Владимир Романовский - Богатая белая стерва
Я посмотрел вверх и увидел бутылку с холодной свежей родниковой водой надо мной.
От дам не осталось следа. Я помылся, чувствуя себя несчастным. Голова кружилась. Начинался рассвет. Сделав умственное усилие, я спросил, что сталось с девочками. Джульен объяснил что-то насчет взятия такси после того, как одна из девочек вспомнила, что дома плачут дети.
Я говорю — Я серьезно спрашиваю.
Он говорит — Почувствуешь ли ты себя счастливым если я скажу тебе, что я перерезал им обеим горло и закопал их под Пуласки Скайуэй в двух милях отсюда?
Я говорю — Нет.
Он говорит — Тогда я не буду тебе этого говорить.
Он схватил свой пиджак и кинул мне мой.
На пути к тоннелю я спросил, Слушай, Джульен, а зачем ты начал писать стихи?
Некоторое время он молчал. В конце концов он объяснил мне все. Он сказал, что он не очень уверен, но основная идея была и есть — оставить след. Он пытался получить диплом по физике, именно в этой связи. Он рассчитывал взорвать планету, как только он откроет нужное для такой акции средство. Но вскоре он сообразил, что уничтожение планеты оставит след, который никто не увидит, и которым никто не сможет полюбоваться, за исключением Создателя, которому такие вещи, судя по всему, не по вкусу. Поэтому он решил, что сделает что-нибудь хорошее для всех этих сволочей, называющих себя человечеством, чтобы, типа, добавить им в жизнь света… украсить их бессмысленное существование хорошим страстным стихом.
V.Он высадил меня возле Вашингтон Сквера в восемь утра. Домой идти не хотелось. Я прошелся по скверу — это обычно улучшает мне настроение — посмотрел на шахматистов в юго-западном углу, где неприглядного вида расхлюстанные мастера завлекали дураков-туристов сыграть партию на деньги, поговорил со знакомым продавцом наркотиков, прошел дважды под Триумфальной Аркой, посидел на скамейке и понаблюдал за голубями, как некогда раздраженный престарелый Николай Тесла. День обещал быть солнечным и мягким. Благородная архитектура по периметру сквера меня успокоила. Студенты и профессура из университета напротив сновали туда-сюда, некоторые из них покупали у моего продавца марихуану. Какой-то автор голливудских сценариев посидел на моей скамейке минут десять, истерично быстро проверяя сценарий, внося коррективы и оглядываясь через плечо. В кино я не часто хожу, но, бросая время от времени незаметный взгляд на его страницы, я нашел, что сценарий его не блещет убийственной оригинальностью. Не люблю конформистов. Коп, которого я знал с детства, прошел мимо, и мы поздоровались вежливо. Нищий попросил у меня мелочь. У меня ничего с собой не было. Мой отец остановился у моей скамейки, сказав, что идет в любимое кафе на Шестой Авеню. Толстая но оптимистично настроенная дама в несочетающейся одежде — профессор Общественных Наук на пенсии — прошла мимо, ведя на старомодном поводке бесполезную маленькую мохнатую собаку. Показались первые туристы, в основном японцы.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. АВИ ФИНКЕЛСТАЙН ПРОТИВ МИРА
Роберт Кинг, намеревавшийся в скором времени стать Специальным Агентом, Управляющим Многими, был долговязый сорокалетний мужчина с буйной смесью африканских и кавказоидных черт, внимательными глазами, длинными пальцами и умением при любых обстоятельствах сохранять серьезное выражение лица. Он создавал специальные группы, имел свой кабинет с письменным столом, и раз от разу выходил в люди, притворяясь обычным полевым агентом. Многие считали нью-йоркский офис самым противным назначением, но не Кинг. Роберт Кинг действительно любил этот город.
Он был хорошо образован, любил Шуманна и Доницетти, содержал в максимально приличном виде холостяцкую квартиру на Верхнем Вест Сайде, и предпочитал утонченную кухню той простой еде, которую так любят полевые агенты, считая, что их жизнь и так достаточно сложна, без дополнительных «снобистских глупостей». Роберт Кинг носил обычный деловой костюм на работу, но в быту любил одежду более элегантного покроя. Также, он был, по мнению его подчиненных, ужасный зануда, поскольку настаивал на безупречном учете деталей.
— Да, Билл, — сказал он светловолосому молодцеватому агенту, стоящему перед ним и смотрящему уныло на окно кабинета. — Я понимаю, ты тяжело работал последнее время. Однако я ведь специально тебя попросил найти мне опытного человека с мозгами, а ты мне тут рекомендуешь какого-то свихнувшегося почтальона.
