Эльвира Барякина - Ж… замечательных людей
– Здесь у нас графская кухня, здесь повар, он варит обед. В открытую дверь вбегают собаки, рассаживаются вокруг повара… Все знают команду «сидеть»?
– Все…
– Отлично. Потом цирковые собаки показывают номера и требуют в награду собачьи консервы. Остальные сидят смирно для массовки. Понятно?
– Понятно…
Звуковики выставили микрофоны, включились юпитеры.
– Мотор!
Собачья свора ворвалась в кухню.
– Сидеть! Сидеть! – зашипели владельцы. Я помахала Ронскому рукой, и он сел вместе
с остальными. Но тут ему вспомнилось, что он давным-давно не мыл свои причиндалы.
– Стоп! Стоп! – заорал режиссер. – Это что?!
Ассистенты и звуковики давились смехом. Я подошла к Ронскому и схватила его за шкирку.
– Сядь по-нормальному, сукин сын!
Он поглядел на меня беспорочными глазами: «Пардон, зачесалось!»
– Мотор!
Все заново: собаки бегут, рассаживаются. На этот раз попу Ронского захотела понюхать сексапильная пуделица.
– Стоп! Это чья собака? Я выступила вперед.
– Моя.
– Уберите! Она всех отвлекает.
Фрэнк прошептал несколько слов на ухо режиссеру.
– Хм, сирота, говоришь? Давай его отдельной сценой.
Собак еще раз прогнали туда-сюда. Наконец нужное количество дублей было снято. Пу-делица показала сальто, бульдоги станцевали полечку.
– Где этот ваш… как его? – сказал режиссер.
Я поставила Ронского под юпитеры.
– Ну, можешь показать сиротку?
При виде конфетки, глаза Ронского наполнились слезами, губы задрожали, а лапки потянулись за милостыней.
– Класс! Еще раз прогоняем. Мотор!
И на этот раз все пошло чудесно: Ронский подбежал к Зэку, сделал «сиротку» и получил миску с консервами.
– Круто! – шепнул режиссер и выставил сжатый кулак.
Он не знал, что это наша команда «чтоб ты сдох!» Ронский выронил из пасти корм, упал на спину и захрипел.
– Отравился, – констатировал Зэк.
Режиссер сказал, что Ронский вряд ли попадет на экран.
– Да ладно, не расстраивайся! – утешал меня Зэк. – Пошли лучше обмывать дебют.
Я смотрела на него и не могла понять, чего он хочет. Я ведь «больная мозоль»: какой смысл надавливать на нее? И все равно пошла с ним – не смогла отказаться.
Я бросила машину на стоянке и мы отправились в кабак. Если бы Пол узнал об этом, он бы меня прибил. Вернее, развернулся и ушел.
У всего есть свое объяснение. Я пошла пьянствовать с Зэком по двум причинам. Во-первых, нам нужно было превратить «почему» в «потому что». А во-вторых… ну ведь приятно, когда за тобой ухлестывают красавцы!
В баре было душно и весело. Пианист бренчал хиты 1980-х, общество с энтузиазмом подпевало, а мы с Зэком сидели в углу и сражались на зубочистках. Я победила и потребовала исполнять желание.
Зэк погладил мою коленку под столом.
– Это?
– Сейчас по мозгам получишь! – рявкнула я.
Зэк справедливо полагал, что мало кто в больном уме и нетрезвой памяти может устоять перед ним. Пришлось срочно припоминать его грехи.
– Я вообще-то тебя ненавижу. Ты трусливый, неблагодарный шантажист, пьяница и мелкий уголовник…
Зэк слушал меня, подперев щеку рукой.
– Ты такая смешная – пытаешься разгневаться, только не помнишь, как это делается…
– Еще как помню!
– Мардж, не разводись со мной! Я аж поперхнулась.
– Это еще почему?
– Да не нужен тебе этот адвокат! Он правильный и скучный, а за мной вся полиция графства гонялась. Обо мне интересно думать.
В этом весь Зэк. Он не понимает, что мы с ним слишком похожи, чтобы быть счастливыми вместе. И ему, и мне хочется прислониться к кому-нибудь сильному и взрослому, кто будет решать наши проблемы и подтирать наши сопли. А мы в ответ обещаем его забавлять.
– Зэк, у нас с тобой ничего не получится.
– Почему?
– Потому что мы – как две левых туфли: одинаковые, но непарные.
Зэк смотрел на меня исподлобья.
– Тогда давай нажремся.
Сесть за руль я не решилась и мы вызвали такси. Я упала на заднее сиденье.
– Ты сейчас куда? – спросил Зэк.
– К Полу. До меня дольше ехать.
– Ну тогда сначала завезем тебя, а потом меня.
Внезапно Зэк хлопнул себя по лбу.
– Ой, блин! Подожди, я сейчас!
– Что-то случилось? – осведомился шофер. Я пожала плечами.
– Наверное, с барменом не расплатился. Через пять минут Зэк снова сидел в машине – разгоряченный, как после битвы.
