так примерно в области живота. Внутри этого шара страдал маленький человечек. Этот человечек корчился от боли, прижимая маленькие ручки к голове, и беззвучно плакал. Смотреть на это было настолько страшно и болезненно, что я зажмурилась.
Когда я открыла глаза, человечка уже не было. Витька смотрел на меня с лютой злобой. Он начал шипеть как змея:
— Принес-с-с-си водки, иначе я тебя задуш-ш-ш-шу…
Я решила на всякий случай отступить на кухню. Закрыла дверь в комнату страха. Телефон не звонил, доктор не шел. Пустота, беспомощность сковали меня. Я начала думать: действительно, не сходить ли мне и не купить ли бутылку? Может, ему хоть чуток легче будет. Вот какое малодушие одолевает человека в критических ситуациях. Единственное, что останавливало меня, это то, что я боялась оставить его одного. Мало ли.
Наконец в дверь позвонили. Я рванула с надеждой. Это была врач.
Совсем молодая. Я с удивлением посмотрела на эту хрупкую девушку. Она сказала, что ей надо вымыть руки. Это внушило мне доверие. Мы направились к Витьке в комнату. Девушка подошла к кровати. Представилась Витьке: «Ольга Павловна Зюзикова — врач-нарколог. Очищаться будем?»
Витька сразу закивал: типа да, да, да!
Зюзикова вытащила из черной сумки два пузыря с резиновыми проводами. Повесила пузыри на шкаф у кровати. Все это произошло почти моментально. Уколола Витьку в вену и подключила всю эту бандуру.
— Сейчас, минут через пятнадцать, он начнет засыпать, — сказала она.
Витьке на глазах становилось легче. Цвет его лица изменился. Он улыбнулся Зюзиковой. И даже вялым голосом сделал ей комплимент: типа она очень симпатичная или что-то вроде того. Действительно, минут через пятнадцать он погрузился в спокойный сон.
Зюзикова четко знала свое дело. Она спросила, сколько дней пил и по скольку? Я точно не смогла ей ответить. Через час она ушла вместе с пузырьками и деньгами. Сказала, что Витька будет спать до завтра, что разбудить его будет практически невозможно, да это и не нужно.
Мне эта ситуация показалась просто фантастической. Как по мановению волшебной палочки или, скорее, при помощи волшебного эликсира можно, оказывается, быстро успокоить и усыпить совершенно невменяемое страшное чудовище! Я еще посидела на кухне, покурила. Все это на пустой желудок, так и себя к черту можно угробить. Пошла в Витькину комнату. Он спокойно спал. Я открыла форточку, в комнату ворвался свежий весенний воздух вместе с солнечными лучами и чириканьем птичек. Такая идиллическая картинка. Можно было бы ее назвать «После бури». С души просто камень свалился. Так как, по словам Зюзиковой, а она точно знала, что говорила, разбудить Витьку практически невозможно, я решила немного прибраться в комнате. Мне хотелось, чтобы к приходу Анжелки все было в порядке.