— Он не почтальон, — сказал Билл несчастным голосом.
— Да, действительно, он работает в Фед Экс. Но, видишь ли, квалификация его нам не подходит.
— Вот что, начальник, почему бы вам…
— Я тебя очень напрягаю, Билл?
— Не нужно быть великим ученым, чтобы задержать двух тупых грабителей из Аризоны.
— Позволь судить об этом мне, Билл. Нужно, не нужно — мы имеем дело с группой.
— Я понимаю, что там группа, босс. Если я проявил неуважение, я не хотел — простите. Правда. Парень доставит мне всю нужную информацию, и мы возьмем всю группу. Обещаю.
— Понимаю. И все-таки пойди и найди кого-нибудь с мозгами. Лично меня ублажи, что тебе стоит.
— Хорошо.
Билл, вздохнув, ушел.
Инспектор Кинг выключил компьютер. Время было идти домой.
— Не нужно быть великим ученым, — сказал он медленно и раздельно.
Нет, не нужно быть ученым. Времена беспечных ограблений банков и изобретательных беглецов прошли. Агентства по поддержанию порядка везде и всюду преуспевали, это точно. Сети их в несколько слоев опутывали планету. Когда необходимо было кого-то выследить и арестовать, его выслеживали и арестовывали. Бежать было некуда, и риска для агентов не было почти никакого. Талантливые преступники с воображением перестали существовать. Сегодняшний преступник был плохо воспитанный, необразованный, распущенный дурак, которого недосмотрели родители и школа, позволяя ему делать все, что он хотел, и который в связи с этим считал, что мир ему должен. Он носил нож или пистолет, и был порой очень опасен для гражданских, но изолировать его не было делом трудным.
Иными словами, жизнь текла себе, мирная и тихая. А может и нет. Может и не очень мирная, и совершенно точно не тихая, но шум и беспокойство получались в основном скучные. Приключенческий элемент исчез.
Инспектор Кинг надел плащ и вышел из кабинета. Вызвав лифт, он начал было составлять планы на вечер когда Билл выбежал вдруг из поперечного коридора с широко открытыми глазами.
— Вам следует на это посмотреть, босс, — сказал он, протягивая Роберту папку.
— Завтра.
— Очень срочно.
Роберт взял папку и мрачно глянул на Билла. Билл был хороший парень, в каком то смысле протеже самого Роберта, но иногда его присутствие раздражало. Роберт следил, чтобы Билла продвигали и давали ему прибавку. Билл был благодарен и выказывал уважение, и все таки…
Посмотрев на первую страницу, Роберт ухмыльнулся, потом улыбнулся, а затем рассмеялся.
— Хорошо, — сказал он. — Положим это мне в стол. Идешь?
В сопровождении Билла он возвратился в кабинет, открыл ящик стола, бросил в него папку, и запер ящик на ключ.
Билл вытаращился.
— Э… ну…
— Пойдем поразвлекаемся, — сказал Роберт. — Выпьешь?
— А что насчет папки?
— Что ты имеешь в виду?
— Мы… вы… будем что-то делать с ней?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
Возникла пауза. Роберт все еще улыбался.
— Ну хорошо, — сказал Билл устало. — Но почему нет? Ну, пусть я дурак. Но объясните.
Роберт поморщился.
— Ты очень молод, Билл.
— Да, и наивен. Знаю. Пожалуйста скажите мне почему мы не должны прямо сейчас пойти и арестовать его.
— Арестовать? А какие против него имеются обвинения, позволь узнать?
Роберт облокотился о край стола и посмотрел на Билла иронически.
— Обвинения?
— Нужны же какие-то причины, не так ли? За что мы будем его арестовывать?
— За что?… Ну… — Билл нахмурился. — Ну… За все.
— За Троянскую Войну, например?
— За то, что он сделал.
— А что он сделал, Билл?
— Сбежал из тюрьмы.
— Не наша юрисдикция, Билл. Не та контора.
— Он с тех пор пересек несколько штатных границ.
— Нам придется в таком случае арестовать полстраны. Эти бесхозные сволочи каждый день это проделывают. Нет чтобы сидеть на месте! Это, конечно, возмутительно, но, увы, не противоречит никаким законам.
— Он убил Франка Гоби.
— Он сделал нам одолжение. Франка нужно было взять, а то и убить, давным-давно.
— Он убил его.
— Ты знаешь, сколько человек убил Франк Гоби?
— Он сейчас в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке сейчас девять миллионов душ, плюс два миллиона приезжих. Пойдем их всех арестуем?
— Инцидент в Сентрал Парке — это его работа. Я знаю, что он там был. Вы тоже знаете.