– Этот мудак забился под стойку и не желал выходить. Я ему: «Иди сюда, я тебе кое-что дам!» А он огрызается, сволочь. Как будто это мне, а не ему надо.
Лицо таксиста надо было видеть. Он не заметил, что Зэк притащил завернутого в куртку Ронского, которого я забыла в баре.
В два часа ночи такси подвез нас к крыльцу.
– Слушай, а можно мне в туалет? – шепотом спросил Зэк. – Я просто уписываюсь.
– А такси?
– Подождет.
– Ну, иди.
Мы поднялись на лифте и вошли в квартиру.
– Туалет – прямо и направо.
Я смотрела на себя в зеркало: глаза, как у блудливой кошки. А вдруг Зэк начнет ко мне приставать? Ой, нет! На фиг, на фиг!
Зэк вышел из туалета – волосы взъерошены, ворот перекосился… И тут случилось страшное.
Дверь в спальню приоткрылась и на пороге появился Папа Жао.
– Это кто?
Зэк заржал. Не помня себя, я вытолкала его в коридор.
– Иди отсюда! Хлопнула дверь.
– Он пописать хотел! – только и смогла произнести я.
– Жао? – раздался из комнаты встревоженный голос, и в дверную щелку выглянула женщина.
Я уперла руки в бока.
– Ну-ка пойдем выйдем.
Жао зашел вместе со мной в кабинет Пола. Я думала его смутить – как же!
– Пока хозяина нет, вы по мужикам таскаетесь? – возмущенно прошипел он.
– Пока хозяина нет, ты в его квартиру своих баб водишь?
Мы долго стыдили друг друга и стращали последствиями, потом все-таки договорились, что будем молчать в тряпочку.
Я сунула Папе Жао двадцатку.
– Иди, скажи своей даме, чтобы ехала домой. Боже, боже… Знал бы Пол…
– Чаю хотите? – проворчал Папа Жао, вернувшись.
– Давай. А ты что ж, врал своей тетке, что это все твое?
– Ну…
– Жао, ты негодяй.
– Да ведь вы тоже хороши. М-да… Хороша.
Все, беру себя в руки и бросаю курить. Это будет моя искупительная жертва. Приедет Пол, понюхает меня – а я пахну, как чайная роза. Он так обрадуется, что забудет обидеться, если Жао расскажет ему про Зэка.
Осталось придумать, как осуществить задуманное.
Вечером:
Опять начиталась книг по психологии.
Бросить курить, похудеть на 20 кило, выучить язык – такие задачи кажутся неприподъ-емными. Поэтому их надо разбить на маленькие цели, которые можно достичь за один день. Если задача – не курить до вечера, то это вполне достижимо. Самое классное – ты постоянно чувствуешь себя успешным человеком, говоришь себе «я могу» и действительно можешь.
Великий шелковый путь – это пять тысяч миль пешком. Люди преодолевали его, потому что шли не от Китая к Средиземному морю, а от привала до привала.
Зэк не звонил и ничего не писал. Ура!
ПРАВДА
18 июня 2007 г.
Оказывается, мы с Папой Жао не одиноки в своих пороках.
Леля задержалась в церкви дольше обычного: дамы-благотворительницы собирали гуманитарную помощь для дома престарелых в России. Одна из патронесс заглянула в Лелину коробку и нашла там непарную варежку.
– А где вторая? Вы, милочка, что, благотворительностью занимаетесь или домашний хлам выкидываете?
Но Лелю не так легко было смутить.
– В доме престарелых полно инвалидов! Эта варежка для однорукого человека!
Спорили и мерялись добродетелью до одиннадцати ночи.
Вернувшись с войны, Леля поужинала и отправилась умываться. Колька уже спал; у Джоша было тихо – наверное, как всегда, за компьютером торчал.
Смыть глаза, влезть в халат… На макушку – пять бигуди, чтобы завтра на человека быть похожей.
Леля открыла дверь в коридор… и остолбенела. Из комнаты Джоша выходила проститутка! На ней было то ли короткое платье, то ли мужская майка – в темноте Леля не разобрала.
– Это кто… – ослабевшим голосом произнесла она.
Девица юркнула назад, и из детской послышался сдавленный хохот.
Потерянная, ошалевшая, Леля добралась до кухни и съела таблетку.
«Зачем он ее привел?!»
Она ждала, что Джош сейчас выйдет и объяснится с матерью, но прошел целый час, прежде чем ребенок явился на доклад.
– Кто эта женщина? – трепеща, спросила Леля.
Джош налил себе воды. По лицу его гуляла счастливая улыбка.
– Мам, да это не женщина, это Белла. Помнишь, я тебе рассказывал о Кевине, режиссере? Это его дочь.
Леля схватилась за сердце.
– Да как же… Да ты видел, в чем она ходит?! В таком платье только на панель…
Рассмеявшись, Джош сказал, что Белла на самом деле – правильная девушка. Срамное платье она надела под костюм вместо блузки. Сходила на работу, а потом юбку с пиджаком сняла.